Пробуждение Силы. Том II (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич. Страница 41

— Сынок, — между двух домов к нему подбегает мужчина и хватает ребёнка на руки. — Простите его, он вам ничего худого не сделал!

— Так если ничего не сделал, зачем тогда извиняться? — уточняю с лёгким недоумением.

— Вы разве не из клана Алой Сакуры? — отец ребёнка проходится по мне удивлённым взглядом.

— Нет, — качаю головой. — Я всего лишь путник. Расскажи, что случилось возле ворот? Да и вообще, как обстоят дела в деревне?

— А то ты сам не видишь! — не сдержавшись, взрывается мужчина. — Господин со своими душегубами… Они убили Зетта и Цура. За что дерзили или иначе как-то оскорбили⁈ — на его лице играют желваки. — Нет! За то, что вода оказалась недостаточно холодной, — опомнившись, он прячет ребёнка за спину. — Я думал, что вас послали разобраться с нами. Наша деревушка столь мала, что никто и не заметит её исчезновения. Наши жизни ничего не стоят… Наши смерти ничего не изменят… Два покойника или пятьдесят, для них нет никакой разницы.

Так и беседую с ним, а также ещё парой жителей, которые не испугались подойти ко мне. По ним видно, что я вызываю у них трепет. Говорят осторожно, но крепких слов в адрес Красной Сакуры сдержать не могут. Похоже, некоторые из них дошли до черты, за которой цепляться за жизнь уже нет смысла.

Живут они бедно. Терять особо нечего, а местному клану и причина не нужна, чтобы учинить очередное зверство. Косой взгляд, неуместно сказанное слово, да что угодно вызывает господский гнев. Нередко доходит до смерти.

Покидаю деревушку с надеждой, что у них всё наладится, а я постараюсь этому помочь. Ведь если убрать больную овцу, у стада появится шанс.

За холмом, что попадается на пути, разворачивается широкая равнина. Бесконечные серые просторы сливаются с горизонтом. Необъятная пустота и… свобода. Есть в этом зрелище своя дикая красота.

Поля стелятся бурыми гигантскими плитками. Крестьяне в степях выращивают стойкие к пыльным бурям хозяйственные культуры. Пасутся небольшие стада, поедая серо-жёлтую степную пшеницу.

По дороге встречаю несколько пышных деревьев в полтора моих роста — Алые Сливы, чьи ветви пригибают к земле налитые соком спелые плоды. В легенде говорилось и о них. Ещё одно порождение Кровавой Сакуры, способное покинуть лес. Эти фрукты не так могущественны, как Кровавая Вишня. Ки в себе не фокусируют, но позволяют быстро восстановить потраченные силы, утолить жажду и голод.

Вода в этих краях встречается редко. Одиноким ручейкам приходится бороться за выживание с бурями и палящим солнцем. Поэтому и растениям нужно быть особенно стойкими с длинными корнями, уходящими до залегающих на глубине артезианских вод.

Грунтовую дорогу накрывает каменная, мощённая грубыми неровными плитами. Деревушек становится больше, но их я обхожу стороной. Всё равно говорят там одно и тоже, а чем ближе к городу, тем больше вероятность, что здесь есть шпионы из клана или добровольные осведомители. Вообще стараюсь избегать лишних встреч, насколько это возможно в открытой степи. Моя гигантская фигура легко привлекает к себе внимание.

К вечеру следующего дня меня встречает один из клановых прихвостней. Его, как и меня, заметно издали. В степи не так уж много укромных мест. Это я проверил лично, когда вставал на ночлег. Да он и не пытается скрываться, а словно сам призывает к сражению, взобравшись на холм.

Выжженное солнцем лицо подобно степной земле. Сухое и безрадостное. Обветренные губы и взъерошенные тёмные волосы. Глаза на выкате, как у той рыбы. Я запомнил его. Зовут Лим. Догонял пленников и в битве не участвовал.

— Обезьяна так далеко убежала от своего леса? Не страшно? — хорохорится он и пытается походить на своего господина даже словами. — Впрочем, не важно, какое ты животное. Станешь ступенькой для моего роста и кормом для нашей степи.

Он сжимает кулаки, занимая боевую стойку, и по его телу пробегает дрожь. Явно сам не верит, что сможет одолеть меня, но что-то заставляет его так рисковать. Неужели обещание плодов Кровавой Сакуры так затмевает его рассудок? Или же страх господского наказания? Небось, Валкор свалил собственное поражение на него и велел принести мою голову, иначе Лим лишится своей.

— Не хочется даже руки марать о такую шваль, как ты. Однако же придётся, иначе вы продолжите изводить невинных людей, — я разминаю кулаки, долгой беседы не будет.

— Невинных? — взмахнув рукой, противник закручивается вокруг себя камни. — Это смерды, идиот. Их участь — страдать и пахать, пахать и страдать! Своей никчёмностью они подписали себе смертный приговор! Теперь подохнут от голода, ведь свой урожай сами и просра…

Закончить он не успевает. Миг. И уже катится кубарем по земле от моего удара. Кулак с хрустом вонзился ему в грудь, вызвав болезненный вскрик. Лим сразу же вскакивает, выдёргивая из-за пазухи охапку свитков. Его Ки сжигает пергамент, и в воздухе загорается несколько печатей.

Забавно. До этого не встречал тех, кто действительно использует эти одноразовые техники, положенные на бумагу.

Лёгкий Шаг ускоряет, превращая мой рывок в единое скользящее движение. Навстречу мне вздымается каменный вал. Разгоняюсь и тараном прошибаю эти стены. Их к тому же украшают шипы, вылезающие со всех сторон, но мне они навредить не могут. Крепче Камня стойко выдерживает давление.

Ломаю стену за стеной, создавая горы крупных обломков и мелкого щебня. Чужая аура мечется неподалёку, постоянно смещаясь в попытках уклониться от моей атаки.

Шиш тебе.

Выныриваю из вороха каменных осколков, как рыба из воды. Оплетающий Побег опутывает ноги врага, мешая бежать. Мои кулаки точно находят его слабые места — акупунктурные точки. Барабанным ритмом нарастают удары, и его мотыляет из стороны в сторону. Однако корни не дают ему упасть.

Ядро силы, расположенное в груди, трещит под моим напором. Врага охватывает зеленоватый свет, и он стрелой отлетает прочь. Помогает себе встать с помощью выстреливших из земли каменных столбов, но выглядит уже крайне паршиво.

Ноги Лима подкашиваются. Распахнутая одежда обнажает ушибленное тело: по бокам расцветают тёмные кровоподтёки, на сломанных рёбрах запеклась густая алая корка. Лицо опухло и неузнаваемо: глаз заплыл, разбитая бровь заливает его юшкой, нос свёрнут набок.

Тяжело дыша и харкая яркой слюной, он ещё пытается держать оборону, но конечности бойца предательски дрожат и не слушаются. Пошатнувшись, он опирается о столб и тихо поскуливает от боли. Движения его потеряли былую резкость, превратившись в жалкую возню изувеченного зверя.

Гробница! — кричит он, широко расставив руки.

Земля открывает свою чёрную пасть под моими ногами, вот только меня там уже нет. Лёгким Шагом смещаюсь вплотную к врагу, и его рёбрам вновь приходится отвечать за длинный язык своего господина.

Оплетающий Побег разрастается мелким кустарником. Лим так легко попадает в мою ловушку, что становится очевидно, он привык издеваться на безропотными крестьянами, а не отстаивать жизнь в поединке.

Не в силах выбраться из терновника адепт пытается контратаковать, но куда там. Тело душегуба дёргается под шквалом моих ударов. Кастеты сминают кости и плоть, и вот осколок ребра пронзает его чёрствое сердце, заставив воина безмолвно осесть посреди шипастого кустарника.

Его смерть меня не трогает. Коли жил без жалости к окружающим, не плачь, когда и тебя не пощадят.

Время едва поспевает за моими ногами. На пятый день на берегу пересохшей речки замечаю небольшой город. Вокруг него тянется добротная высокая стена. Смотровых башен восемь, по две с каждой стороны. В северной части возвышается небольшая мрачная пагода. Вот значит, где находится клановый дворец.

В город мне удаётся пробраться под покровом ночи. По улицам шатается скверно экипированная стража. Доспехи сильно потрёпаны, оружие проржавело. Да тут проблемы не только с деньгами, но и с дисциплиной. Какой воин не станет следить за собственной бронёй и клинком? Только тот, что давно обленился, гоняя беззащитных крестьян, и не знает регулярных тренировок.