На веки вечные - Андерсон Кэтрин. Страница 4

Он ощущал себя так, словно был жертвой дорожной аварии и его поместили на вертикальную растяжку, — столько он нес пластиковых пакетов. Как это женщины справляются, он никогда не мог понять: на ходу дают указания детям, везут в колясках грудняшек и при этом умудряются не уронить покупки.

Издали Каскадные горы выглядели почти розовыми и их возвышающиеся над зелеными предгорьями округлые вершины казались политыми брусничным вареньем. Ветерок проносился по лощинам и оврагам и шумел в ветвях высоких сосен, окаймляющих ранчо в сорок акров.

Хит услышал доносившееся с полей мычание скота и немного успокоился. Он глубоко вздохнул. Дома! После тяжелого дня чудесные запахи хвои и травы всегда взбадривали его. Лучше, чем глоток хорошего виски.

Перед домом шелестел свежей листвой высокий дуб и отбрасывал на крышу причудливый рисунок из света и тени. Поднимаясь на увитую растениями веранду, Хит старался не замечать облупившуюся краску на перилах и сорняки, забившие газон чуть не по колено.

Он остановился на заднем крыльце и прислушался к жуткому гомону, который подняли у амбара цыплята, — такому, что разбудил бы мертвеца в соседнем округе. Хит обернулся, чтобы посмотреть, в чем дело, и успел заметить, как врассыпную кинулись неуклюжие несушки, а за ними по пятам в вихре рыжих перьев несся Голиаф.

— Голиаф! Черт побери, прекрати!

Но из-за птичьей какофонии ротвейлер не услышал хозяина и весело продолжал игру. Отметины цвета красного дерева на его лапах сливались в сплошное пятно, когда он метался то в одну сторону, то в другую. Хит пронзительно свистнул и только так сумел прекратить беспорядок.

Черная шкура собаки лоснилась на солнце. Ротвейлер радостно завилял от возбуждения бесхвостым крестцом. Но когда пес кинулся вприпрыжку к крыльцу, его морда выражала самое искреннее чувство вины.

— Лучше ничего не придумал? — ласково упрекнул его Хит. — Ну что мне с тобой делать? — Но, увидев на вечно слюнявом подбородке Голиафа прилипшие рыжие перья, чуть не рассердился. — Черт побери, еще одна несушка облысела на заднице! Будешь продолжать, приятель, — останемся без омлетов. Укушенную курицу ни за что не заставить нестись.

С вывалившимся из пасти языком Голиаф с размаху шлепнулся на траву у ступеней. Он явно был доволен своими подвигами. И Хит широко улыбнулся. В конце концов ни одна птица серьезно не пострадала. Голиаф жаждал охотничьего азарта. Шериф не мог его за это осуждать. Из-за несчастного случая девять месяцев назад этой служебной собаке пришлось преждевременно выйти в отставку, и теперь ее единственным развлечением было устраивать кутерьму, гоняясь за курицами.

Хит задумчиво покачал головой. Голиаф бесчисленное количество раз спасал его шкуру, и шериф хотел, чтобы пес счастливо провел свои золотые годы. Но вместо этого несчастное животное сходило с ума от скуки.

— Я брал тебя вчера в управление. И позавчера тоже. Скажи на милость, что еще я могу сделать?

Голиаф изучающе смотрел на него карими глазами.

— С переломом бедра и имплантированной костью ты не можешь служить в полиции. Просто как дважды два. Пора понять, напарник, работать ты больше не будешь.

Хит еще говорил, а Голиаф повел ухом, и в его глазах появилась тоска. Теплый вечерний ветерок принес отдаленные звуки детского голоса. И поскольку поблизости находился только один дом, Хит понял, что это ребенок новой соседки — светловолосая девочка, которую он мельком заметил, когда проходил мимо.

Голиаф заскулил и рывком сел. Хит вздохнул, понимая, что пес отдал бы обе задние лапы и все, что осталось от хвоста, только бы броситься туда и порезвиться. Если ротвейлер и любил что-нибудь больше полицейской работы, так это игры с детьми.

— Обещай вести себя прилично и не злоупотреблять гостеприимством, — Хит посмотрел на часы. — Только на час. Усек? К семи твой шелудивый зад должен быть здесь, иначе я влеплю по нему двенадцать горяченьких.

Больше шериф ничего не успел произнести — пес сорвался с места и бросился во всю прыть. На крестце мелькнула рыжевато-коричневая отметина, и он скрылся за углом дома.

Отпирая дверь, Хит старался не думать о своей клятве держаться подальше от новых соседей. Старый пердун Зек Гантрум, чьи владения располагались рядом, был никчемным хозяином и совсем запустил дом. Трубы проржавели, проводка попортилась, полы прогнили. Все, кто арендовал это чертово место, неминуемо потом об этом жалели. И постоянно звали Хита в роли мистера мастерового. Естественно, всегда по ночам. Ведь водопровод почему-то не прорывает днем. И Хит решил, что единственный способ мирно жить с соседями — держаться от них как можно дальше.

Он вошел на кухню, и в лицо ударил запах чеснока — неприятное воспоминание о французском хлебе, который сжег прошлым вечером. Хит поставил покупки на разделочный стол, извлек из кучи пакетов упаковку из шести бутылок «Рыжего пса». Снял пробку с длинного горлышка и швырнул ее в мусорную корзину. Перед глазами моментально возникла картина длинных одиноких вечеров у телевизора.

Попивая пиво, Хит снял свою широкополую шляпу и бросил на вешалку, но… промазал. Шляпа пролетела мимо крючка. Хит вытаращил глаза: он не промахивался полгода. Правда, у шерифа и не выдавалось такого паршивого дня, как сегодня.

Подняв шляпу и медленно расправляя тулью, он убеждал себя в том, что все утрясется. Вот сейчас выключит телефон и засунет пейджер под подушку дивана: после того как поужинает и накормит скотину, ничто не должно вывести его из горизонтального положения. Минутой позже Хит уже читал инструкцию о том, как приготовить макароны с сыром — таково было его представление о высоком кулинарном искусстве.

И в это время зазвонил телефон.

Шериф чертыхнулся, испытывая огромное желание стукнуть себя по лбу за то, что все-таки забыл выключить проклятый аппарат, и приказал себе: «Не обращай внимания!» Тихо насвистывая, он достал из холодильника молоко и маргарин. Настырный телефон не умолкал. Хит засвистел громче. «Мое дежурство окончено. Теперь, если что не так, пусть разбираются сотрудники управления». Довольный собой, он сделал очередной глоток пива.

Звонки не прекращались.

Почему этот надоедливый телефон сводит его с ума? У него нет ни жены, ни детей. Братьев и сестер тоже нет. Один отец. Но Хит не видел его девятнадцать лет и перезванивался с ним очень редко. Сто процентов, что звонят из управления; в худшем случае — репортер. А уставший шериф сегодня хотел одного — тишины и покоя. Не желал слушать о петиции по поводу его отзыва. Не желал давать никаких интервью о том, как он работает с подростками. Неужели нельзя хоть на несколько часов оставить его в покое?

Тяжело вздохнув и испытывая к себе отвращение, Хит перегнулся через груду нераспакованных продуктовых пакетов и поднял трубку.

— Да?

— Шериф Мастерс?

Голос женщины был взвинченным, на грани истерики; где-то рядом плакал ребенок.

— О Боже! Вы должны сюда прийти! Быстрее!

Хит привык к странным звонкам. Многие из них начинались именно таким образом: неизвестный на другом конце провода твердил что-то несуразное.

— Успокойтесь, мэм, — попросил Хит, а сам подумал: «Без сомнения, домашняя свара. Пьяный муж, сукин сын, избивает ребенка». — Чтобы вам помочь, я должен знать вашу фамилию и адрес.

— Пожалуйста, скорее! Он сбесился. О Боже, он ее убьет! Скорее! Скорее!

Прежде чем Хит успел задать следующий вопрос, абонент разъединился. Странные телефонные звонки были обычным делом для шерифа, но этот переплюнул все остальные: ни фамилии, ни адреса. В конце концов он не ясновидящий. Хит повесил трубку. Проклятие!

Пастух накачался дешевым виски и теперь кочевряжится.

И как это женщины живут с такими людьми? Особенно если от скандалов страдают дети. Не дай Бог, и вправду убьет. Хоть бы фамилию сообщила. Он бы тогда мог узнать ее адрес. Мысль о том, что здоровенный детина лупит почем зря свою маленькую дочь, совсем испортила и без того неважное настроение. Нужно поставить на линию определитель номеров. Хит снова углубился в чтение рецепта.