Пусть дерутся другие (СИ) - Булаев Вадим. Страница 30

— Ага, — поддакнул я, припоминая лекцию До-До. — Так и есть. В оранжевом блоке сидит?

— Откуда такие познания? — ответила вопросом на вопрос Рона.

— Тоже сидел. Мне пятнадцать впаяли.

— Но Арти там, а ты тут.

Она даже не пыталась скрыть упрёк в этом уточнении. Спасибо, хоть не обвиняет во всех грехах. Или ещё рано?

— Меня обменяли.

— Неожиданно. Присаживайся, — мне широким жестом указали на диван и два кресла, предоставляя самому определиться, где удобней.

Сел в кресло. Попросив обождать, хозяйка отправилась на кухню, эксплуатировать кофе-машину. Через минуту та пикнула, сообщая о готовности заказанного напитка.

На журнальном столе появился поднос с двумя чашками, кувшинчик со сливками. Хозяйка дома устроилась напротив, предпочтя диван.

— Рассказывай.

К моему удивлению, рассказ не занял много времени. Когда дошёл до той части, где беспрепятственно покинул представительство Федерации и связался с ней, Рона задумчиво покрутила пальцем локон волос, а после поинтересовалась, совершенно выбивая меня из колеи:

— Зачем ты пришёл? Мог бы обойтись звонком по коммуникатору, а не тащиться в такую даль.

Я призадумался. А действительно, зачем я отказался покидать планету, отказался спешить домой, наплевал на контрразведку? Там, в особнячке представительства, у меня имелись ответы, казавшиеся правильными и важными, однако теперь они начинали рассыпаться, как карточный домик.

— Помочь хочу. Псих мне помогал.

— Как? — Рона проигнорировала нелюбимое прозвище сына. — Устроишь побег? Это невозможно. Я проштудировала определённую литературу и могу утверждать с полной уверенностью — покинуть тюрьму можно только в законном порядке. Прочие варианты исключены ещё на стадии проектирования.

— Вы так считаете? — интуитивно я был с ней согласен, но сдаваться считал преждевременным.

— Убеждена. Все помещения тюрьмы оборудованы огромным количеством разнообразных датчиков, считывающих не только личность заключённого, но и его рост, вес, походку. Алгоритмы контролируют каждое движение, включая манеру посадки на унитаз или характерные жесты. Когда кто-то движется по коридору, датчиком работают даже стены. Как — не спрашивай. В открытом доступе этой информации нет. Так, по оговоркам догадалась... Нападать на тюрьму меньше, чем ротой тяжёлого вооружения — бессмысленно. Похищать по воздуху — тоже. Любые попытки бунта пресекутся, толком и не начавшись. Связь осужденных с внешним миром ограничена. Само здание тюрьмы — крепость без слабых мест, включая коммуникации и так любимые романистами системы вентиляции… Если человечество в чём-то и сумело добиться совершенства, то это в наказании себе подобных.

— Ого! — поражённо воскликнул я.

Необычно слышать столь глубокие мысли от той, кому более пристало обсуждать оттенки лака на ногтях или новую коллекцию розовых туфелек. Вроде бы и помню, что мама Психа очень образованный человек, физику преподавала, а искусственная внешность перевешивает, мешает серьёзному восприятию.

— Судя по твоему неопределённому восклицанию, плана у тебя нет, — безжалостно продолжила женщина. — Чем ты можешь мне помочь? Зачем ты приехал? Летел бы к маме с папой, и не бередил мне душу.

— Он мой друг. Жизнь мне спасал.

Рона отпила остывающий кофе, поставила чашку на стол. Её руки заметно дрожали.

— Наивно. Книжно. По-ребячьи. Почему ты приехал, я отвечу сама — из порядочности. Воспитан правильно. Поступок эффектный, но бестолковый. Ты считаешь себя обязанным Арти и пытаешься остаться чистым перед самим собой. Что-то вроде «приложил все усилия, но обстоятельства оказались сильнее». На правах матери я списываю этот долг. Ты полностью освобождён от всех моральных обязательств.

Да она на грани истерики...

Только сейчас дошло: моя рожа для женщины — сплошной раздражитель. Рона, что бы я ни пытался изобразить, видит перед собой удачно вывернувшегося юнца, за дружбу с которым её сын расплатился свободой. И никакие доводы не убедят её в обратном. Ещё чуть-чуть, и мама Психа сорвётся, наговорит лишнего.

Нужна пауза, пусть успокоится.

— Мне это... — проблеял я, избегая смотреть в лицо хозяйки дома. — Можно мне подумать?

— Думай. В твоём распоряжении гостиная. Я пойду к себе в комнату. Можешь не торопиться.

***

Заявление о том, что у меня совсем нет плана — ошибочное.

Он есть, пусть и намётками, без конкретных, подробно расписанных, шагов. Просто до контакта с Роной я полагал его слишком сырым, абстрактным, нуждающимся в детализации и уточнениях. Теперь, после встречи, он обретал первоначальную канву, окупая потраченное на него время.

Все наработки уложились в четыре пункта:

1. Психа надо вытаскивать — это аксиома.

2. Вытаскивать его надо как можно скорее — это тоже аксиома.

3. Из союзников у меня только Рона — не аксиома, но аргумент.

4. Вывод — нужен журналист.

Глен Гленноу, с которым я общался по просьбе КБРщика Ллойса, вполне подходил под заданные мной критерии поиска. Умён, язвителен, в некоторой степени свободен в суждениях, и он не мелькал на центральных телеканалах, следуя модным трендам.

Чтобы разобраться в причинах такой индивидуальности, я провёл всю дорогу, уткнувшись в коммуникатор и смотрел его передачи. Где на перемотке, пропуская общую часть и неизбежную рекламу, где с паузами, переваривая увиденное и услышанное.

Мой кандидат, похоже, очень ценил независимость. Сетевые шоу с его участием собирали огромное количество просмотров по всей планете, а выбираемые им гости для интервью ошарашивали разнообразием. Гленноу отличался тем, что предпочитал делать выпуски с интересными собеседниками вне зависимости от их социального статуса или профессии.

В знакомой мне студии бывали поэты, театральные режиссёры, историки, первопроходцы с ещё только заселяемых планет, инженеры, писатели, победители шахматных соревнований и множество прочего люда с активной жизненной позицией и расширенным кругозором.

Темы для обсуждений тоже выбирались самые разные, но, неизменно, достойные внимания.

Встречались там и медийные персоны из подзабытых, борющиеся за падающую популярность. Как правило, выходящие в тираж поп-звёзды в аляповатых нарядах, с претензией на собственную исключительность. Тогда интервью очень смахивало на проплаченную заказуху. Я видел — собеседники Глену неинтересны, и всё шоу вытягивается на чистом профессионализме.

Слабо прикрытая продажность меня не смутила. Всем надо кушать, а, в случае сетевого журналиста, ещё и содержать съёмочную группу. Нужны деньги — работает по найму, не нужны — делает то, что нравится. Или как-то иначе. Выглядит Гленноу дорого. Не думаю, что он сильно нуждается. Скорее, его убеждают пригласить «нужную личность» какими-то иными способами или действительно, платят столько, что и святой согласится.

Тесные связи с КБР я тоже ему простил. В этой профессии если не дружишь с «некоторыми источниками» — прогоришь. Издержки производства, только и всего.

В том, что путь выбран верный, меня укрепило ещё одно наблюдение: политики редко осмеливались приходить в студию Глена. Даже в горячую предвыборную пору, когда участие в передачах раскуплено на несколько месяцев вперёд и расписано посекундно, они дичились лобастого журналиста, предпочитая ему любых других, вплоть до второсортных блогеров.

Оснований для этого более чем хватало. Цепкий Глен обожал неудобные вопросы и вполне мог с наивным видом спросить примерно следующее:

— Скажите, господин такой-то, а чем гарантировано исполнение ваших предвыборных обещаний?

Мечтающий стать народным избранником или переизбраться на новый политический срок начинал красиво вещать о беззаветной любви к рядовым гражданам, о том, как будет ночей не спать, о народе думать.

— Похвально, — кивал Гленноу. — Но вы ушли от ответа. После победы вы вполне можете начать игнорировать свою предвыборную программу или забыть о ней, и вам за это ничего не будет. В законе нет чётко прописанного регламента ответственности за нарушение предвыборных обещаний. Почему избиратели должны вам верить? Аргументируйте, будьте любезны.