Укрепить престол (СИ) - Старый Денис. Страница 16

Кроме знатности рода, в чем они сильно отличались, у этих двух военачальников было и много общего. Они оба — молодые, да ранние. Пусть Якоб и старше на три с половиной года, но разве это критично? Считай ровесники. Им обоим монархи доверили войска. Делагарди, так и проявить себя успел на полях сражений с поляками, оттого и стал фигурой в Швеции. И риск, что мужчины договорятся до чего-то, что мне ну не как не в масть, имеется.

Пока между молодыми мужчинами доминировали разговоры про баб, да о войне. Но уже может складываться впечатление, что Делагарди выудил достаточно сведений о русском войске и преобразованиях в нем [можно много говорить о дружбе Делагарди и Скопина-Шуйского, но швед не забывал брать немалые деньги за свои услуги, и никогда не шел, даже в малом, в разрез политики своего короля].

— Спрашивал Якоб про гусар? Сколько их? — начал я сыпать вопросами, чтобы сам Скопин проникнулся ситуацией. — Про пушки узнавал? Так, с шуткой, не спрашивал, сколько орудий было нами взято в Быхове? Или сколько пушек досталось трофеями после битвы под Брянском?

— Я понял! — резко ответил Михаил Васильевич.

Конечно, не нравится выглядеть обманутым! А кому бы это понравилось?

— Обмануть можно и меня и тебя и Делагарди. Льстивые речи, хмельное вино или меда, небогатые дары. Ты разумник, каких поискать еще и не найдешь. Так что будь бдительным и никакие «Якобы Пунтуссоны» не свернут тебя с пути, — сказал я, а Михаил пристально посмотрел на меня.

— Государь, ты же сейчас, называя меня разумником, ведешь себя так же… словно смутить мои помыслы желаешь? — спросил Михаил.

— Быстро учишься! Это хорошо. Но и уразумей иное: слова от твоего государя, не лесть, не попытка тебя смутить, но лишь мнение царя. Будь рядом и многое сделаем, по рознь… и Россия застонет от горя и бед, — я жестко посмотрел на Скопина-Шуйского, самого родовитого боярина Российской империи и, возможно, одного из самых толковых, если только выветриться, свойственная молодости, наивность.

Мы объезжали места скопления моего войска, разговаривали с командирами, откушали солдатской каши, от чего я ввел в ступор и командиров и, собственно тех, кому эта каша предназначалась. Надеюсь, что истории разойдутся по солдатам и найдутся те, кто с моим именем будет умирать на поле боя. А лучше, чтобы были те, кто с моим именем выполнит все приказы командиров и победит, оставшись целым и невредимым. Слишком накладны для казны смерти обученных воинов.

— Государь! — ко мне приблизился Ермолай, чуть не задев кафтан своим кинжалом-протезом, что ему сладили лучшие кузнецы Москвы вместо потерянной кисти руки.

Глава телохранителей прошептал мне, что прибыл Захарий Петрович Ляпунов, которого я ждал еще раньше, и у него есть сведения, которые он хотел бы обсудить вначале со мной. Я недолго размышлял над тем, стоит ли демонстрировать свое недоверие Скопину-Шуйскому и провести разговор с главным армейским разведчиком Ляпуновым наедине. Стоит! Мало ли какие сведения будут у беспринципного Захария. Скопин еще летает в облаках гуманизма и понятий чести, он еще не проникся тем, что есть цель, достигать которою, лучше подлыми методами, чаще всего.

— Государь, прибыл посыльный от Воротынского. Он говорит, что ляхи сменили место удара. Это Смоленск…- Ляпунов замялся.

— И что тебя смущает? — мимо меня не ускользнула заминка в словах Захария.

— Воротынский казнен! — зло выпалил Ляпунов.

— Как быстро после того, как был отправлен вестовой с новостями о смене направления главного удара? — спокойно спросил я.

Это моя стихия, вот такая тайная война, дезинформация, поиск нелинейных путей, подлые удары и решение точечных задач. Сколько за свою бывшую историю военного специалиста приходилось играться с противником и запутывать его, где достоверная информация, а что и явная «деза». И я почувствовал, что и сейчас, в этом мире, имеет место такая подковерная война. Это не интуиция, это мой мозг уже понял ситуацию, но не успел донести до меня логическое объяснение выводам.

— Я не спрошу, государь, откуда ты узнал, что убили Ивана Михайловича Воротынского сразу после отбытия вестового… — противоречил себе же Ляпунов, задавая-таки вопрос. — Мне так же показалось, что дело неладное. Но слова тайные были сказаны, а до того, Воротынский говорил только правду.

— Он и сейчас сказал тайну, оттого его и убили. Ты спрашивал про Жолкевского, у тех же шведов, которые с ним уже сражались? — спросил я.

— Хитрый лис, людей чует, словно зверь какой! Так шведы говорили, которым так и не удалось заслать своего соглядатая в польский стан, — начинал размышлять вслух Ляпунов. — Они могли догнать вестового, который шел с конным полком и с одним конем. Посему… они не хотели его догонять.

— Я то же так думаю. Мы начинаем воевать с умным врагом и это нужно учитывать. И ты более думай. Но и послать нужно кого, чтобы сведений добыть более. Те вести, что приходят от твоих людей и тех, кого послал смоленский воевода Шейн скудны и часто противоречат, — говорил я, зная, что по моему распоряжению были созданы пока две группы, которые отданы в распоряжение Ляпунову.

В разведывательно-диверсионные группы уходили лучшие из лучших, некоторых из диверсантов я знал лично и даже успел передать некоторую толику своего понимания сложной и часто не слишком благодарной деятельности.

Кроме того, за зиму лишь для диверсантов были пошиты некоторые приблуды, что в этом мире еще не известны. Маскхалаты, наплечные мешки, малые топорики, малый котел, жилетки с карманами, плащ-палатки, рыболовные крючки и арбалеты. Я самолично собирал экипировку и нужные вещи для долгой диверсионной работы.

— Еще, государь есть новости, — сказал Ляпунов и выждал паузу.

Наверное, мое лицо выглядело задумчиво, и Захарий не решался прервать мои мыслительные процессы.

— И? — спросил я через некоторое время.

— Сюда едет Густав Адольф — сын шведского короля. С тобой хочет встретиться, — отвечал Ляпунов.

Не забыв выказать свое удовлетворение тем, что Захарий выполняет свою работу в достаточной мере, и что не поставил меня в неловкую ситуацию, когда нужно встречать шведского наследника неподготовленным, я пошел в свой шатер. Солдатская каша — это хорошо, но для моего рациона, мало. Три вареных яйца, квашенная капуста, кусок жаренной на углях осетрины и краюха свежего хлеба — полноценный обед.

Я озадачил мою повариху Лукерью и Ермолая, чтобы организовали ужин на двоих венценосных персон, ну и для свиты королевича. Никаких изысков, как для меня, я то объелся некоторыми блюдами, но в каждом деле нужно выжимать максимум. Вот и я продемонстрирую Густаву Адольфу, пока еще только становящемуся юношей, что некоторые русские блюда могут быть вкусными. В будущем от поступей сегодняшнего двенадцатилетнего мальчика, будет содрогаться Европа, а католические правители будут заказывать всеночные моления за избавление их от шведских солдат. Было бы правильным создать хорошее впечатление у будущего, причем, не так чтобы и не скорого, правителя Швеции.

— Ерема! И сделай «показуху», лучшую, на что способны, — отдал я последние распоряжения и пошел поесть и поспать.

Ночь я провел в пути, выспаться не удалось, а перед будущим королем воинственного соседа нужно быть в полной готовности.

Проснулся от шума и нездорового шевеления вокруг. Звукоизоляция шатра так себе, а от добротного дома, который к моему приезду поставили, я отказался. Там отличное место для того, чтобы работать военному совету, пока еще не утвердил такое явление, как штаб. Однако, именно в этом доме и будет моя встреча с пацаном, кому суждено быть воином и, вероятно, как и прошлой истории, погибнуть на поле боя.

Шум был связан с тем, что прибыли шведы. По уставу, при приближении большого количества войск, даже, если это заведомо союзники, нужно было подготовится к сражению. Вот и выходила внеплановая тренировка бдительности. И судя по той суете, что разворачивалась за пределами ткани шатра, условно, но проверка пройдена. Условно, так как мне, даже не видя происходящего, было понятно, что суеты и паники слишком много.