Все разбитые осколки (ЛП) - Уайльд Риа. Страница 14

— Это Эмери Куинн, — продолжает Джек, помещая моего светлячка в центр внимания, зеленый атлас ее платья сияет под светом. Ее грудь вздымается от бешеного дыхания, она была в панике. Я наклоняю подбородок, не спуская с нее глаз, и делаю глубокий вдох, который она подражает, а затем снова и снова, пока она не успокаивается. Девушка не отводит взгляда от моего, что, вероятно, не ускользнуло бы от внимания многих, но, с другой стороны, все они смотрят на Джека.

— И я рад объявить о нашей помолвке. Вы смотрите на женщину, которой наконец удалось связать Джека Харриса.

В зале раздается ропот, и я отвожу взгляд от Эмери, чтобы пройти мимо Марии, которая торжествующе улыбается на сцене, как будто она выиграла войну.

— Это чертовски неправильно, — говорю я, на что Энцо бормочет, соглашаясь. Когда гул прекращается, Эмери собирается уйти со сцены, но прежде чем она успевает, Джек сильно тянет ее к себе, заставляя споткнуться и упасть в его объятия.

Моя рука хватается за подлокотник стула, а затем его губы оказываются на ее губах, и она ничего не может сделать, чтобы отбиться от него на глазах у всех. Я не осознавал, что поднимаюсь, пока Энцо не хлопнул меня рукой по плечу, заставляя вернуться на сиденье.

Я вижу ее руки, зажатые между ними двумя. Там, где он тянет, она толкает, пытаясь разнять их двоих.

Блять!

Я убью его. Я, черт возьми, зарежу его.

Пытаясь ослабить жгучую ярость, я отвожу взгляд от этой сцены только для того, чтобы встретиться взглядом с Марией. Она вскидывает бровь, и мне интересно, знает ли она об этом. Ее глаза с презрением скользят по моему телу, прежде чем она разворачивается и начинает аплодировать.

Рука Энцо все еще прижимает меня, и, наконец, под хор громких аплодисментов, Джек отпускает Эмери, которая разворачивается и бросается прочь, ее щеки розовые, а глаза полны слез. Она не остается здесь, а практически убегает из комнаты, игнорируя всех, кто пытается ее остановить или поговорить с ней.

Энцо отпускает меня, и в следующую секунду я встаю со стула и выхожу за дверь, за которой она исчезла.

Я нахожу ее в женском туалете и захожу внутрь, закрывая за собой дверь.

— Никаких слез, светлячок, — говорю я ей.

Она хватается за стойку перед зеркалом, ее спина трясется от рыданий.

Я мельком вижу ее отражение, отмечаю черные следы, оставленные ее тушью и слезы, текущие по ее лицу.

— Он победит, если ты заплачешь, Эмери.

— Они уже, черт возьми, победили! — она огрызается.

— Нет, светлячок, — я делаю легкие шаги к ней, прижимаясь спиной. Я протягиваю руку и хватаю ее за подбородок, чтобы заставить ее посмотреть на себя в зеркало. — Они не победили.

Она встречается со мной взглядом в зеркале, слезы все еще стекают по ее лицу, сломав что-то глубоко внутри моего тела. В этой женщине было столько добра и света. Это была женщина, которая прогнала мою темноту одним лишь поцелуем, прикосновением, и это было еще до того, как я по-настоящему встретил ее.

Необходимость наказать ее за это была второй по важности после необходимости утешить, прогнать эту печаль. Я бы вернулся к игре с ней завтра, но сегодня ей нужно было то, что я не имел права ей дать.

Ей нужно было от кого-то утешение, и она не собиралась получать его от этих ублюдков. У нее был я, и это должно было сработать.

Даже если я — ничто.

Я прижимаю ее к себе, нежно держа пальцами ее подбородок, в то время как другая рука скользит по ее руке, наслаждаясь мурашками, которые покрывают ее кожу от моих прикосновений.

Мы были как масло и вода, шторм, которому суждено разбить, разрушить, но прекрасны, когда вместе.

— Их мир не похож на твой, Эмери, ты выросла в нем и все же каким-то образом сумела сохранить свою мораль, свою чистоту, это просто еще одна игра. Еще одна битва. Не позволяй им сломить тебя.

— Но я думаю, ты тоже хочешь меня сломить, — шепчет она.

Мои губы растягиваются в полуулыбке.

— О, светлячок, я очень хочу это сделать, но по совершенно другим причинам. Ты разобьешься ради меня, Эмери, уверяю тебя в этом, но я соберу тебя снова, не волнуйся. Эти красивые крылья останутся у тебя.

— Почему?

— Почему? Потому что я могу.

— Ты не лучше их, — выдыхает она.

— Нет, я хуже их, но если кто и заставит тебя плакать, так это я, — она качает головой, собираясь отойти от меня, но я не позволяю этого. — Дорогая, ты этого захочешь. Ты захочешь, чтобы я сломал тебя.

— Нет.

— Потанцуй со мной, — тихо приказываю я, игнорируя эту маленькую искру неповиновения. Я был прав в том, что говорил. Она бы этого хотела, но сейчас не могла этого видеть, и я получу от нее то, что мне нужно.

— Вытри эти красивые слезы, поправь платье и потанцуй со мной.

Она сглатывает, а затем начинает поправляться. Я гордо улыбаюсь, и когда она принимает мою руку, я сжимаю ее и веду обратно в зал, увлекая в танец в тот момент, когда наши ноги касаются небольшой деревянной площадки впереди.

Глаза следят за нами, их глаза следят за нами, но только трое человек в этой комнате знали, что она моя сводная сестра: Мария, Саймон и Энцо. Они знали, что не смогут этого раскрыть, ни перед губернатором, ни перед Джеком, поэтому я притягиваю девушку ближе. Неприлично просовываю свое бедро между ее ног, что открывает вырез платья, а затем подхватываю ее тело, выгибая спину и прижимая ее тугую киску к себе. А после встречаюсь с сердитым взглядом Джека и улыбаюсь.

Глава 12

༺Эмери༻

Он оставил меня в возбужденной. Горячей и влажной, а дыхание такое чертовски тяжелое, что кажется, будто мое сердце вот-вот выскочит из груди.

Люди смотрели, и я знала, что именно поэтому он это делал. Джек смотрел, и я думаю, Атласу это нравилось. Доставляло удовольствие, что он злил человека, за которого меня вынудили выйти замуж, и он определенно выводил из себя свою собственную мать. И я разрешила ему.

Позволила провести меня по танцполу, используя свое тело и свою уверенность, чтобы накалить меня, пока я не превратилась в туго натянутую струну, в которой осталось всего несколько нитей, прежде чем она могла порваться. Он знал, что, просунув свое бедро между моих ног, оно будет тереться об меня. Так же нельзя было отрицать, как мое тело отреагировало на него, даже если бы я знала, что это неправильно, и я не должна была позволять ему делать это на глазах у всех этих людей.

Это была демонстрация неповиновения, возвращающая мне некоторую силу, и в этот момент я была благодарна Атласу.

— Ты пойдешь домой со мной, — шепчет мне на ухо Атлас. Покалывание пробегает по моей спине, и мои глаза расширяются. — Помни об этом, когда будешь танцевать с ним, светлячок. Ты моя сегодня вечером.

У меня нет возможности говорить, когда Атлас отступает, оставляя меня в покое, и уходит, в то время как Джек резко хватает меня за руку, притягивая к себе. Я достаточно быстро поворачиваю голову, избегая его губ, когда он снова пытается меня поцеловать. Я не хотела, чтобы губы этого человека были рядом со мной.

— Кто это был? — Джек рычит, заставляя меня танцевать.

— Никто, — говорю я. — Просто тот, кого я встретила сегодня вечером.

Ложь легко слетает с моего языка. Если Джек не знает Атласа в лицо, то я не собиралась раскрывать его личность.

— Ты прижимаешься своей киской к ноге каждого мужчины, Эмери? — Джек резко шипит и кривится.

Когда он пытается раздвинуть мои ноги, как это сделал Атлас, я отступаю, глядя на него.

— Не трогай меня так, Джек.

— Ты будешь моей женой, я буду прикасаться к тебе, как захочу, — рука, которой он держит мою, сжимается до боли, сдавливая мои пальцы его гораздо большей ладонью. Я прикусываю язык, чтобы не закричать. — Ты унизила меня, Эмери. Я предупреждал тебя.

— Почему ты вообще на это соглашаешься!? — я вырываюсь, пытаясь освободить руку из-за сильной боли.

— Потому что мне нравится власть, Эмери, а ты просто еще одна маленькая игрушка, с которой можно играть. Не пойми меня неправильно, отец давит на меня, но это не так уж и плохо. Не тогда, когда я слышу, как ты кричишь, — он притягивает меня к себе, приближаясь губами к моему уху. — Они всегда кричат, Эмери, и у них всегда течет кровь. Я думаю, что заставить тебя истекать ею может быть моим новым любимым занятием.