Вор (СИ) - Кауэр Верена. Страница 1
========== Ложка ==========
После первого ужина с новообретённым братом Валентины у Альбера пропадает серебряная ложка. Ерунда, конечно, но показательно — и, кажется, только подтверждает общее мнение, что вор остаётся вором даже после того, как попадает в нормальные условия.
Альбера к нему всё равно почему-то тянет — к жизнью искалеченному мальчишке; мальчишка щерится, кривляется и улыбается бесконечно — улыбка никогда не затрагивает синих глаз. Альберу почему-то очень хочется, чтобы затронула. Альберу очень хочется, чтобы хоть кто-то улыбался, раз ни он, ни Валентина в последнее время этого не могут.
— Мсьё де Морсер, — шутовски кланяется тот, приходя; сдёргивает с чёрных волос дурацкий зелёный цилиндр.
— Мсьё де Вильфор, — пробует Альбер.
Тот дёргается, как от пощёчины, и скалится:
— Вы правда думаете, что я хочу отзываться на имя человека, похоронившего меня живьём?
— Вы правда думаете, что я хочу отзываться на имя человека, похоронившего живьём мою репутацию? — зеркалит Альбер с неожиданно вспыхнувшей злостью. — Я Эррера теперь. Вы, наверное, знаете.
Тот кивает вдруг очень серьёзно.
— Бенедетто. Я вас прошу, называйте так.
— Альбер, — говорит тот в ответ.
Мальчишка трещину в сковавшем сердце ледяном панцире пробивает походя, случайно; мальчишка настороженным, не привыкшим к ласке и теплу зверьком держится, и Альберу слишком сильно хочется его приручить.
И плевать на эту ложку пропавшую, ну в самом деле; это не худшее, что случилось за последние несколько недель.
Бенедетто продолжает приходить — с сестрой, без сестры, с приглашением и без него; пропадает ещё пара мелочей, но тут Альбер несколько теряется: ещё можно продать небольшой портрет (оправу так точно), но что делать вору с альберовым платком?..
Бенедетто неизбежно — ненароком — застаёт один из дней, когда возведённые Альбером стены дают трещины и идеальному мальчику просто не удаётся больше притворяться, что всё хорошо; когда хочется выть, сползая по стенке спиной, и о ту же стенку головой побиться. За этим Бенедетто его и находит; Альбер даже не замечает, что он забрался в комнату через окно — Альбер слишком занят тем, что скулит, прикусив собственную ладонь, чтобы в голос не взвыть, пугая мать.
Матери и без того плохо. Альбер должен держаться. Альбер держится — просто не всегда это удаётся так уж хорошо.
Валентина сказала, что не может даже думать о помолвке, а Альбер и не ощутил ничего. Пустота. Обманывал, выходит; себя и её обманывал, и чем он лучше собственного отца?
Запястья касаются ледяные пальцы.
— Я понимаю, — говорит Бенедетто неожиданно серьёзно. — Знаю, каково это. Когда хочется кричать и плакать… лучше кричать.
— Откуда вы… — Альбер хмурится и трёт руками лицо, безуспешно пытаясь с собой совладать. — Знаете, я рад видеть вас в моём доме, но сейчас не… не самый лучший момент для этого. Как вас впустили?
— Не впускали, — привычным оскалом улыбается Бенедетто. — Влез в окно. Как чувствовал, что…
Альбер снова зажимает себе рот ладонью, чувствуя, как закипают на ресницах слёзы и снова рвётся из горла бессильный вой. Жмурится, стискивает зубы и…
На плечах — тонкие неуверенные пальцы, которые тянут чуть вперёд. Альбер в острое плечо утыкается неожиданно — неожиданно обнажённое, и когда только успел выпростать из слишком большой для него рубашки…
— Кусайся, кричи, что угодно, — говорит над ухом Бенедетто. — Ты молчанием себя убиваешь. Оно тебя задушит вернее, чем земля в лёгких — можешь мне поверить, я знаю.
Альбер возразил бы, останься у него хоть капля самообладания. Альбер стискивает выпирающие даже сквозь рубашку рёбра, прикусывает бледное плечо и всё-таки к-р-и-ч-и-т.
Холодные пальцы вплетаются в волосы. Мальчишка баюкает его голову, будто боли не замечая.
Этим вечером он никуда не уходит. Этим вечером Альбер целует тонкие губы, тонкие руки, тонкую шею и оставленный им же синяк на худом плече; этим вечером Бенедетто сцеловывает его слёзы, прижимаясь отчаянно всем телом и подставляясь под альберовы ладони; этим вечером Альбер засыпает непривычно быстро и непривычно не один.
Просыпается ночью с непривычным спокойствием на душе. Щурится сонно, пытаясь понять, что не так.
Мальчишка — зверёныш дикий, кто бы подумать мог — лежит рядом, руками и ногами его обвив и вцепившись почти судорожно; дышит — даже во сне неровно — в плечо. Альбер одеяло на нём поправляет, укрывая надёжнее; обнимает, ласково коснувшись губами бледного лба. Бенедетто расслабляется в его руках, успокаиваясь; сбитое дыхание выравнивается немного.
Альбер засыпает снова. Впервые после смерти отца не слышит во сне звука выстрела.
Бенедетто ускользает утром так же через окно, дождавшись его пробуждения. Бенедетто не смотрит ему в глаза, прощаясь.
Альбер успевает шепнуть в узкую спину короткое «возвращайся».
Бенедетто приходит, вопреки альберовой тревоге, уже на следующий день. Кривляться не пытается больше; выглядит скорее растерянным. Ложку ту самую протягивает неуверенно, жмурясь, как в ожидании удара:
— Я… правда этого делать не собирался. Инстинкт, наверное… хотел просто подбросить обратно, потом подумал — всё-таки извинюсь.
Альбер ложку забирает из дрожащих пальцев, вертит растерянно в руке. Бенедетто плечами передёргивает, глядя только на блеск серебра и будто боясь поднять взгляд на самого Альбера:
— Вы мне только скажите сразу, выгоняете насовсем или нет. После того, что… после того, что было. Не смею навязываться, знаете ли.
Альбер неуверенно руку к нему тянет. Бенедетто замирает настороженно.
— Не выгоняю, — качает головой Альбер. — Наоборот, я бы… я был бы рад, если бы ты остался. Насовсем.
Бенедетто улыбается вдруг — чуть болезненно и неверяще; улыбка, растянувшая уголки губ, поднимается к потеплевшим синим глазам, впервые за всё их знакомство выгоняя оттуда глухую затравленную тоску. Альбер, кажется, дыхание задерживает. Бенедетто ему в глаза смотрит, часто моргая.
И делает шаг вперёд.
========== Дом ==========
У Бенедетто никогда не было ни дома, ни большой потребности таковой иметь. Зачем бы — зачем менять свободу на что-то столь эфемерное?
Отсутствие ощущения д-о-м-а под кровом Эрмины Данглар он воспринимает как нечто само собой разумеющееся — только колет короткой обидой, что даже с матерью не вышло по-настоящему прочувствовать вот это вот, что так часто описывают. Звучит-то, по описаниям, неплохо.
Как его заносит впервые в дом Альбера де Морсера, он не помнит и сам — только в итоге они оказываются наедине и не вполне трезвые, а Альбер, раскрасневшийся от вина, травит байки про дружеские кутежи и неудавшиеся дуэли. Бенедетто слушает почти с завистью — Бенедетто может похвастаться только историями удачных и не очень краж и бесконечных побегов. Альбер — золотой мальчик, Альберу такого не нужно, он кажется слишком чистым; Альбер избалован слишком, чтобы понять жизнь вечного бродяги.
Чистый мальчик, распалившись, рассказывает как раз, как в Риме спутал девицу с переодетым молодым человеком. Бенедетто, отвлёкшись от дурных мыслей, настораживает уши.
— Представляете, — смеётся тот, — меня заманили вот так вот по-дурацки… Выкуп требовали! Если бы не граф… — тут он чуть мрачнеет от воспоминания о человеке, разрушившем его репутацию, — если бы не граф. А грим был хорош, стоит отдать должное! Даже когда «девица» меня поцеловала, я подвоха не осознал, только…
— Только когда под юбку полезли, — смеётся Бенедетто. Руку протягивает, паясничая: — Очень приятно познакомиться.
— Только не… о боже, — Альбер стонет и смеётся одновременно, закрывая лицо ладонью, — только не говорите, что это вы, я же со стыда прямо здесь и умру.
Бенедетто шутовски кланяется, разводя руками и гадая, вышвырнут ли его прямо сейчас. А Альбер вдруг руку от глаз отнимает, смотрит хитро:
— А вы умеете завлекать молодых людей. Поцелуй-то, помнится, был не моей инициативой…