Вор (СИ) - Кауэр Верена. Страница 7

На лоб ложится что-то холодное. Глас свыше выдыхает тихое «мда», а потом холодное перемещается на плечо и тянет его вверх, заставляя сесть. К губам требовательно прижимается что-то.

Кажется, это вода. Кажется, в воде лекарственный привкус. Кажется, Бена пиздецки колотит, несмотря на сжигающее его адское пламя.

— Что ж ты тут устроил, а, — вздыхает глас, переместившийся куда-то ближе и ниже.

Бен не рискует отвечать. Бен хочет просто выключиться и ничего больше не чувствовать.

Бену почему-то очень хочется плакать, но он не помнит причины.

Когда что-то нежно касается лба, плакать хочется ещё сильнее.

— Ну ты и дурак.

С гласом свыше даже спорить нет настроения. Бену снова помогают лечь. Холодное возвращается на лоб.

Может, это всё-таки не ад, а?

— Спи.

Почему-то страшно.

Почему-то спокойнее становится от тихого «я буду здесь».

Почему-то теперь хочется надеяться, что он проснётся.

***

Когда он снова приходит в себя, сознание проясняется уже достаточно, чтобы вспомнить ссору и что он теперь, кажется, один. Бен с трудом переворачивается на бок, тихо заскулив сквозь зубы от отчаяния и боли во всём теле.

Кот прыгает на кровать и тычется носом в лицо.

Интересно, когда Бен вообще успел перебраться на кровать. И одеялом накрыться. И, кажется, даже закрыть окно.

Кот голодный, наверное. Надо встать и покормить.

Надо хоть глаза открыть, наверное, для начала.

Тя-же-ло.

Бен выбирает нечто среднее и, выпутавшись из одеяла, с трудом садится, не рискуя разлепить ресницы. Шипит от закружившейся головы и тошноты, подкатившей комком к горлу.

Кажется, температура. Пиздец.

Плевать.

Интересно, он сможет дойти до кухни? Вообще-то надо.

Кот под руку тычется. Голодный. Интересно, сколько Бен провалялся?

Как мило, что оголодавшее животное не начало его жрать. Наверное, просто не успело. Или обожглось. Бен, наверное, слишком горит, чтобы его можно было коснуться.

Он пытается встать, но только сильнее вцепляется в край кровати. Тошнить начинает ещё сильнее.

Блять. Ему даже некому позвонить. Он разругался с единственным человеком, кому, наверное, было до него дело.

— Да что ж тебя одного нельзя оставить, а?

Бен вздрагивает. Кто-то сжимает его плечи, немного стабилизируя улетающий мир.

Бен прекрасно знает, кто. Бену поверить и хочется, и страшно.

— В прошлый раз пришёл — он под окном сидит и весь синий от холода, — ругается голос, — сейчас вышел на пять минут в магазин — он уже куда-то идти пытается, ну что за катастрофа, господи прости…

— Я… кота, — оправдывается Бен. Голос звучит так хрипло и скрипуче, что он сам себя не узнаёт.

— Да кормил я твоего кота, задрал уже клянчить, — вздыхают над ухом. — Ляг, навернёшься.

Бен ложится — руки с плеч не пропадают, оставшись уверенным обещанием, — и, упрямо стиснув зубы, разлепляет веки. Глаза тут же начинают слезиться.

Сидящий на краю кровати Альбер почему-то кажется смущённым. И, из-за смазанности, не очень-то настоящим. Бен трогает его запястье. Вроде реальное.

— Налюбовался? — бурчит тот.

Бен качает головой. Альбер вздыхает и зачем-то гладит его по щеке.

— Я вернулся, — говорит.

У него голос звучит сдавленно и сипло, как будто он никак не может проглотить комок в горле. Бен осторожно кивает.

— И не уйду, — добавляет Альбер через долгую паузу.

— Валентина, — выдавливает Бен.

Альбер дёргает головой. Пальцы на плече Бена сжимаются крепче.

— Я не знаю, зачем про неё сказал. Я…

— Ты с ней виделся?

— На улице столкнулся.

Бен кивает и устало опускает ресницы. Альбер шумно вздыхает; Бен почти слышит всхлип.

— Случайно. Правда, случайно. Я не собирался к ней уходить. Я вообще не собирался от тебя уходить, ты слышишь?

— Но я тебя выбесил, — бормочет Бен, — и ты ушёл. Всё нормально, я понимаю. Это ожидаемо. Плевать. Вернулся-то зачем?

Теперь всхлип слышен совершенно отчётливо. Бен накрывает ладонью его руку на своём плече. Альбер тихонько шипит; Бен растерянно ощупывает бинт, закрывающий костяшки.

— Ты?..

— Подрался, — вздыхает Альбер. — Со стенкой. Она, как видишь, оказалась немного сильнее.

Бен жмурится, пытаясь не разреветься. Альбер, по голосу слышно, хмурится:

— Голова болит, да? Я сейчас принесу таблетки. Мы можем… потом поговорить обо всём этом. Решить… куда дальше. Как дальше. Отдыхай, ладно?

Бен вцепляется в его запястье. Хрипит тихо:

— Сейчас.

— Сейчас?..

— Сейчас, — кивает Бен упрямо, сражаясь с обморочной слабостью. — Скажи сейчас, зачем ты вернулся. Явно не заботиться о несчастном больном, кому я нужен-то вообще.

— Почему бы мне о тебе не заботиться, — бурчит Альбер, касаясь его лба. — Кто ещё-то, не кот же… я вернулся бы в любом случае, просто убедиться, что ты в порядке.

— Ясно, — вздыхает Бен. — Не стоит беспокойства, правда. Я справлюсь. Иди к Валентине и будьте сча…

На рот ложится широкая ладонь.

— Но я вернулся, — продолжает Альбер тихо и твёрдо, — потому что я люблю не Валентину, а одного долбоклюя в зелёном, обожающего сидеть на сквозняке.

— Как грубо, — бурчит Бен.

Альбер вздыхает.

Альбер вдруг утыкается лбом в его грудь, стиснув тощие рёбра.

Альбер тихое «прости» давит почти неслышно, и Бен, растерянно скользнувший пальцами по его плечам, чувствует бьющую его дрожь.

У Бена отвратительно не хватает сил нормально его обнять, прижимая крепче.

Бену на это

плевать.

========== Фортепиано ==========

Комментарий к Фортепиано

modern!AU

Альбер клавиши фортепиано ласкает пальцами так привычно-отточенно, что в этом души никакой нет. Просто давно заученные мелодии, вбитые с детства в суставы. Просто механические движения.

Мальчишка наблюдает за этим так, будто видит чудо.

Мальчишка худые руки в рукава прячет, сам весь прячется — ему неуютно в этом доме, непривычно, он ребёнок городских улиц и задрипанных переулков, откуда почти невозможно выйти, оставшись при своём кошельке. Для него дом Альбера слишком чистый и богатый; Альбер не удивился бы, пропади у него что-нибудь в первую же ночь вместе с самим Бенедетто, но мальчишка почему-то всё ещё здесь.

Может быть, жалостливые рассуждения о доме, когда он соловьём заливался перед судьёй, всё-таки были хоть отчасти правдой. Может быть, он правда хочет остаться.

Альбер делает вид, будто его не замечает. Будто играет не для ежедневной тренировки, осточертевшей до ломоты в пальцах, не для единственного слушателя, а для себя, для души — у него этого не случалось никогда, на самом-то деле, ему фортепиано никогда не нравилось, а крохи интереса выбил линейкой слишком строгий учитель.

Но Альбер всегда был послушным мальчиком. Даже когда хотелось сломать себе пальцы тяжёлой крышкой, — он оставался послушным мальчиком.

Послушные мальчики должны играть на фортепиано, держа идеальную осанку и одухотворенное выражение лица, а не бренчать на гитаре, устроившись на крыше особняка.

Гитару отец разбил, когда увидел. Альбер смирился с фортепиано.

А сейчас — сейчас этот мальчишка уличный, этот бродячий кот его слушает и боится дышать, чтобы не спугнуть, не выдать своё присутствие, — и игра совсем чуть-чуть наполняется смыслом.

Альбер заканчивает этюд, тянется всем телом, чуть поворачивается, разминая пальцы, и старательно разыгрывает удивление, сталкиваясь со взглядом голубых глаз.

— Ты давно здесь?

Бен плечами пожимает.

— Немного. Хорошо играешь.

Альбер морщится:

— Ошибся трижды.

Бен только хмыкает.

— Мне уйти или можно ещё послушать?

Альбер, вообще-то, дальше играть не собирался, но…

…восхищение в чужих глазах подкупает, если честно. Да и не хочется терять возможность ещё хоть чуть сблизиться с ним — у Альбера и правда иногда чувство, что он подобрал строптивого бродячего кота, который абсолютно не верит людям.