Знойные ветры юга ч.2 (СИ) - Чайка Дмитрий. Страница 47

— Хакон! — Стефан встал на колени и закрыл глаза старого знакомого. Золотые браслеты и цепи были сорваны с него, но лицо дана уже потеряло выражение ярости, с которым он умер. И Стефан знал, почему…

— Ты уже в своей Валхалле, — горько сказал Стефан. — Ты ведь так стремился туда. Ты сидишь по правую руку от Одина и пируешь с друзьями. Спи спокойно!

— Хальфдан… Трюгги… Олаф… — шептал он, вспоминая имена парней, с которыми ходил в хазарские степи. — И вы погибли… Сигурд! Где ты, дружище? Я не брошу тебя воронам. Я же знаю тебя, упрямого громилу. Ты тоже не побежишь! Да где же ты?

Сигурд нашелся быстро. Он стоял на самом краю обрыва, опираясь на свой топор. Дан был ранен в левое бедро, и его штанина намокла от крови. Удар пришелся рядом с железной пластиной, которой тоже сегодня пришлось несладко. Сигурд переминался с ноги на ногу, слегка морщась от боли. Он смотрел на врагов прямым и бесхитростным взглядом голубых глаз, как бы спрашивая: Ну! Кто еще из вас хочет меня убить? Шлема на нем не было. Видно, ремни лопнули от удара, и он улетел куда-то в горячке боя. Лоб Сигурда был рассечен, и он то и дело смахивал кровь, которая заливала его глаза. Арабы взяли его в полукольцо, прижав к обрыву, но атаковать не спешили. Десяток смельчаков, уже отведавших удара огромной алебарды, сделанной для него в Новгороде на заказ, валялись у ног дана в самых живописных позах. Руки, ноги и головы этих воинов, по большей части, лежали отдельно от хозяев.

— Ну! Выходи биться! — хрипел Сигурд и попытался засмеяться. У него получилось плохо. Его смех скорее напоминал воронье карканье. Горло, забитое вездесущим песком, не могло издать иных звуков.

— Демон! Демон! — шептались суеверные арабы. — Демон императора!

— Это не демон, — сказал Стефан, выйдя в первый ряд. — Это Сигурд Эйнарсон, именуемый Ужас Авар. Это самый великий воин из всех, кто есть на свете. И он мой друг.

— Он сдастся? — с любопытством спросил Дирар ибн аль-Азвар. — Если он примет истинную веру, он останется жить и будет щедро вознагражден. — Скажи ему это!

— Сигурд, — подошел к другу Стефан, и его кости затрещали от дружеских объятий. — Они предлагают сдаться и принять их веру. Можешь не отвечать, я уже знаю твой ответ.

— Передай им, пусть поцелуют меня в зад! — засмеялся Сигурд. — Я сегодня буду пировать с Одином. Я взял тридцать жизней за одну свою. Это была славная битва, дружище, и я дошел до самого конца своего пути. Ты Хакона видел?

— Он убит, — коротко ответил Стефан.- Я видел его.

— Он ждет меня в Валхалле, — удовлетворенно кивнул Сигурд. — Мы договорились, что не будем пить там друг без друга. Вот он злится, наверное. Он там, а я еще тут. Ладно, дружище, отойди в сторонку. Я пойду и убью еще кого-нибудь из этих парней. Клянусь молотом Тора, это будет непросто. Нога почти не слушается!

— Прощай! — прошептал Стефан, по лицу которого покатились слезы.

— Копье мне! — крикнул Дирар, которому надоело ждать.

Он по-прежнему бился голым по пояс, и его тело было в потеках грязи, перемешанной с потом. Он засунул за пояс булаву, которая заканчивалась навершием размером с молодое яблоко, и вышел перед Сигурдом.

— Давно бы так! — хищно оскалился тот и перехватил поудобнее алебарду.

Шесть дней сражений как будто не сказались на нем, и он крутил огромным топором, словно прутиком, отбивая выпады копья. Легкий и быстрый, словно гепард араб несколько раз уклонился от просвистевшего над головой лезвия, готового развалить его пополам. И каждый раз это вызывало гневный вопль мусульман, болевших за своего. Абу Убайда и Халид тоже с любопытством смотрели на этот бой, и оживленно обсуждали что-то. Все-таки воинская доблесть — это вещь непреходящая, она не зависит от того, каким богам поклоняется враг.

Удача вскоре оставила дана. Раненая нога подвела его, и он запнулся на секунду. Дирару, который все это время выбирал удачный момент для удара, больше и не понадобилось. Он вонзил копье в стопу больной ноги Сигурда, и поле боя огласил медвежий рев. Дирар отскочил и хлестким ударом булавы ударил по голове своего врага. Сигурд застыл на мгновение, глядя вперед недоумевающим взглядом, а потом упал лицом вниз.

— Сигурд! — Стефан бросился к телу друга, ощупывая голову, где на правом виске кость ушла глубоко, образуя впадину. Мешанина волос и кровяных сгустков закрывала рану, сочившуюся темно-вишневой кровью.

— Сигурд! — заплакал он, размазывая слезы по грязному лицу. — Дубина ты упрямая! Ну почему все даны такие дураки? Почему для вас важнее смерть, чем жизнь? Теперь вот и ты решил отправиться в свою Валхаллу! Нет ведь ее! Ты попадешь прямиком в геенну огненную! А чьи стихи я буду теперь слушать? С кем буду пить вино? Кто будет задавать мне дурацкие вопросы, ответы на которые знает любой ребенок? Ты только о себе и думаешь! Не вздумай помереть, сволочь этакая!

— Добей демона! — бесновались арабы. — Добей, Дирар!

Стефан наклонился и приложил пальцы к могучей шее своего друга. Пульс! Тонкая ниточка пульса билась под его пальцами! А рядом стоял полуголый Дирар ибн аль-Азвар, который уже занес булаву для последнего удара.

— Халид, сын аль-Валида! — заорал Стефан, прикрывая собой тело друга. Он поднял руку и направил ее на командующего армией. — Ты давал мне обещание! Помнишь? Пришло время выполнить его!

— Остановись, Дирар! — Халид ибн аль-Валид выехал вперед. — Чего ты хочешь, Стефан? Я помню про данное обещание. Никто не назовет меня лжецом.

— Отдай мне моего друга! — попросил Стефан, слезы на лице которого уже высохли. Его лицо вновь стало жестким и решительным. — Моего друга и его оружие! Я обязан ему, он не раз спасал мою жизнь. Я отвезу его в Кесарию, к лекарю.

— Твой друг едва жив, — пожал плечами Халид. — Тебе не довезти его до Кесарии. Впрочем, дело твое… Дирар, я прошу тебя сохранить ему жизнь. Ты уже победил. Все золото, что на нем, твое.

— Забирай его, — равнодушно пожал грязными плечами Дирар. — Он все равно помрет в пути. И доспех его забирай тоже. У меня есть тысяча верблюдов, но нет ни одного слона, на которого его можно было бы надеть.

И Дирар захохотал, радуясь удачной шутке. Будет, что рассказать вечером у костра.

— Двадцать солидов тому, кто довезет моего друга живым до Кесарии! — заорал Стефан. — Двадцать золотых, если его сердце еще будет биться! Ну, кто хочет получить целую кучу золота?

— Я хочу, господин! — один из купцов, скупавших добычу у воинов, растолкал их локтями и вышел вперед. — У меня самые резвые верблюды в Палестине. Мы положим его на повозку и будем идти день и ночь!

— Так чего ты встал! — заорал Стефан. — Поехали быстрее!

Пять дней пути они прошли за три. Верблюды едва дышали, когда вошли в ворота Кесарии, одного из последних бастионов власти императоров в этой земле. Загнанные животные роняли пену из пасти, а грязная шкура обтянула их бока. Даже им, двужильным, нелегко дался этот переход. Едва дышали и люди. Кто-то из них рвал жилы, обуянный алчностью, а кто-то — беспокоясь за жизнь своего лучшего друга. Как могли сблизиться настолько непохожие люди? Этого не понимал никто, даже они сами. Ведь более нелепой пары невозможно было даже себе представить. Тем не менее, когда повозка, запряженная хрипящими от усталости верблюдами, остановилась у дома лучшего врача Кесарии, Сигурд еще дышал. Стефан поил его всю дорогу, смачивая платок в горячей мутной воде, а Сигурд глотал ее кое-как. Ему становилось все хуже. Его язык оставался сухим, как терка, а правый зрачок увеличился до того, что радужка глаза стала почти не видна.

— Дерьмо! Проклятое дерьмо! — шептал Стефан, глядя на осунувшееся лицо своего друга. — Так не должно быть. Потерпи еще немного, парень! Мы уже рядом!

— Почтенный Евгений не принимает, — из дому вышел надутый спесью слуга, который брезгливо оглядел грязных пропыленных путников.

— Скажи, что к нему пришла целая куча золота, — хмыкнул Стефан. — А еще передай, что если он немедленно не займется моим другом, я лично перережу ему горло. Что ты выкатил на меня глаза, скотина? Ты же раб? Ты знаешь, что мне будет за то, если я сначала перережу глотку тебе? Небольшой штраф и компенсация твоей стоимости хозяину.