Талисман - Андерсон Кэтрин. Страница 19

Икры ног свело судорогой, связав мышцы в тугие узлы. В подложечной ямке нарастало неприятное ощущение давления. Будучи не в состоянии лежать больше в том же положении, она перевернулась на спину, сжав зубы, когда мех шкуры задел ее обгорелые плечи.

Гортанные голоса, раздававшиеся поблизости, то взлетали, то падали. По их тону можно было определить, что говорившие спорили, но так, как спорят друзья. Иногда раздавался чей-то смех. Если бы индейцы говорили по-английски, они могли бы сойти за белых людей, рассказывающих всякие истории, подшучивающих друг над другом. Но они не были белыми людьми. Ей был виден военный щит, прислоненный к дереву, с его лицевой стороной, разрисованной языческими символами. С уздечки стоящего поблизости коня свисали скальпы. Длинные рыжие волосы одного из них, вне всякого сомнения, принадлежали белой женщине.

Пот выступил на лбу Лоретты и потек струйками по вискам. Она должна выбраться отсюда.

Звуки приближающихся шагов вызвали в ее сердце трепет. Лоретта закрыла глаза и притворилась спящей. Она ощущала на себе чей-то пристальный взгляд. Щеки ее пылали от жара. Стало теплее, затем еще теплее. Чувствительную кожу в носу начало саднить. Дым?

Она открыла глаза. Тлеющий кусок дерева висел у нее перед носом, его красные угольки были раскалены. Лоретта отпрянула, ее взгляд переметнулся с деревяшки на сильную коричневую руку, державшую ее.

— Ты не плюешься, Желтые Волосы? Широкие коричневые плечи заслонили солнце.

Черты лица представляли собой гротескное пятно ткани, покрытой шрамами. Лоретта узнала индейца, который подбивал Охотника убить ее в тот первый раз. Направляемая столь умело тлеющая деревяшка медленно приближалась к ее носу. Хватаясь за мех шкуры и отталкиваясь ногами, она сместилась в сторону, почти не чувствуя боли в обожженных местах. Индеец заворчал и поставил ногу ей на грудь.

Его иссеченное шрамами лицо скривилось в гадливой улыбке.

— Ты так хорошо плюешься. Плюешься быстро, а? Погаси угли, прежде чем обгоришь и станешь такой же уродливой, как я.

Лоретта прерывисто дышала. Волоски на ее верхней губе начали опаляться, в ноздри лез дым. Черные глаза индейца сверкали, не отрываясь от ее лица.

— Твоя храбрость улетела, да? Здесь нет винтовок, которые придают тебе храбрости? — Он наклонился таким образом, чтобы его вес, давивший на нее, увеличился. — Я помечу тебя своей меткой. Когда ты надоешь моему двоюродному брату, он пообещал отдать тебя мне. Это справедливо, не так ли? Я сделаю с тобой то же, что твои tosi tivo сделали со мной.

Он ткнул деревяшку вперед. В последнюю секунду Лоретта успела отпрянуть в сторону.

Внезапно появился другой индеец. Он был намного старше первого, в его сальных волосах просвечивала седина. На нем были только штаны. Худое коричневое тело имело вид грубой невыделанной кожи. Энергично жестикулируя и бормоча непонятные ей слова, он указывал в направлении реки. Лоретта обмякла в облегчении, когда он вырвал деревяшку из рук ее мучителя и швырнул в сторону.

Молодой индеец ворчливо протестовал. Снимая ногу с груди Лоретты, он откинул покрывало носком ноги. Она поползла под защиту покрывала, сгорая от стыда, почувствовав холодный воздух на своей груди.

Глядя на нее с насмешкой, он сказал:

— Старик испортил нашу забаву, но мы поиграем в другой раз. Очень скоро, да?

Лоретта натянула покрывало из бизоньей шкуры на голову. Пот покрывал ее тело, тем не менее ее била дрожь. Даже после того, как индейцы отошли, дрожь не прекращалась. Животные, они все были животными.

Прошло всего лишь несколько секунд, когда она снова услышала звук чьих-то шагов. Длинные коричневые пальцы схватили край шкуры и стащили ее с лица Лоретты. Ожидая самого худшего, она не могла как следует разглядеть черты его лица, но блеск волос цвета красного дерева и ширина плеч подсказали ей, кто это.

Он протянул ей оловянную кружку, очень похожую на те, которые висели в кухне тети Рейчел. Том Уивер был прав, утверждая, что эти команчи торговали с белыми людьми. Где еще могли они достать кофе и оловянную утварь? Неудивительно, что они так неплохо владеют английским.

— Ты будешь пить.

Эти слова, произнесенные его низким, шелковистым голосом, прозвучали невыразительно, и это испугало ее больше, чем его гнев или угрозы. Его широкая грудь и сильные руки блестели на солнце, мускулы играли и вздувались под кожей при каждом движении. Она смотрела на его каменный медальон с грубо выгравированной волчьей головой на лицевой стороне. Другие тисненые изображения украшали кожаную повязку на запястье: змея переплелась с гротескными, причудливыми фигурами, головы которых напоминали солнце и луну.

Она приподнялась на локте, не забывая прикрывать краем шкуры свою грудь. Дрожащей рукой она приняла кружку, стараясь, чтобы ее пальцы не соприкоснулись с его. Когда она пила, вода перелилась через край кружки и потекла по шее. Прохладная, чудесная вода. Всего лишь после пяти глотков она исчезла. Она провела кончиком языка по растрескавшимся губам, смакуя каждую каплю, затем вернула погнутую кружку. Ей хотелось еще, но она не знала, как попросить.

Охотник поставил кружку на соломенный тюфяк и наклонился, опустившись на колено. От него пахло бобровым жиром, дымом, кожей и шалфеем. Запах индейца. Он впитывался мехом шкуры, приставал к ее коже, волосам. С целой ванной щелочного мыла и ведром лавандовой воды она не смогла бы избавиться от него.

Он не отрывал от нее взгляда темно-синих глаз, когда прикладывал ладонь к ее щеке. Когда он переместил пальцы к шее, страх стиснул ее горло. Он ощупывал ее с такой же небрежностью, как он стал бы ощупывать лошадь. Властно, с вызывающим превосходством.

Оглянувшись через плечо на группу мужчин позади него, он крикнул:

— Cho-cof-pe okoom! Keemah, cah boom! Лоретта вздрогнула. Это вышло у нее как-то само

собой, она не могла сдержаться. Охотник посмотрел на нее, углы его рта приподнялись в презрительной усмешке.

Старый индеец, который только что защищал ее, повернулся от костра и пошел к ним.

— Heip ein mah-su-ite?

— He-be-to. Heep-et? — Охотник кивком указал на Лоретту. — Cona.

Оттолкнув Охотника в сторону локтем, старик опустился на колени и уставился на Лоретту. Хотя она пыталась сохранить безразличное выражение лица, рот ее задрожал, а мускулы щеки задергались. Ткнув пальцем себя в грудь, старый индеец сказал:

— Nei nan-ne-i-cut Cho-cof-pe Okoom. — Его сморщенный рот раскрылся в улыбке, обнажив темные, полусгнившие зубы. — На языке команчей это значит: «Мое имя Старик». Ты понимаешь? Cho-cof-pe Okoom — Старик.

Хотя Старик только что спас ее и казался совсем безобидным, Лоретта не доверяла ему. Она не доверяла никому из них. Она отшатнулась, когда он захотел дотронуться до нее. Охотник что-то проворчал и схватил ее за волосы. Она попыталась вспомнить молитву, любую молитву. К ее облегчению, старый индеец лишь коснулся ее лба.

— Te-bit-ze! — крикнул он Охотнику. Он обратил обвиняющий взгляд на солнце, затем указал в сторону реки, пробормотав еще что-то непонятное, что он подчеркнул выразительным: — Namiso!

Она не поняла, что сказал Старик, но Охотнику это, как видно, не понравилось. Когда Старик ушел, Охотник отпустил волосы Лоретты и стоял, жестами приказывая ей подняться. Она ничего не понимала. У нее не было никакой одежды. Не мог же он заставить ее…

— Keemah! Namiso! — прошипел он. Когда в ответ она продолжала смотреть на него, он сказал:

— Keemah — иди! Namiso — торопись! Не испытывай моего терпения, Голубые Глаза!

Лоретта прижала шкуру к груди и отрицательно покачала головой. Она не собиралась вышагивать совершенно голая перед всеми этими мужчинами. Она не могла.

Опасные огоньки зажглись у него в глазах.

— Ты будешь подчиняться этому команчу. Сдерживаемый гнев в его голосе вызвал у нее чувство страха, но она сжала зубы.

Издав негромкое ворчание, он наклонился и поднял ее вместе с покрывавшей ее шкурой. Прежде чем она поняла, что он делает, он перекинул ее через плечо, сжав одной рукой за колени, а другой придерживая шкуру, чтобы она не свалилась.