Лейтенант милиции Вязов. Книга 1 - Волгин Сергей. Страница 8

— Чего ты стесняешься? Пойдем. У нас просто.

Их встретила мать Веры, еще молодая красивая женщина, в синем халате в горошек, проводила в большую комнату, а сама ушла на кухню. В углу комнаты два мальчика лет по десяти что-то строгали, изредка с шумом вбирая в себя воздух. Вскоре пришел отец Веры, Владимир Тарасович. Он долго плескался на кухне под умывальником, отмывая металлическую и земляную пыль с лица и ладоней — он работал в обрубном отделении литейного цеха. Владимир Тарасович не успел еще прикрыть за собой дверь, как к нему со всех ног бросились мальчишки с тетрадками в руках и наперебой закричали:

— Папа, у меня пятерки!

— Папа, у меня тоже!

Владимир Тарасович, стоя, узловатыми пальцами перелистал тетрадки, потрепал ребят за вихры, похвалил и только тогда подошел к Косте.

— Ну, давай познакомимся, Костя? Узнаю по описанию дочери. — Он крепко пожал Косте руку и сел за стол. — Вот сейчас мы и пообедаем после трудов праведных, — добавил он с улыбкой.

Во время обеда Костя рассматривал ребят: они очень походили друг на друга, оба чернявые, толстогубые и большеглазые. Но между ними и родителями не было никакого сходства. Спустя полчаса, когда вышли из-за стола, Вера посвятила Костю в семейную тайну: ребята оказались близнецами и приемышами. Додоновы взяли их из детского дома еще во время войны совсем маленькими, и ребята не помнили родителей. От этого сообщения у Кости запершило в горле, и он еле сдержал слезы. Федота Касьяновича Костя никогда не называл папой, не показывал ему школьных отметок, не радовался, как эти малыши, потому что старик интересовался его учебой раз в год, после экзаменов. Здесь была совершенно другая семья, другие люди.

…Костя лежал с открытыми глазами, плакал. Слезы накапливались у глаз, как в канавках, сердце сжима та непонятная тоска. Противно, все противно ему в этом доме, и не чувствует он благодарности за то, что его кормили и учили девять лет. Пусть его обвиняют в чем угодно, но он уйдет на завод или уедет в деревню. Ждать отца нет смысла: отовсюду, куда Костя посылал запросы, приходили однотипные ответы: «пропал без вести»…

Жара спадала, косые красные лучи обшаривали листву карагача, на окна падала зеленая пелена. А в комнате отстоялась духота и дышалось с трудом. Костя поднялся и сел за стол, уронил дряблое тело на стул, как больной. Со двора послышался разговор. В окно он увидел того участкового, который забирал Виктора. Рядом с ним шел лейтенант Вязов. Костя быстро вскочил, спрятался за стену, сердце его учащенно забилось. «Не наговорил ли Виктор чего лишнего?»- с испугом подумал он, и снова к его горлу подступила тошнота.

Лейтенант Вязов и участковый Трусов прошли мимо окон Стариновых и направились в квартиру председателя домового комитета Клавдии Ильиничны Ведерниковой. Постучали.

— Входите, — глухо раздалось за дверью.

Хозяйка копалась в гардеробе и не взглянула на вошедших.

— Здравствуйте! — сказал Вязов.

— Здравствуйте! — отозвалась Клавдия Ильинична.

— С праздничком вас, — продолжал Вязов, переглядываясь с Трусовым. — Ставь, хозяйка, самовар.

Клавдия Ильинична обернулась, поправила на голове белую косынку и сказала:

— Нет у меня самовара, чайником пользуюсь.

— Нам все равно. Небось, к празднику-то запасла конфет, — опять пошутил Вязов.

— Запасла да съела. А вы, мужики, взяли бы принесли килограмма два да угостили одинокую женщину. Небось невдомек?

— Нам нельзя, — засмеялся Вязов, — мы на. службе.

— На службе на праздник и чарочку выпить не грех. — Клавдия Ильинична стряхнула с юбки блестящие крошки нафталина и добавила:-Веселей и дело-то пошло бы.

— А сесть можно? — перестав улыбаться и берясь за стул, спросил Вязов.

— Почему же нельзя? У меня просто, без стеснения. — Хозяйка закрыла гардероб, села за стол и покачала головой. — Эх и работнички вы, как я посмотрю! Виданное ли дело, чтобы у себя под носом убийство допустить! Где вы были, чем занимались?

— Прозевали, Клавдия Ильинична, — признался Вязов. — Трусов с удивлением смотрел на лейтенанта: можно ли откровенничать, доверяться человеку, которого почти не знаешь? Сам он как-то пришел к Ведерниковой, молча проверил домовую книгу и, хотя в ней новых записей не было, нашел неряшливость в оформлении и официально сделал домкому замечание. Клавдия Ильинична выслушала его внимательно, и он ушел довольный. Лейтенант же беседовал с хозяйкой просто, будто и в самом деле пришел в гости.

— У нас во дворе живут тихие люди, — рассказывала Клавдия Ильинична. — Один мой сосед, Федор Кириллович, с супругой еще с вечера ушли к знакомым и до сих пор не пожаловали; другой, Федот Касьянович, со старухой, сроду водку в рот не берут- Только сын у них оказался непутящий, с родителями не живет, работает где-то на заводе, в тюрьме успел посидеть. Ночью явился к старикам и учинил скандал.

— Чего же он скандалил? — заинтересовался Вязоз.

— Кто его знает. Может, денег просил. Старики спокойные, да странные какие-то. Сам он бухгалтером работает, человек как человек, а Аглая Константиновна совсем из ума выжила: завела десять кошек и с утра до вечера с ними возится. Есть у них девка слепая, по базарам ходит, гадает. Но люди они справедливые, хотя и старые. Во время войны взяли на воспитание эвакуированного мальчика и до дела доводят-в девятый класс он уже ходит- Не всякий так мог поступить в то тяжелое время. Раньше слух был, будто старики от Алексея принимали ворованное- Но я ничего не знаю и ничего не замечала.

— В какое время приходил сын к старикам? — спросил Вязов.

— Кто его знает, не смотрела я на часы, может, в два или в три часа ночи, но не раньше.

К окну подступили сумерки, дворик будто опустился на озерное дно, а Клавдия Ильинична все продолжала рассказывать о соседях, и все они оказывались людьми спокойными и честными. Вязов внимательно слушал, подперев рукой щеку, изредка задавал вопросы, а Трусов нетерпеливо ерзал на стуле, считая разговор никчемным, но стеснялся перебить лейтенанта. Дальше выяснилось, что Федор Кириллович живет здесь давно, что Стариновы приехали перед войной, а Малютины пожаловали во время войны с Украины. Все эти сведения были известны Трусову, и ничего в них он не находил интересного, изложить их можно было за три минуты, а Вязов сидел, как приклеенный, и терпеливо слушал, Наконец он, к скрытой радости Трусова, поднялся и сказал весело, как обычно:

— Спасибо, хозяюшка, за праздничный прием, наговорились мы, словно вина напились.

— Посидели бы еще, я чайку согрею, — спохватилась Клавдия Ильинична. — Ах, какая я несообразительная!

— Я как-нибудь один зайду, — пошутил Вязов, а хозяйка порозовела, как девушка.

Во дворе, под лохматой акацией, сидел горбатый старик, еще видимый в сумерках. Проходя мимо него, Вязов быстро оглядел старика и отвернулся. Федот Касьянович тусклым взглядом проводил работников милиции до самых ворот, а потом, крякнув, тяжело поднялся.

— Что интересного вы нашли в болтовне этой женщины? — спросил Трусов, когда они вышли на улицу.

— Кое-что нашел, — загадочно ответил Вязов. — Нетерпеливый ты, Петр Силантьевич. Приучайся сдерживать себя. Хозяйка сказала, что сын Стариновых приходил ночью. Зачем? Надо узнать.

Жена Терентия Федоровича была женщина сварливая, она упорно допекала мужа разными мелочами: не там снял галоши, не туда повесил шинель, зачем улыбнулся соседке, не тем тоном сказал слово сыну. Заботы мужа Екатерину Карповну не трогали, усталости его она не признавала, жалобы его считала прихотью, притворством.

Первого мая Терентий Федорович пришел с работы поздно, уставший и раздраженный неудачами поиска и неприятным телефонным разговором с полковником.

— Кому праздник, а кому слезы, — сказала жена, как только Терентий Федорович переступил порог. И в голосе ее была не то насмешка, не то скрытая злость. Екатерина Карповна стояла посреди комнаты в нижней рубашке, с распущенными, длинными красивыми волосами, на губах ее еще были следы помады.