Серебряная богиня - Крэнц Джудит. Страница 28
Факт существования на этом свете Дэзи означал, что ему уже никогда не достанется все. Сколько бы он ни убеждал себя, что даже если ей что-нибудь и выделят, то отцовского состояния с избытком хватит на двоих, все равно ее появление на горизонте нарушало приятную оформленность его планов на будущее. Но Рэм был достаточно умен и хитер, чтобы не обнаруживать своих чувств и скрыть их от взглядов взрослых.
Что же касается Дэзи, то с первой минуты, когда она увидела Рэма, он поразил ее воображение. В ее глазах он был подобен юным героям из сказок, которые, бывало, читала ей мать, тем героям, которые способны переплывать опасные реки и укрощать диких лошадей, взбираться на неприступные стеклянные горы, лететь наперекор ветрам и сражаться с великанами. Для маленькой девочки, прожившей, сколько она себя помнила, на уединенном Большом плато, этот высокий, прямой, смуглый и красивый мальчик, темнобровый, с тонким суровым лицом, окруженный ореолом чопорного Итона, был само очарование, особенно после того, как стал вести себя с нею, не допускавшей ни с чьей стороны непочтительного отношения, самым бесцеремонным образом.
Дэзи даже представить себе не могла всю силу его зависти, неотступно преследовавшей Рэма. На Рождество, когда они распечатывали подарки, он краешком опущенных глаз зорко следил, что там у Дэзи. Он убеждался, что подарки у обоих одинаково ценные, но тут же замечал, что отец не сводит глаз с Дэзи, желая насладиться ее радостью, и собственные подарки теряли для Рэма всякую ценность. Когда он, находясь в Итоне, получал письма от Дэзи, в которых та без всякой задней мысли описывала свои воскресные походы в «Коннот», Рэм с горечью вспоминал, что Стах водил его туда лишь по случаю дней рождения или чтобы отметить школьные праздники. Пару раз на Рождество его мать настояла, чтобы он приехал домой, в холодный замок около Эдинбурга, вместо того чтобы остаться с отцом, и как раз в эти два раза Стах увозил Дэзи на Барбадос, чтобы целый месяц греться на солнышке. Конечно, он специально выбирает именно эти праздники, убеждал себя Рэм, и боль обиды оттого, что его не взяли с собой, пронзала ему душу.
По мере того как Дэзи становилась старше, Рэм в каждый свой приезд в Лондон разглядывал ее с тайной надеждой на то, что у девочки наконец появились прыщи на лице или что она растолстела. Безо всякого удовольствия он ловил обращенные на него обожающие взгляды Дэзи и, когда она расспрашивала его о школьных делах, ограничивался самыми краткими ответами. Он следил, стараясь не пропустить ни единой мелочи, за тем, как она крадет у него внимание отца, занимает место рядом с отцом, принадлежащее по праву ему, Рэму. Но все равно Дэзи, не подозревавшая о его чувствах и движимая женским инстинктом, не прекращала попыток наладить отношения со сводным братом и завоевать его любовь. Она так часто рисовала его портреты, что даже Дэни, не имевшая никакого представления о том, кто он такой, стала просить ее: «Сделай Рэма».
В свое время Стах приобрел дом, совершенно не типичный для Лондона. Он нашел его на Уилтон-роу, маленьком тупике неподалеку от Букингемского дворца. Дом отличало уединенное расположение.
В этой спокойной, аристократической части Лондона, изобиловавшей иностранными посольствами, Стаху удалось подыскать очень большой особняк, низкий и довольно приземистый. Во всем Лондоне, пожалуй, нелегко было отыскать более уединенный и уютный дом, чем особняк князя Валенского.
Много лет подряд Стах и Дэзи проводили субботние дни в графстве Кент, где он держал конюшни, в которых размещалась большая часть его лошадей. Во время одной из совместных прогулок верхом по сельской местности, когда Дэзи уже почти исполнилось двенадцать, отец с дочерью выехали на цыган, расположившихся двумя таборами вплотную к владениям Стаха. Не веря своим глазам, он разглядывал фургоны, крытые ярко размалеванными брезентами, натянутыми на полукруглые шпангоуты. На прошлой неделе цыган здесь не было. Стах решил подъехать и разобраться с непрошеными гостями.
— Дэзи, возвращайся в конюшню, — приказал он, — я буду через минуту.
— О папа, неужели ты не позволишь взглянуть на цыган? — разочарованно воскликнула Дэзи.
— Это всего-навсего лудильщики, но я не хочу, чтобы они околачивались рядом с моими пони. Они всегда могут прихватить с собой одну-двух лошадок, а то и пяток.
— Ну, пожалуйста, папа, — умоляющим тоном просила Дэзи.
— Ладно, — вздохнул Стах, совсем не в восторге от непослушания дочери, — но только не позволяй никому из них гадать тебе, я запрещаю.
Цыгане были настроены дружелюбно и охотно отвечали на вопросы Стаха, говоря на своем забавном, с сильным акцентом английском. Да, они могут уехать, если он пожелает, но им хотелось бы остаться здесь на денек-другой, чтобы закончить все лудильные работы. Будучи не слишком убежден их аргументами, но не имея права прогнать их с не принадлежавшего ему луга, Стах развернул лошадь, чтобы удалиться, но тут обнаружил, что Дэзи поблизости нет. Он увидел ее на коленях перед ящиком; она ласково мурлыкала какую-то песенку, держа щенка, показавшегося Стаху похожим на мешок, набитый бобами. Задняя часть и задние ноги щенка свисали с одной стороны, голова и передние ноги — с другой, а на ладонях Дэзи покоился его толстый, раздутый живот. Щенок был какого-то невероятного серо-коричнево-голубого окраса с чисто-белыми ушами и лапами. На вид его нельзя было отнести ни к одной из известных собачьих пород.
«Черт побери, — подумал Стах, — щенок! Мне надо было иметь это в виду». Стах не испытывал интереса ни к каким животным, кроме лошадей. Поэтому он отвечал неизменным «нет» на все просьбы Дэзи подарить ей собаку. И Дэзи, казалось, смирилась и перестала говорить с отцом на эту тему.
— Это хорошая ищейка. Ларчер — помесь борзой и колли, — пояснил цыган. — Собака продается.
Если бы Стах имел хоть малейшее представление о собаках или охоте, то, услышав сказанное, немедленно взял бы Дэзи за руку и увел прочь. Ни один цыган не продаст, «хорошего» щенка ищейки, и вообще похвалы подобного рода лишены смысла: пока щенок не вырастет и не начнет охотиться, о нем ничего нельзя сказать. Охота — истинное призвание ларчера. Это собака для браконьеров, цыган, бродяг — быстрая, бесшумная, безжалостная. Хороший ларчер должен уметь в прыжке поймать низко летящую чайку; хороший ларчер должен охранять семью во время опасных ночных переходов; должен одним махом брать изгороди из колючей проволоки; милю за милей гнать оленя по замерзшей земле и самостоятельно убивать его.
— На мой взгляд, это всего лишь дворняга, — заявил Стах.
— Нет, сэр, это ларчер.
— Если это такая ценность, то почему вы его продаете?
— В помете их восемь штук. Разве мы можем таскать их всех с собой при наших переездах? Но все равно, это удачное приобретение для того, кто его купит.
Цыган прекрасно знал, что у щенка, которого с таким обожанием держала на руках Дэзи, одна лапка короче. Подобный ларчер скорее всего не способен поймать даже зайца, и потому не стоит даже того, чтобы его кормить. Он собирался удавить щенка перед тем, как трогаться в путь, но родословная ларчера была именно такой, как он сказал, и, будь щенок без этого изъяна, он, возможно, сумел бы продать его за сотню фунтов.
— Пошли, Дэзи, нам надо возвращаться.
Дэзи уже ничто не могло остановить: выражение ее глаз подсказывало Стаху, что он затянул с решением вопроса о собаке.
— Ладно, — торопливо пообещал он, — я куплю тебе собаку. В следующий уик-энд мы объедем несколько псарен, и ты выберешь себе такого пса, какого пожелаешь. А это — дворняжка. Тебе нужна собака чистых кровей.
— Я хочу Тезея.
— Тезея?
— Папа, ты же знаешь, Тезей — юноша, который пришел сразиться с Минотавром в лабиринте. Мы как раз проходим с леди Эллен греческие мифы.
— И это, по-твоему, Тезей?
— Я поняла это в ту же минуту, как его увидела.
— Смешная кличка для ларчера, — сказал цыган.