Серебряная богиня - Крэнц Джудит. Страница 55

Хорошо, что у них не было детей. В противном случае их развод скорее всего не состоялся бы, поскольку Шеннон, не будучи религиозным человеком, тем не менее хорошо помнил и никогда не мог забыть одиночества сироты, оставленного родителями. Когда его короткий брак распался, он позволил себе несколько романов, завоевывал очередную избранницу с откровенным физическим желанием и таким напором, с каким пожирает сухую осеннюю траву пламя от случайно оброненной спички. Он решительно запрещал себе влюбляться вновь, опасаясь новых страданий. Любовь — слишком большой риск даже для него, решил Шеннон.

Его детищем была «Супракорп» и сотканная ею паутина из различных дочерних компаний, производивших косметику, парфюмерию, продукты питания, а также сеть магазинов, телевизионных станций, фирм по продаже недвижимости. Еще его «детьми» были мальчики из Полицейской атлетической лиги, с которыми он втайне от всех проводил почти все свободные уик-энды. Он учил их житейской сметке, щедро делился с ними всем, что знал и умел, будь то удары по мячу, запуск воздушного змея или правила деления больших чисел.

Годы не изменили его улыбку. Она по-прежнему оставалась такой же открытой и неотразимо обаятельной, а его синие глаза светились прежним блеском. Но теперь две глубокие вертикальные складки залегли по краям губ, а широкий лоб, на который постоянно падали непослушные черные волосы, бороздили морщины.

Занимаясь с детьми, Патрик Шеннон не пытался обратить время вспять, он просто заново переживал свои юные годы, которых по-настоящему у него никогда не было. У него никогда не находилось времени для свободного, беззаботного существования. Зато, уверял он себя, у тебя было достаточно времени, чтобы обрести успех, влиятельность, богатство, познания и немного настоящих друзей, пусть даже ценой теперешней ностальгии по юношескому веселью и играм.

Когда Хэмильтон Шорт, умелый и удачливый торговец недвижимостью, заработал свои первые три миллиона долларов, он вложил их в долгосрочные казначейские облигации и забыл о них. В сорок два года, став обладателем небольшого брюшка и лысины, он уже имел за спиной десяток миллионов, с помощью которых ему не составило большого труда убедить Топси Маллинс, робкую, с пышными формами восемнадцатилетнюю девушку, происходившую из старинной, но обедневшей семьи из Виргинии, выйти за него замуж. В течение последующих восьми лет, пока интересы бизнеса вынуждали семейство Шорт переезжать из Далласа в Майами, а затем в Чикаго, Топси произвела на свет троих детей — все девочки, — а Хэм заработал еще несколько миллионов. По его подсчетам, личное состояние теперь приближалось к двадцати пяти миллионам, а его бизнес расцвел как никогда.

В свое время Топси на остатки семейных денег прошла обучение в знаменитой школе верховой езды, где познакомилась со многими девушками из богатых, известных в обществе семейств из Нью-Йорка и Лонг-Айленда. Она продолжала следить за карьерой своих подружек по модным журналам и колонкам светских новостей в прессе, испытывая безумную зависть и злобу. Она вышла замуж ради денег, но единственное, что дало ей замужество, — это три беременности и три переезда из одного, по ее мнению, провинциального города в другой, а потом и в третий.

Для Топси, страстно стремившейся попасть в высшее общество, принимая во внимание ее ограниченный кругозор, возможность быть вхожей в высший свет Нью-Йорка означала принадлежность к этому обществу. Но ей хватило здравого смысла, чтобы понять, насколько провинциалке сложно проникнуть в высший свет, тем более такой провинциалке, как она, опирающейся на поддержку нескольких полузабытых подружек и имевшей мужа, вряд ли способного украсить собой какой-либо прием. Поэтому она решила завоевать Нью-Йорк со своей территории, из Виргинии, где ее семья пользовалась известностью и уважением. По ее мнению, собственное имение в самом сердце огромной территории в Северной Виргинии, известной под названием Охотничья страна, помогло бы снять с нее клеймо обладательницы «новых» денег.

Когда Топси заявила Хэму, что наступило самое время приобрести имение в крошечном Мидлбурге, традиционно распадавшемся на две неравные части — миллионеры и их прислуга, ему в разговоре безжалостно было дано понять, что он может рассчитывать на свою привычную, удобную и хорошо организованную семейную жизнь только при условии, если у них будет приличное, очень приличное владение в Мидлбурге.

К двадцати пяти годам многообещающая в юности красота Топси расцвела во всем блеске. В течение семи лет замужества она, лишь ненадолго отвлекаемая рождением детей, занималась исключительно собой, оттачивая свою привлекательность. Ее каштановые волосы, кроткие глаза, пышная грудь, широкие бедра и тонкая талия оставались столь же неотразимы, как и в те времена, когда впервые покорили воображение Хэма Шорта. Хотя теперь Хэм нечасто наслаждался прелестями супруги, но тем не менее он не желал семейных проблем. Он не был слишком чувственным человеком. Одно быстрое занятие любовью в неделю или две — вот все, на что он претендовал, но он настаивал на том, чтобы у него в доме царили мир и покой, пока он зарабатывает свои очередные миллионы. Ему было все равно, Мидлбург или Майами, лишь бы Топси прекратила свое нытье по поводу отсутствия вокруг нее светского общества.

К счастью, Хэм Шорт продолжал успешно наживать свои миллионы и в последующие два года, поскольку расходы на содержание плантации «Фэрфакс» высасывали из него деньги, словно кит, пожирающий планктон.

Голова Хэма Шорта, владельца всего этого великолепия, в последнее время была занята куда более серьезными вещами. Предложение, полученное им от «Супракорп», было очень интересным. Если он согласится присоединить свою компанию по торговле недвижимостью к «Супракорп», ворочающей двумя миллиардами долларов, то пакет акций, который он получит, увеличит его состояние до такой отметки, что, вместо того чтобы думать, как ему заработать тридцатый миллион, он сможет оперировать цифрой в шестьдесят миллионов. Помимо того, это позволит ему избавиться от ежедневной рутины, от той работы, которую он выполняет практически в одиночку. Его дети — девочки, и ему некого вводить в семейный бизнес, поэтому присоединение к «Супракорп» позволит ему начать вести ту жизнь джентльмена, которую Топси постоянно стремится ему навязать. Но, с другой стороны, разве он желает утратить контроль над своим делом? Что может быть привлекательнее, чем ощущать себя владельцем собственной компании и обладать свободой в принимаемых решениях, как это происходит сейчас? Стоит ли превращаться в филиал «Супракорп» и быть одним из руководителей отделения под руководством Патрика Шеннона? Так ли уж он сам хочет жить как джентльмен, ограничив свои интересы этим Мидлбургом и этими проклятыми лошадьми? Может быть, приближающийся уик-энд, благодаря которому у него есть шанс пообщаться с Шенноном в качестве своего гостя, позволит ему найти ответы хотя бы на часть мучивших его вопросов, порождавших сомнения насчет того, продавать ли ему компанию. Именно по этой причине он попросил Топси до минимума сократить число приглашенных на этот уик-энд.

— Кто приедет к нам на уик-энд? — спросил он жену.

— Хэммингсы и Стентоны из Шарлотсвиля, Демпси из Кинленда и княжна Дэзи Валенская, которая сделает наброски для портрета Синди. Конечно, твой Шеннон и… еще кое-кто из Нью-Йорка.

Хэм Шорт хорошо знал первые три пары, все они были заядлыми лошадниками.

— А что это за леди из Нью-Йорка? — небрежно поинтересовался он.

— Робин и Ванесса Валериан, — ответила Топси, и ее глаза широко распахнулись от волнения и радостного предвкушения.

— Портной? За каким чертом они тебе понадобились? — не ожидая ответа, спросил Хэм, не заметив при этом взволнованного состояния жены.

— О, Хэм, прямо не знаю, как я тебя выношу, — запричитала Топси. — Ты просто позоришь меня. Валерианы — ах, я даже не знаю, как тебе это объяснить, чтобы ты понял, — одни из самых шикарных людей в Нью-Йорке. Они бывают абсолютно всюду и знают абсолютно всех! Мы с Ванессой немного знакомы по школе, она училась на три класса младше меня. В мой прошлый приезд в Нью-Йорк за покупками мы случайно встретились и зашли посидеть в ресторан, но я совершенно не была уверена, что они примут мое приглашение и приедут к нам.