Школа обольщения - Крэнц Джудит. Страница 23

Спайдер Эллиот потерял невинность в выпускном классе школы с грубоватой, большегрудой тренершей женской баскетбольной команды, которую не столько восхищали его спортивные достижения, сколько его спортивные трусы, севшие на три размера в результате хозяйственного усердия одной из любящих сестер, пытавшейся сделать их белее белого. И до конца жизни у Спайдера возникала эрекция, стоило только ему вдохнуть запах раздевалки. Это обстоятельство делало затруднительным для него занятия спортом в залах, и ему пришлось избрать теннис и бег.

Территория Калифорнийского университета славится не только изобилием солнца, щедро палящего, но и укромными уголками, подходящими для любовных утех. Однако Спайдер вскоре обнаружил, что студии фотографов, работающих с моделями, тоже представляют собой своего рода злачные места, где секс реализуется словесно. Хотя среди модных фотографов множество гомосексуалистов, каждый из них для успешной работы вынужден создавать атмосферу чувственности. Фотомодель настраивают на рабочий лад с помощью многословных наставлений и указаний, помогая ей войти в образ, подводя ее к должному состоянию, подобно неопытному перепуганному пилоту, который выводит свой самолет на посадку с помощью авиадиспетчера. Наставления фотографов ласкают слух, даже если произносятся сквозь стиснутые зубы, они почти всегда сопровождаются негромкой, действующей на подсознание эротической музыкой, подогревающей входящую в образ модель. Бывает, что в студиях возникает неподдельная эротическая атмосфера, но чаще всего из всех щелей сквозит надуманностью, фальшивостью, даже не игрой, и в воздухе стоит нервный обертон скрытой неприязни фотографа к модели, далекой от совершенства.

Нанявшись на работу к Мелу Саковицу, Спайдер произвел на арене студийных экзерсисов примерно такое же замешательство, какое сотни лет назад выпало испытать пресыщенным, развращенным европейским дворам, когда морские капитаны прибывали из чужедальних стран и демонстрировали свою «благородную свирепость». Спайдер, в рабочей одежде, в старых белых джинсах и футболке с эмблемой Калифорнийского университета, являл собой реальное свидетельство того, что мужчины — настоящие, необузданные, сильные, любящие — еще существуют на свете и даже в тепличном мире моды.

Не прошло и нескольких недель, как фотомодели, до той поры не отличавшие проявителя от пены для ванн, начали выказывать необычайный интерес к негативам и увеличителям, что настоятельно требовало от них посещения темной комнаты Саковица, где увлекшиеся фототехникой дамы вопрошали, ощупывая мускулистое калифорнийское предплечье Спайдера:

— Это благодаря теннису? Как необычно!

Вскоре Спайдер обнаружил, что запах темной комнаты тоже вызывает у него эрекцию. Однако теперь он мог с этим справляться, что и делал. Заботясь об удобстве девушек, он тайно натащил в комнатку груду подушек, ибо не мог спокойно думать о нежных маленьких задиках, покрывавшихся синяками на полу. Большинство моделей Спайдера настаивало на канилингусе — такой способ не сопровождался беспорядком, возникающим в их одежде и прическах. От них требовалось только скинуть трусики. Однако Спайдер, как они вскоре узнали, всегда неуклонно требовал расплаты. Во всяком случае, никто не жаловался, и служащие из агентств по найму фотомоделей отметили, что стало куда легче подыскать девушек для работы у Саковица, чья студия обычно считалась последним прибежищем неудачниц.

Прежде чем сделать хоть одно телодвижение, Спайдер предупреждал каждую девушку:

— Наш роман будет коротким, детка. Со мной бывает начало, бывает середина, но никогда не бывает конца. Меня не интересует прочная, как в тюрьме, привязанность и вся эта чепуха об уникальных межличностных связях. Я не даю обещаний даже насчет завтрашней ночи.

— Паучок, душка, а что, если я скажу, что все в жизни когда-нибудь впервые случается?

— Ты не скажешь ничего, кроме того, что я слышал много раз. Единственное, чего я так и не смогу понять в женщинах, так это — почему они отказываются верить, когда им честно говоришь, что кое у чего абсолютно нет будущего. Разве можно выразиться еще яснее?

— Надежда цветет вечно, и все такое прочее… Отчего бы тебе не заткнуться и не трахнуть меня, Паучило? Без преамбулы запросто — с наслаждением и не торопясь. Я бы рискнула…

К моменту знакомства с Вэлентайн Спайдер успел дважды сменить место работы, выбравшись из темных комнат в иные помещения и практикуя в качестве ассистента при известных фотографах. За три года его имя в мире моды превратилось в нарицательное. Он горячо любил всех девушек, любил честно, чувственно, всем сердцем, и они это знали. Они слишком часто спали с мужчинами, которые много говорили о любви, но не любили по-настоящему. Когда девушка занималась любовью со Спайдером, это был для нее словно чудесный подарок ко дню рождения: ей было хорошо еще долгое время после того — она чувствовала себя настоящей женщиной.

В первые же месяцы пребывания в Нью-Йорке Спайдер обнаружил, что большинство фотомоделей не считают себя «настоящими женщинами». Почти никого из этих девушек не просили о свидании после выпускного бала. Когда мальчики в возрасте пятнадцати-шестнадцати только начинали оперяться, девочки к тому моменту бывали уже высокими, тощими и наиболее уродливыми среди своих одноклассниц, становясь объектами бесконечных насмешек, поводом для разочарования матерей, как бы хорошо их матери ни прятали свое разочарование. А к тому моменту, когда они обретали навыки ухода за своими лицами и выясняли для себя, что их чересчур высокие талии, отсутствие бюста и бедер делают их идеальными живыми вешалками для модной одежды, их самооценка неумолимо приближалась к нулю. Разумеется, некоторым из них посчастливилось еще в детстве быть хорошенькими в обычном понимании, и они принимали участие в конкурсах «Мисс подросток Америки», однако самые классные модели, самые интересные внешне, пребывали в уверенности, что настоящая женщина должна быть не выше ста шестидесяти пяти сантиметров, носить лифчики хотя бы среднего размера и с самого рождения уметь болтать с мальчиками, а еще лучше, если она ни разу не ударила ракеткой по мячу.

В период взросления почти все из них готовы были отдать что угодно, лишь бы их обнимали мужские руки. Спайдер давал им почувствовать, что ему нравится их обнимать, целовать, ласкать, тискать, поддразнивать, щипать, что ими можно даже восхищаться. Они все ему нравились: и долговязые техаски, все еще носившие на зубах пластинки и почти с религиозным усердием поправлявшие их между сеансами, и лихие девицы, любившие грязно выражаться, даже если это никого, кроме них, не шокировало, и близорукие, вечно терявшие свои контактные линзы в ворсе толстого ковра, и печальные двадцатичетырехлетние красавицы, ожидавшие двадцатипятилетия с ощущением конца света, и одинокие скиталицы, которых вывезли из Европы задолго до того, как они стали достаточно взрослыми, чтобы покинуть отчий дом. Он любил даже таких, которые не ели по целым дням и рассчитывали, что он купит им на ужин самый постный бифштекс. Дороже всего обходились Спайдеру именно они. Самые большие расходы он понес на качественных белках для сидевших на диете.

Прошли времена его сексуальной неразборчивости, подтверждавшейся на полу темной комнаты у Саковица: Спайдер понял, что больше всего ему нравится спать в постели, в постели женщины, в спальне женщины, ощущая запах женщины. Хотя он неплохо продвинулся в профессиональном плане, ему недоставало ощущения атмосферы женского жилья, он старался восполнить этот пробел, вдыхая запах женской квартиры, удерживая в памяти характерные детали быта той или иной модели. С блаженством вкушал он аромат талька, лака для волос, ловил запах подогретого телом дезодоранта. Особенно ему нравились неряхи, разбрасывавшие повсюду свои вещи, оставлявшие на полу нижнее белье, швырявшие в угол ванны мокрые полотенца, забывавшие свою обувь там, где он непременно об нее спотыкался; нравились недотепы в старых «любимых» банных халатиках, чьи мусорные корзины были полны косметических салфеток, а полочки над раковинами завалены наполовину использованной губной помадой, кисточками для теней. Все эти следы женского существования доставляли Спайдеру истинное удовольствие. Его сестры, с нежностью вспоминал он, составляли такую очаровательную компанию маленьких растреп. Как он восхищался их аппетитами во всем, будь то новые наряды другой сестренки или три подряд порции шоколадного мороженого. Для Спайдера наличие аппетита служило верным признаком женственности.