Комната по имени Земля - Райан Маделин. Страница 14
Он считал, что слова и названия должны делать вещи более ясными и четкими, а не сложными и расплывчатыми. Слова и названия, на его взгляд, существовали для того, чтобы организовывать, классифицировать и служить объективной реальности, среди которой мы все живем и которую ощущаем. Мне же, наоборот, всегда казалось, что если объективная реальность и существует, то слова для нее не нужны.
На самом деле у каждого из нас свои собственные отношения со словами и с обозначениями. И неважно, насколько «конвенционален», «традиционен» или «общепринят» наш выбор слов и определений, интерпретации все равно субъективны. И если я вдруг представляюсь стриптизершей, художницей, биржевым маклером или алхимиком, у каждого открывается целый калейдоскоп переживаний и впечатлений, который не принадлежит мне и не имеет ко мне никакого отношения и который я не могу контролировать. Кто-то любит стиптизерш, а кто-то осуждает. Кто-то в восторге от биржевых маклеров, а кому-то они жизнь сломали.
Я пыталась обсудить это с папой, но он сказал, что, прежде чем излагать все это, мне надо изучить лингвистику. Сам он ее не изучал, но считал, что мне это необходимо. И сомневаюсь, что потом он бы захотел, чтобы я обучала лингвистике его. Просто он думал, что, прежде чем поднимать эту тему с ним, я должна изучить лингвистику.
26
Я иду в гостиную и молюсь за свое «я», которое было так напугано, молюсь за парня, который, как мне казалось, следил за мной. Я тебя прощаю и отпускаю. Я тебя прощаю и отпускаю. Я тебя прощаю и отпускаю. Молитвы доступны не только тем, кто регулярно ходит в церковь, синагогу, мечеть или куда-то еще. Молитвы доступны любому. Как, собственно, и проклятия, и заклинания. Они тоже доступны каждому, а не только тем, у кого есть котел, метла и хрустальный шар. Мы ежедневно и круглосуточно произносим молитвы и заклинания — каждым своим словом, мыслями, указующими перстами.
Я поняла это, когда работала в одном волшебном магазинчике. Его хозяйка сорок лет крутилась в страховой сфере, но потом вдруг стала ведьмой и начала вляпываться во всякое волшебное дерьмо. Как только у нее случалось что-то плохое, она предполагала, что ее кто-то околдовал. Паранойя и подозрительность развились вполне естественно. Наверное, это необходимые качества для работы в страховой компании, но уж точно не для человека, который называет себя целителем и эмпатом.
У нее были безукоризненные ухоженные длинные белые волосы и кроваво-алые ногти. Она была загадочна во всем: во всех своих мыслях, чувствах и намерениях. Свои зелья, ингредиенты которых были окутаны тайной, она продавала в маленьких коричневых флакончиках. Помню, я однажды сказала ей, что, возможно, покупатели были бы рады узнать, что входит в ее «Приворотное зелье» или «Масло изобилия», она же в ответ расхохоталась и заявила, что да, наверняка им хочется «украсть ее магию». Она не то что никогда никому не доверяла, но постоянно доказывала, что у нее нет никаких оснований доверять людям.
На нашей улице тем временем открылся еще один эзотерический магазин, и она была твердо уверена, что они пришли за ней. Ее не убеждали никакие доказательства того, что это не так. Она на чем свет костерила хозяев этого магазинчика. Должно быть, она не читала ничего об этом в своих ведьмовских книгах. Потому что я нашла время почитать, и там везде говорится, что все произнесенное вами возвращается стократ. Вот цитата из одной такой книги: «Не налагай проклятий и заклятий на других, не думай о них худого и не желай им его, ибо ты налагаешь проклятия и заклятия, а также и желаешь худое самому себе».
Однажды она попросила меня начистить все до единой руны и всякие другие штуки, заполнявшие бесчисленные стеклянные шкафы. Чтобы было удобнее, мне пришлось сесть на колени на пол. И мимо проходила она. Остановившись на полпути, она задумалась на секунду, повернулась и вдруг сказала: «О, ты можешь не падать ниц передо мной, это совсем не обязательно!» Тогда я встала, вышла и больше никогда сюда не возвращалась.
Подозреваю, она была в ярости. Уход кого-то или потеря чего-то не всегда бывают понятны, и это вызывает в людях взрыв обиды и гнева, потому что нужно сильно потрудиться, чтобы объяснить их себе и запустить процесс отпускания. А они, знаете ли, не слишком хотят брать на себя ответственность и все такое. И просто считают, что те, кто ушел от них, козлы и мудаки.
Чтобы я могла защититься от ее заклятий и черной магии, все феи, прорицатели, шаманты-хироманты, кто работал вместе со мной, научили меня ритуалу перерезания пуповины и визуализации белого света, исходящего из земли и через мое тело вырывающегося в космос. Правда, осталась небольшая проблема: научив меня этому, они все равно продолжали бояться ее и вовлекали в это меня.
Но я не позволила этой друидке-язычнице-ведьме-леди-прорицательнице, или как там она теперь себя называет, напитаться моим страхом. Я смотрела «Звездные войны» и поэтому знала, что я сама сила и моя сила со мной, все мысли и слова — только мои, их никогда не подчинит эта злобная дама, называющая себя ведьмой.
Каким бы злобным ни был человек и как бы он ни пугал нас, не стоит от него «защищаться». Пока мы можем превратить переживания в любовь и свет, не стоит тратить ни время, не энергию на страх, на попытки удержать возле себя кого-то или что-то. Нужно всегда быть готовым учиться и расти.
27
Рождественская вечеринка оказалась какой-то инфернальной. Окно гостиной было слишком маленьким и выходило на деревянный забор. Льдисто-голубая пластиковая елка блестела гирляндами где-то в углу. Огромный телевизор не работал, как и музыкальный центр. Колонки возвышались в полутьме, точно обелиски. Куча людей двигалась под музыку в стиле электро. Несколько обкуренных парней развалились на диванах, тупо глядя на танцующих, к которым могла бы присоединиться и я.
Возле дверей стояла небольшая компания. Все как один были ровно закопченные, напоминая жареных цыплят, которых готовил мой отец, обмазывавший их предварительно веджимайтом. На всех обрезанные джинсы, короткие жилетки, купальники, перья, пирсинг, глиттер, повязки, цветочные венки и банданы. Я не могу ничего накручивать вокруг своей головы: мне всегда не хватает воздуха и кажется, будто я уже умерла.
Иду дальше, чтобы отыскать себе местечко, где можно расслабиться и не сталкиваться ни с кем лбом. Мне нравится просто танцевать. Для того, например, чтобы избегать вербального взаимодействия, которое всегда сводится к объяснению всякой хрени, доказательству хрени, разъяснению хрени, спорам о хрени, критике хрени, хвастовства всякой хренью, избегания хрени, драматизации хрени, хреновым шуточкам ниже пояса, отказа от хрени, защите хрени и нападении на нее, лжи и убеждению, что с хренью будет «все в порядке», — в общем, всему тому, что включает взаимодействие людей друг с другом, когда они много болтают ни о чем.
Своих собратьев я люблю, только когда у них захлопнуты рты. Так что танцы на вечеринке предоставляют возможность оставаться среди людей, но не говорить с ними.
Здесь довольно жарко, я устремляюсь к окну, но оно закрыто. Тщетно пытаюсь открыть его. Оно залито краской намертво. Давайте-ка притворимся, будто я ничего такого не делала. Потому что если кто-то заметит это, то обязательно спросит, а что эта чика тут делает, если ей нужно на воздух. И тогда я отвечу ему, что сама задаю себе точно такой же вопрос.
Люди в этой части комнаты оказались адептами БДСМ. На них сапоги-чулки на платформе, кожаные ремни с пряжками, парики и черная помада. Танцы их больше напоминали жесткое порево. У двоих были игрушечные пистолеты, стрелявшие пузырями.
По гостиной бродили несколько потных чуваков в огромных полосатых футболках и спортивных штанах, с золотыми цепями на шеях. У одного из них в ухе блестела серьга, а за ухом торчал свернутый косяк. Они пытаются быть незамеченными и при этом ко всем приглядываются. Точь-в-точь как я. Хотя, если серьезно, они, кажется, ищут, у кого бы что-нибудь стибрить. Вот не повезет кому-то, кто забыл закрыть рюкзак или сумку. Девчонки в трикотажных платьицах с психоделическими рисунками и с ожерельями из ракушек тоже выглядят подозрительно. Или, может, они просто хотят понравиться тем чувакам. Трудно сказать.