Комната по имени Земля - Райан Маделин. Страница 18
К парню в камуфляже подошла другая женщина, взяла его за плечо и что-то прошептала на ухо. Он, не глядя на нее, кивнул, и во всем этом чувствовалась такая близость и привычка, что вокруг все замерло. Эта другая женщина вела себя так, будто она и не вмешивалась в происходящее, будто ничего не происходило до этого и ничто не препятствовало ее появлению здесь. Но именно так оно и было.
Кремовая почти перестала дышать, старалась больше не смотреть на парня, он же попрощался с нею как-то неловко, почти механически, поцеловал ее в щеку, поэтому я думаю, что другая женщина — его партнерша и они вместе уходят. Точно. И зачем же он так долго и так пылко говорил с кремовой? Или просто старался быть «милым», потому что ему, как он полагал, не хотелось «задеть ее чувства», а на самом деле горел желанием убедиться, что все его любят, поскольку этот мир его пугает. Или вдруг он считал, что кремовая может стать хорошей любовницей для него, поэтому делал все, чтобы зацепить ее ради этого? Или ему хотелось, чтобы все видели, как они с ней разговаривают? Или он прямо сейчас решил все свести к тому, будто «ничего и не было» между ними, чтобы создать у себя самого иллюзию самосохранения и соблюдения границ, намеренно позабыв о том, что все это выглядело дико и не было тайной ни для кого?
Мне жаль эту кремовую. Я где-то читала, что многие женщины теряют голову и растекаются, как подтаявшее мороженое, когда физически привлекательный мужчина появляется в комнате, подходит близко и заговаривает с ними. Хотелось бы мне почувствовать это на себе. Но я не замечаю человека, пока не чувствую многомерную связь с ним и с его душой. А если я не вижу ни пирамид, ни прошлых жизней с ним, не чувствую никакой связующей нити, протянутой между нашими сердцами, я не замечаю его.
Зато я знаю женщин, которые, завидев мужчину, говорят что-то типа «обуздать бы его», или «представляю, как бы он смотрел на меня изо дня в день», или «я сейчас упаду», или «а с кем он тут?», или «мечта, а не мужик», а я слушаю всю эту чушь и бессмысленно улыбаюсь, как идиотка.
Мне хочется подойти к кремовой и что-нибудь сказать ей. Но когда я хочу поговорить с кем-то напрямую о том, что происходит, обычно слышу в ответ только то, что на самом деле ничего не происходит. Иногда они отчасти соглашаются со мной, прежде чем продолжат твердить: «это не твое дело» / «а ты кто?» / «ты все принимаешь слишком близко к сердцу» / «ты жестока» / «у тебя паранойя» / «я чисто по-дружески» / «просто ты завидуешь, потому что на тебя никто не обращает внимания» / «мне больше некуда пойти» / «мне даже поговорить было не с кем» / «какого хрена» / «да какие проблемы» / «лучше бы ты просто пошутила» / «это не имеет значения» / «да о чем ты» / «вечно ты так» / «не лезь не в свое дело».
Но никто из них не отвечает на мой вопрос и вообще всячески открещивается от того, что я видела собственными глазами. И я остаюсь один на один с произошедшим, и нет, вовсе не чувствую себя спокойно, потому что никто никогда не хочет видеть происходящего, не хочет брать на себя ответственность, а я понятия не имею, что мне со всем этим делать. Все это мне не нужно, но я не понимаю, почему оно у меня есть. А потом я позволяю чувствам захлестнуть меня и начинаю представлять, как одним ударом меча отсекаю все ненужное, но, несмотря на толпу совершенно обычных людей вокруг, совершающих все те же привычные вещи, что и всегда, я молчу и никогда не говорю ничего, даже свое собственное имя забываю на это время.
32
Музыка безжалостно и тяжело грохочет, бьет меня наотмашь, я становлюсь ею и позволяю поглотить все, с чем не могу смириться и чему нет места в комнате.
Так забавно. Мы несколько дней можем оставаться без еды и воды, умеем задерживать дыхание на несколько минут, но ни секунды не обходимся без того, чтобы не начать испытывать себя. Нет никакого способа убежать от себя и от своего богатого внутреннего мира. Информация поступает и выбирается наружу, ощущается постоянно, чувствуется, за ней наблюдают какое-то время, потом оценивают. И так бесконечно.
33
Вот теперь я хочу пить. И не из-за водки. Можно пойти на кухню. Вода помогает от всего, и я не знаю, почему постоянно забываю пить ее. Известно, что обезвоживание у человека наступает примерно за полчаса до того, как его накрывает жажда. Не знаю, чем может эта информация помочь. То есть я хочу сказать, что никогда не узнаешь об обезвоживании, пока не почувствуешь жажду.
В школе-интернате наша учительница физики говорила, что лучше делать пару малюсеньких глотков воды, чем выцеживать сразу и много, потому что за раз наш организм способен принять только тридцать миллилитров. Помню, как меня это растревожило. Я все время раздумывала, куда же девается все остальное. Естественно, жидкости, которые попадают в нас, прежде чем усвоиться окончательно, претерпевают различные преобразования. Люди же не ведра. То, что мы употребляем внутрь, меняет форму и находит другое применение, а такого понятия, с этой точки зрения, по сути, не существует. Так о чем тогда она?
Удивительно, насколько деструктивной может быть неправильная информация от правильного человека. Например, когда врач говорит: «Принимайте это лекарство», легче не спрашивать у него почему и принимать молча. Или чувак из телекоммуникационной компании устанавливает у вас дома новый телевизор и говорит, что не стоит оставлять экран на паузе, чтобы не сжечь плазму, легче с ним согласиться и не задавать всяких вопросов, типа, что такое плазма и как ее можно сжечь. Все то же самое касается и белковой пищи, и химчистки. Потому что — что? Правильно. Коровы едят траву, а постирать я могу и руками в холодной воде.
Божечки, кухня в этом доме просто очаровательна! Высокий потолок, потертое вокруг ручек дерево шкафов — все такое обжитое, любимое, сразу ясно, что это настоящий эпицентр и домашний очаг. Наверняка семья проводит здесь тьму времени — моют посуду, пьют вино, смеются, переживают. Ого, у них даже есть фильтр для воды! Да польются на меня дождем священные капли! Как прекрасно, что никто из живущих в этом доме не владеет им единолично. Вообще никто не владеет землей, так зачем мы будем мечтать о владении тем, что принадлежит ей? Мы здесь просто в гостях. Даже если мы покупаем землю, она все равно не наша. Точнее, не совсем наша. Аренда — вот самое подходящее слово, чтобы отразить реальное существование человека на земле. Странно, что у людей это вызывает смех.
Мачеха моего бывшего парня однажды сказала, что дом, который тот арендовал, «хорош для аренды», имея в виду, что сама по себе аренда не очень-то и хороша. Этим мнением она поделилась с нами за ужином, настояв на том, что купит новую посуду, и все это выглядело так, точно она сообщила о неком грандиозном вкладе в жизнь пасынка. Будто эта новая посуда резко улучшит его представление о себе самом и о ней.
Но главная ирония была здесь в том, что каждая тарелка, с которой она соскребала в мусорку остатки спагетти и обходила вниманием горох, была тщательно отобрана в каком-нибудь секонд-хенде или винтажном магазинчике. И у каждой была собственная история. Так что вся посуда моего бывшего парня была выбрана гораздо более осознанно, чем все собранное мачехой для себя за всю ее жизнь. И, в общем-то, понятно, почему она этого не понимала.
С деревянных потолочных балок вниз головой свисают засушенные гортензии, на островке — несъеденные канапе, холодильник забит соусами, вяленым мясом, завернутым в бумагу для выпечки, завтрашним соком, сегодняшним молоком. Кажется, каждая полка тут принадлежит какому-то члену семьи. Вот один из них не обращает внимания на свое физическое состояние, поэтому на его полке полбанки соленых огурчиков, старая пачка масла, подернутая плесенью фета в масле с тимьяном и перцем. А вот другая полка — явно человека с немного избыточным весом, физическим, эмоциональным или интеллектуальным, — даже задней стенки холодильника не видно, столько здесь всяких продуктов. Полная коробка яиц, три банки домашнего соуса, надкушенная плитка молочного шоколада, завернутая в бумагу, открытая банка фасоли, большой кусок сыра бри и несколько пластиковых контейнеров с недоеденными готовыми блюдами. На третьей полке…