Сибирь в сердце японца - Кюдзо Като. Страница 4

К рассвету 11 февраля город оказался погребенным под метровым слоем снега. Дул сильный ветер, было невообразимо холодно. Старожилы не могли припомнить еще такой же холодной зимы.

В эту ночь в Благовещенске и других городах японцы получили телеграмму с уведомлением, что на возвращение можно не надеяться. Таким образом, более 800 японцев были брошены своим правительством в Сибири на произвол судьбы. Эти люди пересекли всю Россию и пол-Европы, чтобы отправиться из Германии в Нагасаки. Последний транспорт из Владивостока ушел 13 февраля. На его борту было 1420 человек, все они без происшествий доехали до порта Модзи.

* * *

В 1906 году торговое представительство во Владивостоке было преобразовано в консульство. Сюда вернулись консул Каваками Тосихито и монах Оота Какумин. Какумин немедля развернул миссионерскую деятельность. Впоследствии, благодаря содействию товарища городского головы Матвеева (в дальнейшем эмигрировавшего в Кобэ), он получил в бессрочное безвозмездное пользование около 700 квадратных метров земли на окраине города и, пригласив Оотани Козэя, торжественно заложил новый храм. Окончание строительства относится к моменту, когда в России произошла Октябрьская революция и все в этой стране встало с ног на голову. Вчерашние купцы и дворяне потеряли все состояние и прежнее великолепие. Благодаря революции во Владивостоке стала выходить газета на японском языке «Урадзио Ниппо». Ее первым издателем и редактором был специальный корреспондент газеты «Майнити» Идзуми Ёсиносукэ. Во втором ее номере была помещена приветственная статья по случаю издания газеты. В ней можно было прочесть следующее: «До революции издавать иностранные газеты на территории России было невозможно. Теперь, когда появилась такая возможность, мы приветствуем русскую революцию и ту свободу, которую она несет не только гражданам России, но и нам, проживающим в России иностранцам»… Газета «Урадзио Ниппо» оставила нам любопытную информацию о событиях периода иностранной интервенции в России.

12 января 1918 года в порт Владивосток вошел японский военный корабль «Ивами» с командиром десантного соединения генерал-майором Като Кандзи на борту. Целью его прихода была защита проживающих во Владивостоке японских подданных (в то время их насчитывалось 10 тысяч человек). Со 2 января в порту уже находился английский корабль «Кент». Так начиналась подготовка к оккупации Сибири и Дальнего Востока союзными войсками.

18 января в порт вошел японский корабль «Асахи», а затем, в середине февраля, американский крейсер «Бруклин» и китайская канонерская лодка «Хай Янь». Городское собрание Владивостока отправило японской стороне протест по поводу входа военного корабля в порт без предварительного предупреждения. «Урадзио Ниппо» писала: «Что бы там ни говорилось, приход японских кораблей не нравится только экстремистам и тем, кто их использует. Именно эти силы оказали давление на городское собрание, в результате чего появился данный протест. Эти силы понимают, что с приходом японских кораблей им уже не будет так вольготно, как прежде…» Судя по этим высказываниям, налицо было противостояние японцев-жителей Владивостока и большевиков, которых газета называла экстремистами. 4 апреля произошло событие, которое вошло в историю как «инцидент Исидо». Четверо русских солдат ограбили контору торговой компании Исидо, убив при этом одного приказчика. Японская община устроила по этому поводу митинг и обратилась к генеральному консулу Кикучи и генералу Като с просьбой ввести в город войска. На следующий день войска, прибывшие на «Ивами» и «Асахи», вошли во Владивосток[6]. Помещение для постоя японским войскам предоставила миссия Хонгандзи. Таким образом, можно сделать вывод, что в этот момент официальные представители Японии— «чиновники» объединились с «частными лицами». Однако намерения у тех и других были абсолютно разными. «Чиновники» под видом «защиты японских подданных» стремились помешать развитию русской революции, что подтвердила начавшаяся позднее сибирская экспедиция японских войск. «Частные лица хотели спокойно заниматься своим ремеслом, враждебности к русской революции они не испытывали».

В августе 1918 года был оглашен приказ, подписанный командующим сухопутными войсками Оосима Кэнъити, о начале сибирской военной экспедиции. В нем, в частности, говорилось: «…чувство долга перед союзниками, а также необходимость помощи чехословацкому корпусу побуждает нашу армию двинуться в глубь русских дальневосточных территорий. Данная страна была и остается другом Японии и ликвидация беспорядков в ней отвечает желаниям всех союзных держав. Цель наших войск — устранение опасности захвата страны Германией, а также уничтожение препятствий для продвижения на восток чехословацкого корпуса и создание условий для возрождения русского государства, укрепления русской армии. Этим походом наша армия не преследует никаких выгод для Японской империи, а руководствуется лишь чувством высшего гуманизма и справедливости».

На самом деле японская армия понимала «чувство высшего гуманизма» по-солдафонски. По воспоминаниям Исимицу Макиё, во время оккупации Благовещенска японскими частями жалобам от русских жителей, ограбленных, избитых, изнасилованных японскими солдатами, не было числа[7]. «И это была лишь меньшая часть потерпевших, — пишет Исимицу, — большая же часть, опасаясь мести солдат, предпочитала молчать».

Таким вот образом японская армия, как говорится, влезла «с грязными ногами» в Сибирь, сея повсюду смерть и разрушения, и ничего не получив ни для себя, ни для Японии, з 1922 году вынуждена была уйти. По официальным источникам в этой кампании было убито более 3 тысяч японцев. Раненых и обмороженных насчитывается вдвое больше. После эвакуации войск интервенции во Владивостоке остались жить несколько сотен японцев, но к 1936 г. их численность сократилась до 10 человек (не считая сотрудников консульства). После заключения в ноябре 1936 года японо-германского договора, направленного против СССР, во Владивостоке остались только те японцы, которые выполняли какие-то официальные поручения.

* * *

После вмешательства России, Франции и Германии в японо-китайский конфликт и вынужденного отказа Японии от захваченных территорий, последняя начала усиленно готовиться к войне с Россией. В это время Япония превратилась в военный лагерь. Поэтому сбором информации о положении в стране потенциального противника занимались не только официальные правительственные и военные органы, но и гражданские общества. Среди японцев, активно занимавшихся разведывательной деятельностью в России, был некто Никано Дзиро — уроженец Айдзувакамацу. В 1884 году он переехал в Китай, позже поступил в «Канко-лакудзендо»[8] и содействовал на месте направлению на учебу в Шанхай «молодых патриотов» Гэнъёся[9]. В 1893 году Никано Дзиро вернулся на родину, в Саппоро, и поступил на работу в вестник «Хокумон Симпо», а позднее стал его издателем[10].

Летом 1897 года Накано Дзиро в сопровождении своего ученика Агата Фумио путешествовал по Сибири. «Для того, чтобы иметь представления о событиях на материке, — рассуждал он, — необходимо прежде всего подготовить кадры, способные следить за всем происходящим здесь. Для этой цели я… основал в Саппоро кружок по изучению русского языка и вскоре с помощью… Хираока Котаро открою в Саппоро школу по изучению русского и китайского языков, которые будут преподавать русские и китайцы. В школе смогут заниматься слушатели из числа гражданских и военных. Мы будем готовить людей, знающих русский или китайский языки, а также способных разрабатывать конкретную политику в отношении России».

Школа русского и китайского языков была открыта в 1898 году. В это время в Сибири находилось много «молодых патриотов», среди них члены группы, прибывшие в Благовещенск и действовавшие под видом служащих фотоателье. В группу входили Ито Масаки, Мисуми Дзиро, Фурукава Сатоми, Цудзи и другие. Посланы они были в Сибирь Накано Дзиро. Цудзуки Косандзи, с которым я хочу познакомить читателей, в группе «Фотоателье» считался ретушером, его нанял и отправил в этот далекий край Накано Дзиро.