Сибирь в сердце японца - Кюдзо Като. Страница 6
Сунь Юнь Шунь прислонился к стене, проглотил слюну и взял в зубы кальян. Затем он медленно, с булькающим звуком вдохнул в себя дым. Выражение его лица становилось все более отрешенным. Вскоре китаец заснул: в уголке его рта появилась слюна, он начал размеренно посапывать.
Опиум, который продавался в этих краях, поставляли корейцы из пограничной Маньчжурии. Упаковка наркотика весом 1 фунт стоила 600 рублей и более. Иногда попадался и порченый опиум; даже самые прожженные торговцы иногда попадались и покупали гнилой товар. Контрабандисты привозили во Владивосток сырой опиум из Индии, расфасованный в банки — из Тайваня и из многих других мест. Контрабандный наркотик обычно не продавали в опиекурильнях.
— Где он продается? — спросил Косандзи у Кикути.
— На Пекинской, Семеновской, в Корейской слободе и в других пяти-шести местах, где много китайцев, — сказал Кикути.
— И ведь не ловят никого!
— Торговцы стараются не болтать об этом даже тем китайцам, которые промышляют наркотиками. Кроме того, многие чиновники таможни и жандармерии смотрят на эту торговлю сквозь пальцы; перед облавой они предупреждают тех, кто их подмазывает, и те выходят сухими из воды.
— А кто эти китайцы, занимающиеся торговлей наркотиками?
— Среди них очень много уроженцев Шаньдуна. Иногда курильню содержит японская «девушка» — наложница китайца. Обычно среди 10 проституток, 6–7 — наркоманки. Содержатель, чтобы привязать «девушку» к себе, усиленно пичкает ее наркотиками.
Почти все проститутки из-за беспорядочной жизни страдают женскими и другими болезнями, их преследует звон в ушах. Покурив, они какое-то время чувствуют облегчение и привыкают к этому. Если женщина курит только неделю, она не может забыть своих ощущений, а если три месяца — становится рабой опиума на всю жизнь. Человек постепенно тает и умирает в этой далекой Сибири. Невеселая история!
— А нельзя никак бороться с наркоманией?
— Болезнь проявляется в том, что человек впадает в состояние оцепенения и как будто бы видит приятный сон. Но когда действие наркотика проходит, наступают мучения такие же нестерпимые, каким приятным был сон. Наркомана ломает, он теряет самоконтроль, становится буйным и сладить с ним невозможно. Способ лечения один — постепенное сокращение количества отравы, принимаемой наркоманом. Однако лечиться может только тот, кто еще не сильно втянулся. Наркоман с десятилетним стажем уже неизлечим.
Слушая этот рассказ, Косандзи с грустью думал о японках, которые, пристрастившись к наркотикам, медленно умирали вдали от родины. Наверное, эти женщины становились наркоманками не из «любви к искусству», а поддавшись уговорам сутенера. Все они, как правило, из бедных семей приносили себя в жертву ради своих родных. Косандзи вспомнил напудренных, разряженных женщин, которых он видел прошлым вечером на улице.
Во Владивостоке Косандзи решил пойти в первоклассную фотографию и там постажироваться. От японского фотографа Найто он узнал, что во Владивостоке есть три таких ателье: мастерская Подзорова на Светланской, Мацкевича на Пекинской и «Золотой Рог» на Среднепологой. Кроме того, было еще пять-шесть ателье, управляемых японцами.
Косандзи три дня помогал в мастерской Найто и немного освоил здешнюю технику фотографии. Теперь ему предстояло заняться своими основными делами. И он отправился в путь.
Утром 9 мая Косандзи и его товарищи прибыли на железнодорожный вокзал с намерением сесть на поезд до Хабаровска, но желающих было очень много, и билетов они не достали. Членам группы удалось уехать лишь 13 мая. Билет до Хабаровска стоил 6 рублей 80 копеек. «С одной стороны вагона, — писал в своих дневниках Косандзи, — проходил коридор, с другой у каждого окна расположены купе, в каждом из них едут шесть пассажиров; днем на нижних полках могли сидеть три человека, ночью, откинув две верхние полки, они могли на них спать». (Подобным образом устроены и японские спальные вагоны. — К. К.). В поезде был «ресторан, где говорили по-японски». Китайцы и корейцы ехали отдельно.
В дороге Косандзи сочинил стихотворение-хайку: «Лег на полку и проспал семьсот русских верст». 14 мая в 3 часа дня поезд подошел к Хабаровску. Путешественники наняли две грузовые телеги и отправились к хозяину магазина «Катори» на Большой улице. Хозяином был некто Сакаи, у которого работали три человека. Косандзи с товарищами сразу же отправились в баню, но поскольку было воскресение, она оказалась закрытой. На следующий день они погуляли по парку, походили по базару и, заплатив полтора рубля, помылись в бане. «Для каждого человека был подготовлен отдельный номер. Холодная и горячая вода лилась здесь подобно дождю из лейки». Вероятно, таким образом Косандзи описал душ. Для молодого человека, приехавшего из японской деревни, это было конечно же в диковинку. Затем молодые люди сфотографировались в парке на берегу Амура на фоне статуи генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева-Амурского (человека, присоединившего к России Приморье).
В Хабаровске в то время насчитывалось около 3 тысяч домов. Японцев там проживало сравнительно мало. Им принадлежали две фотомастерские и восемь публичных домов.
Косандзи с товарищами предстояло отправиться из Хабаровска в Читу. Зимой, когда планировалась поездка, предполагалось ехать на санях. Но так случилось, что добираться до Забайкалья членам группы пришлось летом на пароходе. Раньше, до того как была построена железная дорога, связавшая Владивосток с центром страны, японцы, следовавшие в Европу через Россию, по Сибири всегда двигались водным путем. На пароходе по Амуру возвращался из путешествия на родину в 1878 году дипломат Эномото Буё[11]. Зимой 1893 года по реке добирался домой и генерал Фукусима Ясумаса. Рассказывают, что он, преодолевая Шилку, около станции Богородская упал и разбил голову, и его приютил у себя до выздоровления один из местных жителей[12].
Вот что писал в своем дневнике Косандзи: «16 мая мы в 7 часов вечера сели на старый пароход, на нем и заночевали. Билет от Благовещенска до Хабаровска стоил две иены тридцать сэнов. В 5 часов утра 17 мая пароход отошел от Хабаровска. Вечером этого дня на судне показывали кино. Кроме нас японцев на пароходе не было. Берега реки образуют границу между Россией и Китаем. Суда курсируют днем и ночью. Луна отчетливо отражается в воде. Погода ясная.
18 мая. Сильный ветер. Весь день плывем.
19 мая. Сильный ветер. Около трех часов пополудни ветром подняло огромное облако пыли. Солнце померкло, стало темно, как ночью. На всех кораблях зажгли огни, и небо стало красным, как при пожаре. Вечером на палубе собираются все пассажиры: японцы, китайцы, русские и пытаются вести разговор, смешивая слова трех языков.
20 мая. Было ясно. В 12 часов проходили хребет Хинган. Незабываемо выглядит Хинган на закате. Течение Амура быстрое. По берегам — из горы вырастает гора. В полночь мы подошли к Екатерино-Никольску.
21 мая. Ясно. Несколько прохладно. По берегам реки часто встречаются деревни. Мы запаслись продовольствием на пять дней, сегодня остался лишь хлеб. Хотели сойти на берег, чтобы купить продуктов, но пароход около деревень не останавливался. Сколько займет времени дальнейший путь — не известно. От скуки я расправил края крышки сигарной коробки и сделал доску для игры в шахматы. Забавлялся этим весь день. Вечером подошли к деревне Ладей. Видя, что будет производиться погрузка дров, Цудзи и Фурукава спустились на берег и купили молока, рыбы и прочего. Вечером сварили суп.
22 мая. Несколько прохладно. Ясно. Сегодня тоже без перемен. В начале шестого пополудни пошел дождь. Пароход, на котором мы путешествуем, образует пару с головным пароходом, который тянет наш. В 6 часов вечера наш пароход сел на мель, но некоторое время спустя смог продолжить путь. Весь день развлекались, бросая кольца… Вечером нас обогнал другой пароход.
23 мая. С раннего утра лил дождь. Днем выглянуло солнце, но с пяти часов дождь начался опять. В 8 часов разошлись с пароходом, шедшим с верховьев. Дождь лил даже ночью. Мы укрылись от него под тентом. В 10 часов подошли к деревне Пампеевка. Видя, что грузятся дрова, трое моих товарищей сошли на берег купить съестного, но никто ничего не продавал, и они вернулись ни с чем.