Гой - Прах Вячеслав. Страница 5

– Уяснил. Не за этим зашел. Поздороваться. Будем живы, свидимся, Орел.

– Бывай.

Град Покоя никак не изменился. Все те же старые, угнетающие дома. Все та же атмосфера относительного спокойствия, как будто стоишь у края неизвестности. Пока стоишь, можешь передохнуть.

У входа в табор Третьяка меня остановили.

– Здорово.

– Здорово. Назовись. И к кому путь держишь?

– Злой я. К бригадиру вашему, Третьяку. Разговор есть.

– Только без фокусов. Проходи. Третьяк на втором этаже дома слева.

Я насчитал семь душ в таборе вместе с Третьяком. Может, кто поблизости бродит, а присутствующих семь.

– Здорово.

– Здорово, – изучающе посмотрел на меня Третьяк. Это был изгой лет сорока пяти, с черными, что смола, глазами и непростым взглядом. Он стоял у окна.

– Мое имя Злой.

– Третьяк. Будем знакомы. У тебя ко мне разговор?

– Да. Я прибыл на Рассвете в град Покоя. Год не был в Катарсисе. Изгой я, и имя мое в Катарсисе знают. Трое непомнящих умерло недалеко от твоего табора, пришел поинтересоваться у тебя, какие есть мысли на этот счет?

– Мирон подослал?

– Землекоп ввел в суть дела. Я – вольная душа.

– С Мироном никаких дел, разговоров не будет. Так ему и передай.

– Мне нет никакого дела до вашей ситуации с Землекопом. У меня личный интерес. Пока я здесь, я присматриваю за градом Покоя. Хочу понимать, что к чему и, если позволит Катарсис, сохранить жизни парней.

– Я и мои люди никакого отношения к этим смертям не имеем.

– Ты можешь поручиться за всех своих людей?

– Я ни при чем. Делать мне нечего – сопляков убивать. За всех своих людей поручиться не могу, диавол его знает, что у каждого на уме. Одно могу точно сказать, у меня и моих людей другие цели, в этих убийствах нет никакого интереса для меня.

– Я хочу узнать, чьих это рук дело. Может, кто из твоих людей что-то видел или слышал?

– Я бы уже знал. Злой… Вспомнил. Ты из бригады Питона?

– У Питона не было бригады. Я такой же вольный изгой, каким и он был. Он – мой друг и напарник.

– Слышал я про Питона и про тебя, Злой. Он же погиб, упокой Катарсис душу его, чего говоришь о нем в настоящем времени?

– Со мной он, Третьяк.

– Чем я могу тебе помочь?

– Мне бы поговорить с каждым из твоих парней, присутствующих здесь.

– Устрою. Одному сейчас в Катарсисе не выжить. Времена другие. Много нечисти развелось и среди Катарсиса порождений, и среди людей. Если захочешь присоединиться ко мне, я найду для тебя место. Про тебя слыхал только хорошее. Вместе безопаснее. Сыт, одет, при оружии будешь. Нужны мне опытные изгои в бригаду. Скоро изменится здесь все, бродяга.

– Приятно слышать, Третьяк. Я не гол, как сокол. В руках оружие держать умею, в свою коробку постоянно вкладываю. Есть личная цель. И в Катарсисе у меня остались товарищи, братья. Даст Катарсис, выживем. А за помощь твою благодарю.

– Можешь с каждым человеком в таборе поговорить. Если что нужно от меня, заходи.

– Бывай.

После долгой и немного утомительной беседы с каждым изгоем из бригады Третьяка я остановился посреди града Покоя и посмотрел в небо. Ни одной птицы, не как в Коробке.

– Мирон, пообщался я с Третьяком и его людьми. Третьяк сказал, что это не его рук дело, и я ему верю. Насчет своих людей он поручиться не может. Я имел разговор с каждым лично, ни один из них не проявил желания чистосердечно признаться в трех убийствах.

– Валить их надо. Все кодло разом. Вместе с Третьяком. Это их работа. Больше некому. Нужно людей…

– Землекоп, – сказал я спокойно. – Ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Не понимаю, о чем ты, Злой.

– Точно не понимаешь?

– Угу.

– Что у тебя за дела были с Третьяком? Сам расскажешь или мне тебе освежить память?

– Чего тогда пристал, если сам все знаешь? Это не имеет никакого отношения к убийству непомнящих. Душегубцы они, Злой. Послушай мудрого человека.

– Мне кажется, Мирон, другие цели ты преследовал, подбивая меня на убийство Третьяка и его людей. Втемную решил со мною сыграть? Легион его вместе с ним в землю отправить чужими руками. Нет, Землекоп, я на себя это не возьму. Хочешь убить, убивай сам. Ты видел своими глазами, что они порешили тех парней?

– Злой, я повторяю тебе, больше некому. Здесь чужаков нет. Стражи спереди града и сзади. Они не убивают изгоев. Могут несколько раз шмальнуть, чтобы показать, кого бояться надо, да и то не каждый станет – могут и им в спину зубастые изгои пальнуть. Наших не трогают они. Нелюдь только отстреливают, да что-то планируют, не поймешь, что. Да Захар в своем доме у тропы в станицу Покинутых. Не мне тебе говорить за Захара. Одни чужаки в граде Покоя – Третьяк и кодла его.

– Есть дорога на Землю трупов недалеко от табора. Кто угодно мог это сделать, Мирон. Я взялся за это дело, нужно довести его до конца, найти убийцу или убийц этих пацанов. Но со смертью, идущей впереди меня, не войду в табор Третьяка без серьезной на то причины. Бросить остатки тел под его табор тебе самому не кажется странным? Будь он тем убийцей, как ты наговариваешь, он должен быть конченым отморозком, чтобы на такое пойти. И не думаю, что его бригада восприняла бы это лояльно. Аплодисментами. Я пообщался с ними, все в здравом уме. Все делают вид, что стараются жить так, чтобы свои в спину не выстрелили.

– Делают вид. Верно подметил.

– Пойду я, Землекоп. Нужно осмотреться, подумать.

– Может, принесешь карты старому товарищу – взглянуть одним глазком? Перемалевывать у тебя на глазах не буду, но кое-что запомню. В обмен на это постараюсь тебе достать «истому» по первой нужде.

– Уходить пока не собираюсь, только пришел. Бывай, хитрый лис.

Дышать могу.

Наконец могу дышать.

Думал, что покончу с Катарсисом раз и навсегда. Думал, что покину эти места, вместе с нутром изгоя, и страшный сон смогу оставить здесь. Если подумать, сколько еще таких мест, как Катарсис? Если я о них не знаю и не имею ключа к ним, не значит, что их нет. Там, в Коробке, думалось мне, ожидает спокойная, счастливая жизнь. Получив «истому», я унес с собой из Катарсиса и один дар его – воду из реки Самсона. Думал, однажды влюблюсь так, что жизни своей без этой женщины знать не буду, напою ее этой водой – и будет любить она меня до самой кончины. Не сшилось так, как думалось. Не влюбился. А просто красивую женщину – не рискнул. Зачем эта обуза? Покупал телесную близость с женщинами.

Там другой мир. Почти наполовину железный, на другую половину – пока еще из плоти. Там смерть не поджидает на каждом шагу. Думал, что смогу, наконец, расслабиться, снять с души броню. И отдохнуть. Да, там смерть не караулит тебя за каждым поворотом, за каждым холмом, там порождений Катарсиса нет. Там смерть повсюду. Там я не живу, там мертв я, там нет меня. Кто я там? Кто я здесь? Сколько я там был, целый год я ощущал, что меня нет. Я даже сумел отвыкнуть от Катарсиса. От постоянного внутреннего напряжения из-за каждого незнакомого шороха, от бесконечной тревоги. Хотя чувство неуверенности в новом дне только усилилось в Коробке. Я закрывал глаза и видел Катарсис, а открывал глаза и не видел ничего.

Зачем им эта Коробка? Зачем им эта покраска фасадов, стен? Разве они живы? Зачем им свет, разве они умеют смотреть? Я не видел живых. И мертвым я был сам среди них, и среди мертвых я живых не встречал. Бетонный гроб. Беготня бессмысленная. Нервяки. Погоня за деньгами. Конкурентоспособность. Роботы идут по улице, ни одного из них не отличишь от человека. Роботам не нужен отдых, роботы сутками могут работать, скоро муравейник этот растопчут железной ногой. Все заменимо. Не успеют, не успею. Не успею что? В Катарсисе ты никуда не спешишь, это не нами, изгоями, придумано. Это не потому, что по Катарсису хочется гулять, дышать свежим воздухом, исследовать новые земли, а потому что Катарсис не прощает глупости, спешки. И он прав.