Рекенштейны - Крыжановская Вера Ивановна "Рочестер". Страница 62

— Извини, я не разделяю твоей либеральности, Евгений. Женщина, впавшая в прелюбодеяние, заслуживает смерти: своим поведением она подрывает счастье семьи и самые основы общественного блага.

Лилия между тем, окончив рисунок, встала и, убирая краски, сказала с лукавой улыбкой:

— Я согласна с месье Рекенштейном. Нарушение супружеской верности такое гнусное преступление, что заслуживает смерти. Только этот закон должен простираться на мужчин так же точно, как и на женщин. Неверный муж, пренебрегающий данной клятвой, точно так же виновен и заслуживает той же казни. Его жена должна бросить в него первый камень, а за ней и все обманутые жены обязаны добить его. Если бы обнаружилось, что он скрывал, что женат, это увеличило бы наказание. Например, до убиения его бы следовало подвергнуть поношению и упрекам всех обманутых женщин.

Танкред сильно покраснел и так быстро отвернулся, что уронил маленькую этажерку с фарфором.

— Ах, как я неловок! — сказал он нагибаясь, чтобы поднять осколки.

В эту минуту вошла Элеонора и сказала, смеясь:

— Какое разорение вы тут делаете, кузен! Хотите, кажется, разбить все хорошие выигрыши лотереи.

— Это он от испуга при мысли быть побитым каменьями, если рискнет жениться, — пояснил Фолькмар и рассказал баронессе, в чем дело.

— Это правда, у меня дрожь пробежала по телу, когда я представил себе, каким полем избиения стал бы Берлин, если бы этот жестокий закон был приведен в исполнение, — сказал Танкред с возвратившимся к нему веселым настроением. — Но пылающий взгляд мадемуазель Берг заставляет меня предполагать, что у нее затаенная злоба исключительно против неверных мужей, и она без смущения бросила бы в них такой огромный камень, что убила бы их всех сразу, — добавил он, глядя лукаво на кольцо, которое носила Лилия.

Заметив, что она в свою очередь покраснела, граф самодовольно улыбнулся и, подав руку баронессе, повел ее к столу.

После обеда общество снова соединилось, и, в ожидании гостей, завязался разговор о предполагаемых картинах.

— Они могут быть великолепны! У нас такой большой выбор красивых женщин и красивых мужчин, — сказала с живостью баронесса, — и я пригласила молодого художника, месье Линдберга, чтобы помочь нам артистично поставить картины. Надо только выбрать интересные сюжеты.

— Это будет не трудно, — заметил Фолькмар. — Например, пир Клеопатры и Антония. Ваш тип красоты как бы создан для этой роли; и костюм египтянки, полагаю, должен удивительно подойти вам. А Танкред будет отличным Антонием.

— Благодарю, я не имею ни малейшего желания сбрить для этого бороду.

— Боже мой! Танкред, ведь она опять отрастет. И потом, вероятно, были римляне, которые носили бороду; я даже видел на картине Антония с бородой.

— Ну хорошо, для нас роли готовы; я предлагаю выбрать для Фолькмара какую-нибудь типичную роль. Например, китайское погребение. Ты, Евгений, идешь впереди процессии, а родственники и друзья покойного, которого ты отправил на тот свет, собираются побить тебя каменьями, оплевать тебя, выказать тебе всякими путями свое негодование. Эта картина была бы очень декоративна и назидательна вместе с тем.

— Видите, какой злой язык! Я придумываю ему прекрасную роль, а он желал бы публично оскандалить меня. Представь лучше сам неверного мужа, которого все обманутые женщины побивают каменьями.

— Успокойся, дружище, — сказал Танкред, смеясь и похлопывая его по плечу. — Чтобы тебя утешить, мы представим еще Лорелею и тебя перед нею у подошвы скалы.

Появление гостя прервало болтовню. Все приглашенные собрались мало-помалу, и возобновился бесконечный спор, так как нелегко было удовлетворить каждого и каждому дать роль, подходящую к его наружности.

Когда общество собралось в зале, поднялись самые жаркие споры. Дело шло о картине для финала. Желательно было выбрать что-нибудь замечательно красивое и с большим количеством действующих лиц. Все, что предлагалось, встречало какое-нибудь возражение. Танкред посоветовал обратиться к Лилии, хранившей упорное молчание.

— У мадемуазель Берг такой артистический вкус, такие пикантные идеи! И я держу пари, что она найдет какой-нибудь сюжет, который понравится всем.

Лилия подняла голову и, встретив его насмешливый, вызывающий взгляд, улыбнулась.

— У меня есть одна идея и сюжет, отвечающий требуемым условиям, только я думаю, вы не захотите его.

— Отчего? Если роль, которую вы мне назначите, хороша и декоративна, я обещаю ее принять, клянусь даже в этом. Вот все свидетели.

— В таком случае я предлагаю изобразить графа де Глейхена перед троном императора, представляющего ему своих жен. Пышность средневековых костюмов даст великолепные декорации, и, сверх того, картина имеет то достоинство, что заключает в себе четыре главные роли: император, граф и две его жены, различные по типу и костюмам.

Взрыв гомерического смеха разразился в зале, затем поднялся крик и восклицания:

— Да, да, мы изобразим эту картину. И вы, граф, будете представлять графа Глейхена. Вы должны принять эту роль, вы клялись в этом, — твердили наперебой мужчины и женщины.

Густая краска покрыла лицо Танкреда. Он почти с испугом глядел на Лилию. Но она не имела времени сказать что-нибудь, потому что одна из дам, жена члена французского посольства, попросила объяснения:

— Я не понимаю сюжета. Что это за граф, у которого две жены?

— Говорят, что был такой, — отвечала Элеонора, продолжая смеяться, — и я расскажу вам в нескольких словах легенду. Если не ошибаюсь, это было во второй или в третий крестовый поход. Молодой граф де Глейхен отправился в Палестину, оставив в своем замке молодую жену, которая его обожала. Поход не был благоприятен для графа: он был взят сарацинами и сделался невольником в доме одного родственника калифа. Как-то случайно он не попал в список пленных, подлежащих выкупу, и умер бы жалким образом в неволе, если бы дочь паши не влюбилась в него безумно, увидев его в саду, где его заставляли работать. Каким образом граф и сарацинка познакомились и полюбили друг друга, легенда не рассказывает; только в конце концов молодая девушка устроила ему возможность бежать, и сама бежала с ним, унося драгоценные украшения, представляющие огромное состояние. Возвратись в Европу, граф был в затруднительном положении. Влечение сердца и благодарность внушали ему желание дать почтенное положение женщине, пожертвовавшей для него всем, а его первое супружество не давало ему на то никакой возможности. Молодая графиня почувствовала такую благодарность к той, которая спасла ее обожаемого мужа, что хотела пойти в монастырь и уступить ей свое место. Турчанка не пожелала принять такой жертвы.

Чтобы положить конец этой битве великодушия, они отправились в Рим просить решения папы. Святой отец, тронутый самоотвержением этих двух женщин, дал — в виде исключения — графу Глейхену право иметь двух законных жен и женил его на сарацинке, после того как она приняла крещение. Возвратясь из Рима, Глейхен представил своих двух графинь императору. Затем вернулся к себе, где против обыкновения — повествует легенда — прожил очень счастливо, так как две его жены не ревновали друг к другу и никогда не ссорились.

— Вот оригинальная легенда! — молвила молодая француженка, смеясь. — Но кто будет изображать двух графин де Глейхен?

— Кто желает, mesdames? — спросил один офицер, товарищ Танкреда.

Так как никто не отвечал, молодой человек заметил, улыбаясь:

— Дамы молчат потому, что такой дележ противен духу нынешнего времени. И я предлагаю разыграть Рекенштейна в лотерею. Мы напишем имена присутствующих здесь красивых дам. Глейхен выдернет кого судьба ему назначит.

Новый взрыв хохота встретил это предложение. И несмотря на злобу, кипевшую в сердце Танкреда, внешне он должен был разделять общую веселость.

Князь Гоген, придумавший такую комбинацию, тотчас приступил к ее исполнению; две молодые девушки взялись помочь ему; одна из них нарезала бумажки, другая свертывала их.