Старая шкатулка - Кубрава Амиран. Страница 14

– Приезжайте!

Ганиев явился через полчаса. Выглядел так, словно собрался на званый вечер.

– Что, нашли убийц? – спросил он, усаживаясь.

– Ищем, – коротко ответил я.

– До каких пор? – Он уже перешел в наступление.

Я постарался взять себя в руки, но не смог:

– Мешает что-тo, или, вернее, кто-то!

– Кто же именно?

– Например, вы!

– Вы с ума сошли, – негромко произнес он. – Я мешаю следствию? С чего вы это взяли?

– Я располагаю сведениями, – во мне всё кипело, – что два парня еще до убийства Лозинской расспрашивали вас о драгоценностях, и вы подтвердили, что таковые имеются… Было это или нет?

У Ганиева опустились плечи:

– Да, помню такой разговор. Я им рассказал об этом, совершенно не придавая значения… Они представились мне сотрудниками Абхазского государственного музея. Эксперта-ювелира обещали привести… Неужели они, а?

Я не ответил.

– Да не похожи они на преступников, клянусь честью! – Лицо Ганиева покраснело. – Вежливые такие, аккуратно одеты…

– Вы думаете, Игорь Филиппович, преступники ходят в звериных шкурах, с дубиной в руке или с ножом в зубах? – с плохо скрытой насмешкой спросил я. – В дальнейшем вы видели кого-нибудь из них?

– После убийства Натальи Орестовны встретил на улице одного из них… Он отвел меня в сторону и сказал, что если я выну изо рта язык, то отрежет его вместе с головой.

– Поэтому вы и молчали на следствии?

– В основном, да. Знаете, у меня дети, внуки, наконец…

Ганиев сейчас бил на жалость, но я решил не поддаваться чувствам.

– Сможете опознать их?

– Да. – Голос его прозвучал обреченно.

– Тогда берите вот этот протокол и напишите всё, что сейчас

говорили. Укажите приметы парней. И подробно.

После допроса я повел Ганиева на опознание. Ганиев уверенно опознал Шоубу и заявил, что во время того памятного разговора в ресторане этот человек молчал, зато без умолку говорил другой.

Я показал Ганиеву несколько фотоснимков.

– Вот он и вел переговоры, – сказал Ганиев, указав на фотографию Хатуа. – И он после убийства Лозинской угрожал расправой, если кому-нибудь расскажу о встрече с ним.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Из командировки вернулся Ахра. Я сказал ему, что надо брать Хатуа, но… никто не знал, где он.

Хатуа я не видел ни разу, если не считать фотографии. Но справки о нем наводил. Выяснилось: когда Хатуа чувствовал, что капкан вот-вот захлопнется, не огрызался, не портил нервы следователю, а тихо, не спеша выкладывал обо всех своих прегрешениях, которых у него было немало. Это был вор-виртуоз, который мог обокрасть квартиру почти на глазах хозяев… Но, если уж улик против него было мало, он так же тихо парировал удары и в большинстве случаев вылезал сухим из воды. Легко входил в доверие, как в случае с Ганиевым… Я также узнал, что он жизнью своей и чужой никогда не рисковал. До того, как я вплотную занялся личностью Хатуа, казалось, что он из той породы, кто, не задумываясь, может пустить в ход нож или пистолет. Впоследствии убедился, что это не так, но, тем не менее, не покидала мысль: не изменил ли он своей привычке? Старуха могла и крик поднять, а в такую минуту преступником движет только страх, и он не думает о последствиях. Вот он мог и стукнуть ее чем попало… Словам Шоубы я не больно-то верил…

Человек не укладывается в определенную схему, и это в полной мере относилось к Хатуа: говорили, что он выглядит безупречно. Правда, он не был так красив, как, например, Шоуба, но нечто изящное и, как бы сказать, интеллигентное, что ли, проглядывало в нем. В ином месте он мог сойти за порядочного человека, но то была личина, которая очень ему шла… Ломброзо не был бы от него в восторге, не в восторге был и закон, но Хатуа Валерия Кунтовича это мало трогало.

Однажды, в Ленинграде, он так легко вошел в доверие к человеку, что тот, пригласив к себе, предоставил квартиру в его полное распоряжение. Хатуа наговорил ему, что собирается поступать в институт, но не знает, куда приклонить голову. Сердобольный этот человек, оказывается, отдыхал в Абхазии, вкусил все прелести гостеприимства нашего края, и решил отплатить Хатуа тем же. Тот замышлял совсем другое, и через несколько дней вынес из квартиры все ценное, погрузил в машину хозяина и отбыл в неизвестном направлении… Хозяин разгневался, и с помощью милиции сперва отыскал свою машину, в которой Хатуа ничего не тронул, а затем и его самого. Но вещей ему увидеть не пришлось: Хатуа спустил их скупщикам краденого и, оставив машину где-то по пути, отправился дальше налегке. Свое вероломство Хатуа пришлось оплатить свободой – больше у него ничего не оказалось: он успел спустить и деньги, вырученные за вещи гостеприимного хозяина… Хатуа потом признался, что самый трудный миг для него наступил тогда, когда хозяин встретился с ним с глазу на глаз, на очной ставке, потому что испытал нечто вроде смущения…

Да, Хатуа не был чужд сантиментов, не лишен хороших манер. От похабных слов он чуть ли не краснел и замашки блатных ему претили…

Когда его, наконец, привели ко мне, он вежливо поздоровался, и остался стоять у двери. Я понял, что представление о нем меня не обмануло.

– Слушаю вас, – с готовностью начал Хатуа, видя, что я молчу и все разглядываю его.

– Сперва присядь, – показал ему на стул.

Он сел, поправив брюки, и я заметил, что пальцы у него цепкие, тело сильное, гибкое. Это был очень ловкий зверь с кошачьей повадкой…

– Я уже сел, – напомнил Хатуа, потому что я все еще молчал. – Правда, на стул, но, надеюсь, не в тюрьму. А мне туда не хочется, потому что сейчас я чист, как слеза. Раньше хоть знал, за что меня беспокоят, но на сей раз – нет. – И он развел руками. – Неприятно отвечать за свои грехи, но за чужие – вдвойне…

– Бывало ли так, Хатуа, что ты отвечал за чужие грехи? – усмехнулся я.

– Никогда! – Он улыбнулся.

– Можешь быть уверен, что и сейчас не будет этого. – Мне надоел этот полусалонный разговор, но иного выхода не было. – Интересуюсь кое-чем… И«если окажется, что ответы меня удовлетворят, то…

– …мы останемся друзьями, вы это хотели сказать, не правда ли? – мило закончил он.

– Может быть… Невежливо перебивать человека, – пожурил я.

Хатуа склонил голову словно в знак покаяния, но я понял, что такая игра ему по душе, ибо покуда разговор идет в спокойном русле, он успевает сосредоточиться и давать обдуманные ответы.

– Итак, перейдем к делу, – сказал я. – Ты знаком с Шоубой?

– Да.

– И давно?

– Года два… Он сам напросился на знакомство.

– Ас Учавой?

– И с ним… – согласно кивнул он.

– Недавно у Учавы изъят… парабеллум, – доверительно сообщил я.

– Никогда бы не подумал, – медленно, не меняя выражения лица, произнес Хатуа. – Очистить карман ротозея – куда ни шло, но пистолет? Это на него не похоже.

– Из того пистолета убит человек… В Краснодаре, – еще доверительнее произнес я.

– Учава?

– Другой.

– Кто?

– Вопрос относится к тебе, а не ко мне.

– Случайно, не меня имеете в виду?

– Нет… Это не в твоих правилах.

– Хоть на том спасибо, – произнес он удовлетворенно.

Я вновь подумал, что в пустопорожних разговорах он ищет передышку. Искрометный допрос, когда человеку не дают опомниться, ему не по нутру, и я не стал менять свой неторопливый тон, решил допросить в том ключе, который его устраивал, – так было интереснее.

– Но нет правил без исключения, – добавил я осторожно.

Он промолчал, ясными глазами обозревая стену.

– Так что же было в Краснодаре? – негромко спросил я.

– Откуда я могу знать о каком-то там убийстве да еще в Краснодаре? – немного повысил он голос.

– От Шоубы, например, – по-простецки улыбнулся я.

– А он что – поставщик информации? – Этот вопрос ему был нужен, как глоток воздуха.

– Не для всех.

– Я вхожу в число избранных?

– Да.

– Это мне льстит… А вы входите?