Старая шкатулка - Кубрава Амиран. Страница 15

– Я – тоже.

– Так бы сразу и… – он, наконец, понял, что передышка дана была не для его блага. – Шоуба действительно говорил, что в Краснодаре убили его знакомого, портного. – Это полупризнание, скорее всего, было похоже на рапорт плутоватого подчиненного, который главное выложит в самом конце.

– Но это еще не все, – нанес я укол.

– Бог ты мой, а что еще? – Укол, видимо, был болезненный, и он вновь решил отойти.

– К богу обращаются верующие. Ты, надеюсь, не из их числа. – Я дал ему возможность прийти в себя.

– Рад бы в рай, да грехи не пускают.

– Свои?

– А чьи же еще?

– Разве нельзя жить без грехов?

– Пробовал…

– Ну и что?

– Ерунда получается. Грешным веселее… Вам, безгрешному, наверно, скучно?

Я улыбнулся:

– С такими, как ты, не соскучишься… Что еще говорил Шоуба? – Я решил приблизиться к нему.

– У него – ветер в голове. Выдумывает всегда всякое. – Хатуа изменила осторожность.

– Точно, – с готовностью подхватил я. – Выдумал какую-то старуху…

Хатуа промолчал.

– Так как же старуха?

– Предпочитаю молодых, – слабо отпарировал он.

– Они обычно бедные… Другое дело – божий одуванчик, молва о богатстве которого волной докатилась аж до Краснодара и вернулась обратно, в Сухуми… Слухом земля полнится, а? Поневоле поверишь ему, да еще если покажут рисунок… Соблазн ведь штука вредная. – Я решил, что пора и на Хатуа набросить сеть.

– Не понимаю, о чем говорите. – Он старался выпутаться из нее, но как-то неловко у него это получилось.

– Ты всегда поступаешь так? Так зачем нужен был лишний свидетель? Расскажи, как ты хотел пополнить экспонаты нашего музея, а? – Я весело улыбнулся. – Ловко ты провел врача… Напомни, как его зовут?

На губах Хатуа мелькнула улыбка. Чтобы скрыть ее, он легонько кашлянул и отвернулся. Молодец, подумал я, умеет вести себя достойно и не показывает коготки, как Шоуба!

– Здорово ты его напугал! Я даже удивился, когда врач сказал, что ты мило пообещал отделить его голову от туловища да еще и с языком в придачу… Ну что, перестанем играть в прятки?

– Знаю, что старуха убита. – Хатуа выкинул белый флаг. – Но я ее не убивал. Видимо, еще кто-то охотился за ней. На квартире… не нашел ничего, кроме книг и старого барахла, а они мне – до лампочки. Шоуба – кретин. Слышал звон, да не знает, где он. Бить надо таких смертным боем… Вы, может, думаете, что я убил ее? – Белый флаг не доставил мне сейчас никакой радости.

– Время покажет, – сказал я уклончиво. – Где пистолет, который передал тебе Шоуба?

– Отдал этому… Учаве. Зачем нужен был пистолет ему, так и не понял. С оружием хлопот не оберешься. Вот и вляпался. Пусть теперь сидит за ерунду… Честное слово, не убивал я старуху! Что вы так на меня смотрите?

Я легонько потряс головой, отгоняя оцепенение, нахлынувшее на меня, с тоской чувствуя, что никак не могу вырваться из заколдованного круга.

– И не знаешь, кто это сделал? – глупый вопрос вырвался сам собой.

– Честное пионерское! – дурашливо, но, как показалось, вполне искренне ответил он. – А говоря блатным языком, век свободы не видать!

Я помолчал, а затем потянулся к бумагам:

– Начнем?

– Дайте мне, – сказал Хатуа, протянув руку. – Сам напишу. Впервые в жизни…

…Через час передо мной лежал протокол допроса, написанный Хатуа почти без ошибок и вполне понятным почерком.

Показания Хатуа и Шоубы ничем не разнились, разве что в мелочах, которые существенной роли не играли. Однако Хатуа написал одну фразу, которая меня заинтересовала:

– Вот ты здесь пишешь: «Кто-то постучал в дверь один раз, я затаил дыхание, но стук больше не повторился». Как это понять?

– Да, в дверь кто-то постучал, – подтвердил вновь Хатуа. – Я подумал, что это старуха, испугался и затаил дыхание. Подождал немного, но было тихо. Я решил выглянуть. На лестничной площадке пусто. Аккуратно прикрыл входную дверь и исчез…

– Почему раньше об этом не говорил?

– Да вроде никто подробностями и не интересовался.

– Убедившись, что на лестничной площадке нет никого, почему ушел?

– Испугался, – признался он.

– Ты рылся в вещах?

– Так, чуть-чуть… Мне почему-то показалось, что драгоценностей в квартире нет. Я все же, извините, кое-где сделал шмон, но подумал, что тычусь в глухую стену… А тут этот стук…

– Вещи не разбрасывал?

– Не стал, как говорится, искушать судьбу – попадаться с пустыми руками.

– Но вещи в квартире были разбросаны так, словно по ней прошел ураган! – вспомнил я слова Дорфмана.

– Нет, это не я…

– Что – не я?

– Вещи не разбрасывал, как не убивал и старуху…

– Может, Шоуба?

– Этот телок? – пренебрежительно прищурился Хатуа. – Он, узнав, что я в квартире ничего не нашел, смылся.

– Он мог и вернуться…

– Нет, он улетел в Краснодар. В аэропорту мы подзакусили, выпили маленько, а через час он улетел. Я даже ручкой помахал.

У меня кольнуло в груди.

– Неправда, – сказал я сухо. – Шоуба утверждает, что в тот день, когда ты пытался обокрасть старуху, он никуда не уезжал, а на третий день после этого ты сообщил ему, что старуху кто-то убил!

– Да. Точно! – Хатуа хлопнул себя ладонью по лбу. – Постой, постой, где же мы были в тот день? – Он сцепил пальцы рук и коснулся их губами, задумчиво смотря перед собой. – Мы были вместе где-то, но сейчас не припомню… Ну и дурак же я! – воскликнул он. – Он повел меня домой, и мы там пообедали. Помню его мать, во всем черном, – ее брат, кажется, недавно умер, – все косилась на меня… А через три дня я его действительно провожал в аэропорту… Нет, это не Шоуба!

…Я перечитывал протокол допроса, когда вернулся Ахра.

– Будет ли конец этому делу? – Узнав о результатах, мрачно произнес мой помощник.

Шоуба подтвердил, что, после неудавшейся кражи у старухи, Хатуа гостил у него дома, а на третий день провожал его в аэропорту перед вылетом в Краснодар.

Вечером между мной и Владимиром Багратовичем состоялся разговор.

– Ты веришь Хатуа и Шоубе? – спросил Владимир Багратович.

– Глупо верить кому бы то ни было, пока дело не раскрыто.

– Вот именно! Если ты не найдешь эти проклятые драгоценности, вывод будет один: именно они совершили ограбление и убийство Лозинской, больше некому!

– Вы так думаете? – Я знал, что Владимир Багратович на подобные вопросы не обижается.

– У меня такой уверенности, конечно, нет, но здравый смысл так подсказывает… Короче, будь осторожен с ними и не верь, а – проверяй… Да и что-то легко они пошли на признание, особенно Хатуа.

– Если бы… – вздохнул я.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Теперь мне нужно было сделать шаг назад и вторично, более тщательно, осмотреть квартиру Лозинской.

Начал с того, что снова допросил Ганиева, Дорфмана, его жену и других соседей. Важно было знать, производила ли Лозинская незадолго до убийства или раньше ремонт в квартире, приводила ли кого-либо из мастеров. На эти вопросы получил отрицательные ответы. Тем самым не было никакого намека, что Лозинская замуровала свои драгоценности в стене или под полом.

Несмотря на это я все же решил осмотреть квартиру, причем взял с собой и Ганиева – все-таки он был официальным наследником Лозинской.

Мы открыли дверь, вместе с понятыми вошли в квартиру и чуть не выскочили вон – затхлый запах мог свалить человека с ног. Ганиев отворил окна, чтобы проветрить помещение, и вскоре повеяло свежестью.

Квартира Лозинской однокомнатная, с балконом, выходящим во двор. Я пядь за пядью осматривал ее. Наконец, подошел к комоду и стал выдвигать ящики, но все они были пусты. Дно нижнего ящика застлано газетой тридцатилетней давности. Я поднял ее. Под ней лежал тетрадный лист в линейку. Это была расписка. «Я, Федотова Мария Гавриловна, приняла от Лозинской Натальи Орестовны на хранение шкатулку со следующими ценными вещами…» Далее шел список с подробными описаниями этих вещей. Под распиской стояла дата, и по ней я определил, что Лозинская была убита спустя три месяца с небольшим…