Если ты простишь (СИ) - Шнайдер Анна. Страница 38

Но чатов у нас несколько и далеко не в каждом я присутствую, по понятным причинам.

Благо «свои» люди всегда находятся, и, если персонал начинает шушукаться о чём-то важном, мне, как правило, пересылают это в личку. Чаще всего это делала Виолетта.

Сегодня она переслала мне свежую сплетню с подписью: «Босс, не расстраивайся».

Судачили про Лиду, но совершенно не в том контексте, в котором я ожидал. То, что я снял кольцо — а это не могли не заметить, — видимо, ничего нового никому не сообщило. В этот раз коллеги обсуждали, что Лида устроилась на работу в «Интродизайн» — студию, с которой мы конкурируем уже много лет.

Странный выбор с её стороны. Не думаю, что в этом есть злой умысел, но я всё равно удивился, мягко говоря. Из «Баухауса» было непринято переходить в эту студию. Куда угодно, но не туда. Это дурной тон.

И удивительно, что новость пришла из чата, а не от Лиды лично.

«Вадим, есть ещё кое-что, но я не уверена, что это стоит тебе знать. Ты точно расстроишься», — написала Виолетта вдогонку.

«Говори. Осведомлён — значит, вооружён».

«Как знаешь. Я тебя предупредила. Это не из нашего чата, если что. Это из "Интродизайна"».

На скриншоте оказалась переписка, в которой обсуждалось, будет ли Лида «трахаться с нашим боссом так же, как и с Озёрским? Или они уже? Может, она к нему и ушла?»

Я не смог бы объяснить даже самому себе, почему эта переписка опустила моё настроение куда-то намного ниже плинтуса. Сплетни и сплетни, обычное дело. Я на такое никогда не обращал особого внимания. А тут как-то полоснуло по живому.

Или во мне осталось место для ревности?

Должно быть плевать уже, после измены Лиды. Нет?

Но, даже если так, это же нормально — не желать матери моего ребёнка связываться с кретином? А босс в «Интродизайне» и вправду та ещё тварь. Я знаю, о чём говорю, как-никак мы начинали с ним вместе. Он стоял у истоков «Баухауса», пока не решил открыть собственную студию. Так и идём с ним ноздря в ноздрю уже третий десяток лет.

А может, я просто из-за недомогания так на всё реагирую и ревность тут ни при чём? Кашель никак не унимался, я начал подозревать, что всё-таки заболеваю, и уехал домой ещё до полудня.

Вадим

Зашёл в квартиру с мутной головой. Всё, чего я хотел, — лечь отдохнуть на часок, а там уж видно будет, заболел я или просто слегка простудился.

Прошёл по коридору, толкнул приоткрытую дверь в кабинет и увидел нашу домработницу Олю.

Девушка не заметила меня, сосредоточенная не на внешнем мире, а на собственных ощущениях. Надев на себя мой пиджак, она лежала на диване с закрытыми глазами, гладила лицо рукавом, в который была вдета одна рука, и медленно ласкала себя другой. Олины джинсы валялись на полу. Приспущенные белые трусики были натянуты расставленными в стороны ногами. Она тяжело дышала.

Я попятился назад, попытавшись уйти от неловкой ситуации, но проклятый кашель уничтожил всю конспирацию. Оля громко взвизгнула от испуга, вскочила и поспешно стала натягивать бельё. Я видел это боковым зрением, потому что сразу демонстративно отвернулся, чтобы у девушки и мысли не возникло, будто я за ней подглядывал.

Откашлявшись и не глядя на Олю, произнёс слегка сиплым голосом:

— Я приболел. Приготовь мне, пожалуйста, имбирно-лимонный напиток с мёдом. Я приду на кухню через десять минут. — И ушёл в спальню, куда давно уже старался лишний раз не заходить. Но в этот момент было всё равно. Лишь бы тишина, покой и никаких мастурбирующих домработниц.

На всякий случай подождав не десять, а пятнадцать минут, я отправился на кухню.

Когда я сел на диван и отпил горячего напитка, Оля стояла возле плиты лицом ко мне, и видно было, как она хочет что-то сказать, но никак не решается. Да, если Лида порой напоминала неумелого котёнка, то эта девушка тянула на едва оперившегося птенца.

— Садись, — сказал я и указал на табуретку.

Она послушно села и тут же неловко заговорила:

— Вадим Юрьевич, прос… — голос дрогнул, — простите, пожалуйста. Вы не так поняли…

Внутри я усмехнулся, но не подал виду.

— Оля, — прервал её я, — давай я сэкономлю нам обоим время и скажу всё как есть.

Её щёки горели от стыда. Глаза не смели смотреть на меня дольше мгновения.

— То, что ты делала в моем кабинете, не проблема. Так нельзя делать в чужом доме, но ничего страшного там не произошло. Понятно? — я решил поначалу успокоить этого птенчика, прежде чем преподавать урок.

Оля кивнула. И очень тихо прошептала:

— Спасибо.

Я потёр виски пальцами, зажмурился, прогоняя муть из головы, и продолжил:

— Правильно я понимаю, что Алла Николаевна специально устроила тебя на работу к нам, чтобы ты мне понравилась?

Девушка испугалась. Ответ не понадобился. Птенчики не умеют врать.

— А потом я тебе и вправду понравился? Да? — Я говорил холодно, чтобы она даже на секунду не допустила, что её чувства взаимны.

Оля еле заметно кивнула головой.

— Так я и думал… — Я тяжело вздохнул, сделал глоток имбирного напитка и поинтересовался: — Скажи мне вот что. Твоей маме ещё нужна эта работа?

— Д-да…

— Тогда у меня для тебя предложение, от которого нельзя отказываться. — Оля всё так же испуганно бегала глазками от меня к столу и обратно. — Ты возвращаешься домой и говоришь маме, что больше не можешь тут работать. Причину придумай сама. Я ей не буду ничего рассказывать, и то, что произошло сегодня, останется между нами. Договорились?

Она молчала. Собралась с духом и выпалила вдруг:

— Вадим… Юрьевич. Но вы м-мне действительно нравитесь… Очень!

Это можно было и не говорить. Я только что видел, как она мастурбировала в моей одежде и вроде бы даже нюхала её.

Но травмы птенчикам ни к чему. Будут ещё, и без моего участия. Поэтому, с осторожностью подбирая слова, мне необходимо было выгнать её из этого временного гнезда. Дупла? Ветки? Неважно, лети, птичка, тебе здесь не место.

— Оля. Мне, конечно же, очень льстит внимание такой красивой молодой девушки, — тут я даже не врал. — Но, поверь мне, я не тот, кто тебе нужен. Я — отвратительный выбор для тебя. Стареющий ворчливый зануда, пропадающий днями на работе, а вечерами с чужой для тебя дочкой. Не нужен тебе мужчина на двадцать пять лет старше. Только представь, тебе будет сорок пять — как говорят, «баба — ягодка опять», — а мужу уже семьдесят. Не женой, а сиделкой станешь. Тебе это надо?

Я, конечно, в семьдесят планировал ещё быть на коне, но сгустить краски для убедительности было не лишним.

Оля неловко улыбнулась.

А мне вдруг подумалось: какими были бы мы с Лидой, если бы прожили вместе до её сорока пяти лет? Мне было бы только шестьдесят. Звучит не так и ужасно.

— Ну что, договорились?

— Да… — прощебетала Оля, будто у неё был выбор.

Я сказал, что сегодня она может ничего не доделывать по дому, и птенчик улетел с миром.

Но если она — птенчик, то кто я? Сегодня я, видимо, стареющий орёл, который допил имбирный напиток, отдохнул немного и, приободрившись, тоже полетел, но уже за своим птенцом, ждущим его в клетке школы.

Да нет, никакой я не стареющий. Просто немного захворал.

Будь я стареющим, не притягивал бы к себе так много женщин разных возрастов. Эльвира, Оля… то ли ещё будет, это точно…

Ирония жизни в том, что мне это не нужно. Не интересны мне ни безобидные птенчики, ни бывалые ядовитые змеи, ни серые мышки, ни кто-либо ещё.

Мне была нужна только Лида.

А теперь никто не нужен.

Лида

В «Интродизайне» мне сразу не понравилось. Юле я об этом, разумеется, ничего не сказала, да и нечего было говорить. Не заявлять же: «Знаешь, на меня здесь смотрят как на шлюху, которая отчего-то решила заявиться в приличное общество»?

Конечно, не все так смотрели. Но многие, особенно коллеги-дизайнеры. Некоторые даже стремились меня чем-нибудь ненавязчиво уколоть, чтобы, с одной стороны, было обидно, но с другой — не в чем упрекнуть. Например, меня спрашивали, кто красивее — Озёрский или гендиректор «Интродизайна». Или интересовались, какой процент проектов в моём портфолио разработан с участием Вадима. Ничего оскорбительного напрямую, но безумно неприятно было каждый раз слышать нечто подобное.