Лабиринт снов - Кудрявцев Леонид Викторович. Страница 23

Ну и пусть.

Главное было то, что выход существовал. Он был здесь, и теперь я знал, что до него доберусь.

Вот именно.

Какой ценой?

Я попробовал прикинуть, и тут меня охватил самый настоящий, липкий и противный, до дрожи в коленях, ужас.

Потому что змора, конечно, не могла уничтожить выход. Он ей мог понадобиться еще не раз. А создать новый стоило бы слишком многих усилий. Даже у змор бывает предел. Может быть, новый выход создать она не могла совсем. Поэтому старый она не уничтожила, а скрыла в толщах сна, и мне, для того чтобы до него добраться, теперь нужно было нырнуть в сон, попасть в его структуру.

Без птицы-лоцмана.

Я вспомнил, как Гунлауг-учитель говорил, что тот, кто попытается нырнуть в структуру сна без птицы-лоцмана, может вернуться обратно круглым идиотом или параноиком. Шансы выйти из этой переделки умственно нормальным не больше пятидесяти процентов.

Вот так.

Я глубоко, словно перед прыжком в воду, вздохнул.

Курить хотелось неимоверно. Вот только сейчас было не до этого. Сейчас нужно было решить… Что?.. Я еще медлил, хотя где-то в глубине души уже знал, что рискну.

Так зачем тянуть кота за хвост?

Я снова сосредоточился на стенке. Теперь я чувствовал не только ее мягкость, я ощущал всем телом каждую ее малейшую шероховатость. Потому что она и была моим телом, потому что ее поверхность была моей кожей, а мои внутренности были ее сердцевиной.

Где-то внутри меня ударил колокол. Он что-то во мне изменил. Его низкий, утробный звон прокатился по всему моему телу. Хотя глаза у меня были и закрыты, я увидел, как стенка сна выросла, превратилась в настоящую, поднимающуюся до самых небес стену. Вот она рванулась вверх, унося меня с собой, поскольку моя рука была с ней единым целым, вверх, вверх… а может, наоборот, это я уменьшался, истаивал, как реденький утренний туман?

Впрочем, это все не имело значение. Остались только я и стена, вернее всего, остался только я — сон, бывший когда-то инспектором снов по имени Сверир.

Несмотря на это, я был еще на поверхности, я был в первом слое, а каждый нормальный сон состоит из великого множества таких слоев. Мне же нужно было пройти их все и найти тот, в котором выход в мир снов.

Отступать было поздно, и я, так и не осознав, как это делаю, да меня это сейчас вовсе и не интересовало, двинулся в глубину сна, в глубину себя, проходя слой за слоем, через некоторые легко, даже не замечая, как я это делаю, через некоторые, наоборот, с величайшим трудом. Но это тоже сейчас не имело никакого значения.

Я с трудом вспоминал о том, как был ничтожен, и радовался тому, что смог стать частью сна. Потом я наткнулся на слой, через который не мог пройти. Это меня задержало, но все же в конце концов я его преодолел, прошел.

К этому времени я уже считал, что таким, как сейчас, был всегда, и мне хотелось лишь покоя. Для этого нужно было остановиться, но я не мог. Меня гнало вперед нечто, оставшееся от странного создания, которым я сотни веков назад был. Оно было как противное, зудящее под кожей лекарство. Оно заставляло меня продвигаться вперед. Был только один способ от него избавиться — выполнить.

И насладиться покоем. Стремясь к нему, я плыл через слои сна, не уставая поражаться его величию и мудрости. Да, именно мудрости, потому что навстречу мне из его глубин, где и скрывалось самое главное, самое основное знание, пришел ответ на вопрос, которого я не задавал, но тем не менее жаждал получить.

Ответ представлял собой ослепительно золотую ниточку, двигаясь вдоль которой я мог прийти к покою. Я принял этот ответ, эту золотую нить с благодарностью, почтением и достоинством, потому что, являясь частью сна, имел право и на достоинство.

А потом мне попался очередной слой, он был очень толстый по сравнению с теми, что я прошел. Правда, я к этому времени вырос и даже ощутил свое могущество. Оно помогло мне увидеть, что в следующем слое золотистая нить кончается. Она упиралась в круглое отверстие, сиявшее нестерпимым блеском. Почему-то он был мне знаком, откуда-то я знал, что означает этот свет. Он означал выполнение задания, странного задания инспектора снов и получение покоя.

Очень осторожно, как можно медленнее я просочился в слой, где было это отверстие, потянулся к нему, на секунду даже почувствовав его холод и пугающую, странную пустоту. Да, это было то, что требовалось. Я с радостным ревом устремился к этому проходу, и тут некое притаившееся возле него и до этого мирно спавшее существо пришло в движение и ударило меня.

Мое огромное тело пронзила адская боль. Оно содрогнулось и исторгло из себя вопль. Этот вопль унесся в другие слои, перемешал их и полностью уничтожил оставшийся от меня след — путь, по которому я должен был вернуться.

Я понял, что заблудился и никогда уже из этого сна не выберусь, но все же рванулся к отверстию еще раз. И опять эта темная масса — чем она является, определить я не мог, — ударила меня во второй раз. Я рухнул куда-то в глубины сна, меня понесло прочь, и не было сил вернуться к золотистому выходу.

Меня охватило отчаяние, стиснуло в своих железных объятиях и отняло все силы. Оно шепнуло мне, что нужно вернуться, что вскоре это станет невозможным. Я поверил и сдался.

Оставалось только попытаться выбраться на поверхность, передохнуть, собраться с силами и вернуться, обязательно вернуться.

Я поплыл наугад и вдруг, почувствовав нужное направление, слегка развернулся. Когда от поверхности меня отделял всего лишь один слой, та самая масса, что не пустила меня в золотистое отверстие — оказалось, она следовала за мной, — ударила меня в третий раз.

Боль от этого удара была невыносимой. Она обожгла меня, уничтожила, сокрушила. Собранная в моем теле энергия хлынула наружу. Ее принял сон, и, когда иссякла последняя капля, я умер.

Я умер и стал странным, способным дышать, нелепым существом. Но это уже не имело никакого значения, потому что…

Я отвалился от стенки сна, рухнул на колени и несколько секунд старался прийти в себя, жадно хватая полынный, показавшийся мне почему-то холодным и обжигающим воздух пустыря. А потом во мне сработало чувство самосохранения, и я отпрыгнул от стенки сна на пару метров. Этого оказалось достаточно. В следующее мгновение из сна выскользнул зомби. В руке у него была обнаженная шашка.

— Ну да, — мрачно сказал он. — Кто это еще мог быть, как не ты?

— А ты, наверное, рассчитывал встретиться с папой римским? — спросил я, вытаскивая из кармана пистолет.

— Эх, говорил я, чтобы ты уходил… — пробормотал зомби и взмахнул шашкой.

Пуля угодила ему прямо в середину груди. Зомби откачнулся назад, так что на мгновение прикоснулся спиной к стенке сна, а потом снова двинулся на меня.

Пятясь, я выпускал пулю за пулей. Они со чмоканьем вонзались в его тело, но каждый раз, откачнувшись назад, зомби лишь мрачно ухмылялся и продолжал наступать на меня.

Наконец у меня кончились патроны. Я швырнул пистолет на землю, сделал еще шаг, повернулся… зацепившись ногой о какую-то полугнилую доску, я споткнулся и рухнул. Быстро перекатившись на спину, я хотел было вскочить, но было уже поздно.

Зомби стоял надо мной. Вот он замахнулся. Блеснул клинок шашки. Я откатился в сторону, и шашка вонзилась в дерн.

— Куда ты денешься? — пробормотал зомби. — Все равно достану.

Выдернув клинок из земли, он снова замахнулся, и в этот момент грохнул выстрел. На груди зомби появилась еще одна дыра, причем побольше, чем те, что оставил мой пистолет. Выронив шашку, зомби рухнул на землю.

Впрочем, он почти тотчас же вскочил и даже опять схватился за шашку, но было поздно. Я уже стоял на ногах. Рядом со мной стояли человек десять шпионов. У каждого был в руках винчестер.

— Мотай отсюда, — сурово сказал зомби стоявший рядом со мной шпион со шрамом на левой щеке. — Застрелить тебя, конечно, нельзя, но на куски разнести пулями можно запросто.

— Вам это припомнится, — угрюмо сказал зомби и плюнул гноем себе под ноги.