Невыносимая шестерка Тристы (ЛП) - Дуглас Пенелопа. Страница 17

О чем она, черт возьми, говорит?

— Есть что-то горячее в том, что тебя используют для чего-то очень приятного?

Я изучаю ее, ожидая чертова смысла.

— Но не Айрон отвечает за семью. А Мэйкон, да? — уточняет Клэй и смотрит на меня. — Твой старший брат?

Я чуть не прыскаю со смеха. Связь с Мэйконом потребует гораздо большего, чем у нее есть.

Ее взгляд опускается вниз по моим ногам, а затем возвращается к моим трусикам и груди.

— Что бы ты сделала, если бы я однажды утром вышла из его комнаты? — Она почти шепчет. — Ты бы рассердилась? Предостерегла бы его от меня?

Ее мокрые волосы прилипают к плечам, мягкие губы и сияющая кожа намного красивее без макияжа.

И образ ее, крадущейся из комнаты моего брата в полотенце, после того как она побывала в его постели, поражает меня настолько, что я отвожу взгляд.

— Или ты бы предпочла, чтобы вместо этого я пришла в твою комнату? — бормочет Клэй.

Моя грудь немного сжимается: образ Клэй, уютно устроившейся на моих простынях, непрошено проникает в мысли.

Пристально смотрю на нее.

— Я бы пожелала тебе всего хорошего, — спокойно говорю ей. — У меня есть лишние братья, и, похоже, тебе нужен один.

Гнев пылает у нее в глазах, а грудь внезапно поднимается и опускается от тяжелого дыхания.

Возьми от меня то, что хочешь, и сделай это в ближайшие три месяца, сучка.

Клэй стягивает мои трусики с ног, и я чувствую, с какой силой она делает это за считанные мгновения.

Я задыхаюсь и уже собираюсь прикрыться, но останавливаюсь, умоляя ее напомнить мне о том, как ненавижу ее и эту школу и что мне нужно поскорее убираться отсюда. Пусть она давит на меня, пока я не убегу за границу штата.

— О, восхитительно, — воркует она.

Слезы застревают у меня в горле. Чувствую, как они подступают к глазам, когда маркер вонзается в мою кожу. Я смотрю куда угодно, только не на нее.

— Всего несколько предложений, — говорит Клэй, написав на мне, — потому что, богатый ты или нет, эти вещи можно исправить.

Она начинает обводить области моего живота, внутреннюю поверхность бедер и делать заметки на моих икрах и пальцах ног.

Клэй слегка толкает меня, пока я, черт возьми, почти не падаю спиной на стол, но я терплю, даже когда желчь поднимается к горлу, и просто умираю от желания выбить ей зубы.

Но ей ничего за это не будет. Как всегда. Вот почему я перестала рассказывать об этом, особенно братьям: их бы арестовали только за то, что они отомстили бы за меня.

Нет. Я сама справлюсь. Когда знаю, что меня могут исключить.

Она пишет под моей задницей: «Несколько приседаний исправят это».

Встав, она поднимает каждую руку, встряхивает ее, чтобы посмотреть, есть ли там жир, а затем обводит маркером проблемные зоны, чтобы я обратила на них внимание.

Клэй отмечает область под пупком и зону бикини, обводит кружком ушки, которые, по ее мнению, находятся у меня на бедрах. Она пишет слова, которые я отказываюсь читать, и со смехом ощупывает меня руками, проводя повсюду и сжимая кожу.

— Я просто не могу смириться с твоим видом, — упрекает она. — Боже, ты же спортсменка. Этому нет оправдания.

Комок размером с мяч для гольфа набухает у меня в горле, растягивая его так болезненно, что я едва сдерживаю слезы.

И по мере того, как усиливается боль, во мне растут злость и желание отомстить.

Продолжай, Клэй. Пожалуйста, продолжай.

Она встает, закрывает свой маркер и смотрит мне прямо в глаза, мы так близко друг к другу.

— Ты должна поблагодарить меня, — шепчет она. — Оправившись после меня, ты получишь все необходимые инструменты, когда оставишь меня.

Я неуверенно смотрю на нее сквозь слезы, застилающие глаза. Оставлю ее?

— Прямо как твоя мама покинула тебя, — продолжает Клэй.

Прошу прощения? Если она думает, что хоть что-то знает о моей матери…

Но она лишь качает головой.

— Триста, верно? Триста Джэгер и ее шесть детей, которых она оставила, когда повесилась в гребаной ванной.

Тяжело выдыхаю и сжимаю зубы. Я не такая, как моя мама. Я не оставляю Клэй. Я нахрен убегаю от нее.

Она отходит назад, кладет маркер на стол и хватает свою сумку, футболку и телефон.

— Скажи Лавинии, что я заберу свое платье во вторник.

Клэй поворачивается, уходит за кулисы и исчезает.

А я жду, пока не услышу, как хлопнет тяжелая задняя дверь, и только потом могу свободно выдохнуть.

Пара слезинок проливается на пол, когда я смотрю вниз на свое тело. Но тут же отворачиваюсь, прежде чем осознаю все, что она со мной сделала.

Я поднимаю штаны и натягиваю их так быстро, как могу, а затем и футболку. Оглядываюсь в поисках своих ботинок, но…

Нигде не вижу свое нижнее белье.

Где, черт возьми, мое нижнее белье?

Я смотрю по сторонам, поднимаю свои мокрые вещи, но не нахожу его.

Мои плечи опускаются. Клэй забрала его. Что она собирается с ним сделать?

Чтоб ее. Я вытираю стекающие по щекам слезы, беру свои вещи и выхожу из театра с ботинками в руках.

На улице все еще идет дождь, но я не бегу к своей машине. Моя энергия иссякла. Я просто иду.

Она точно знает, куда ударить, не правда ли? Клэй может делать или говорить все что угодно. Ей по силам посадить моих братьев по малейшему обвинению.

У нее получится уволить Мартелл.

Возможно, она бы сумела заставить Дартмут отменить мое письмо о приеме, если бы узнала о нем. Все, что для этого потребуется, лишь толкнуть меня на путь скандала или ареста, и Дартмут не захочет иметь со мной никаких дел.

Однако она не пошла на подобное. Оказаться в моем доме, за моим столом, в постели одного из моих братьев… После такого даже для меня дом больше не будет безопасным местом.

Я еду по городу, ускоряясь, потому что волнуюсь, но не хочу возвращаться домой.

Оглядываясь, я вижу впереди магазин одежды, на двери висит табличка «Закрыто». Не раздумывая, я поворачиваю направо и въезжаю на парковочное место.

Оставляя обувь в салоне, я достаю ключи из рюкзака на пассажирском сиденье и вылезаю из машины. Бегу в магазин, отпираю дверь и проскальзываю внутрь.

Мисс Лавиния, вероятно, решила сегодня закрыть магазин из-за погоды, но мне известно, что она переадресовала звонки на случай, если у кого-то возникнет чрезвычайная ситуация.

Я снова поворачиваю замок, оставляя свет выключенным, пока иду в мастерскую.

В прошлом году она предложила взять меня в ученицы; может, когда-нибудь мы вместе будем управлять этим магазином. Но хоть из меня и вышла хорошая портниха и мне нравится заниматься дизайном, я научилась этому только для того, чтобы стать максимально полезной в театре. Потому что не этим я хотела бы заниматься всю оставшуюся жизнь.

Однако я благодарна ей за такую работу. По крайней мере, это не автокафе.

Зайдя в большую комнату, я оставляю лампы выключенными, так как свет проникает через окна. Дождь барабанит по стеклам. Под информационными досками на левой стене стоит диван, на который так и хочется рухнуть, но я замечаю лежащее на столе платье с воткнутыми в подол булавками. Клэй хотела укоротить длину.

Подойдя, я поднимаю платье и смотрю на фамильную реликвию Коллинзов, которую носили бабушка и мать Клэй. Я видела фотографии.

Время от времени, после того как Лавиния уходит, я примеряю несколько платьев, которые перешила. Иногда мне становится интересно, стала бы я более женственной, если бы мама была рядом. К тому времени, когда макияж и одежда начали меня интересовать, она ушла, и мы стали еще беднее, чем при жизни моих родителей. Многое из одежды, которую я носила до того, как начала зарабатывать собственные деньги, больше не подходило Трейсу.

Я сжимаю декольте обеими руками, подношу его к носу и нюхаю ткань.

Иногда я задаюсь вопросом, каково было бы стоять на этом возвышении, будучи просто девушкой, взволнованной от того, что вот-вот произойдет нечто особенное, а мама спорит со мной о том, что делать с моими волосами.