Невыносимая шестерка Тристы (ЛП) - Дуглас Пенелопа. Страница 15

Я смотрю ей вслед, когда она уходит, ключ от машины врезается в мою ладонь так сильно, что, кажется, пойдет кровь. Залезая в машину, хватаю свой стик, захлопываю дверь и следую за ней. Она почувствует, каково это — быть без меня на ее стороне.

Весь обратный путь до дорожки подхожу к ней шаг за шагом. Я уверена: она знает, что я позади нее, потому что с небольшим усилием бросает свою сумку со снаряжением на скамейку, настраивая себя, и при этом даже не оглядывается.

— Мы играем на всем поле, — сообщает она, доставая бутсы из своей сумки. — Тот, кто первый заработает три очка, выигрывает.

— К счастью для тебя, здесь не к кому пасовать.

— Увидишь, как я могу пасовать, когда закину мяч в сетку.

Уголок моего рта приподнимается.

Клэй ставит ногу на скамейку и надевает обувь, поворачивая голову.

Тогда посмотрим. Я снова собираю волосы на макушке и начинаю идти по полю.

— Без защиты? — кричит она.

— Боишься?

Она может защищать свое драгоценное личико сколько угодно, но я надеюсь, что она не сделает этого. Мне бы хотелось увидеть, как из ее чертова носа вытекает кровь.

Мы направляемся к центру поля, обе поворачиваемся друг к другу, готовые встретиться лицом к лицу, когда она бросает мяч между нами.

— Свистни после трех, — говорю я ей, наклоняясь. — Раз.

Она наклоняется вместе со мной, наши взгляды встречаются.

— Два.

— Тр…

Но Клэй бросается вперед, обрывая меня и толкая плечом. Я рычу, падая на задницу, а она подхватывает мяч и убегает.

Мне следовало догадаться… Я смотрю, как ее хвост качается из стороны в сторону, когда она летит по полю к воротам, и ударяю кулаком по земле, когда вскакиваю на ноги.

Боже, я ненавижу ее.

Я бросаюсь за ней, но она добегает до конца поля и запускает мяч в сетку. Она не радуется, когда забирает мяч из ворот и бросает его мне. Я ловлю его, дождь заливает мне глаза, и я едва замечаю, что ее одежда прилипает к телу.

— Еще раз! — требует она.

Да, ты правильно поняла. Упираясь пятками, я занимаю позицию в центре, но не жду, пока она приготовится. Я бросаю мяч на поле, но, прежде чем она успевает пошевелиться, врезаюсь в нее всем телом и проношусь мимо.

— Эй! — кричит она.

Я бегу, подхватываю мяч и мчусь по полю, но через мгновение чувствую, как ее стик все сильнее и сильнее врезается в мои ноги.

— Шевели задницей! — командует Клэй. — Давай же. Давай.

Я крепче сжимаю проклятый стик, решая, стоит ли удар по голове тюремного заключения.

Бросаю мяч, он приземляется в сетку, и молния вспыхивает в небе, когда ее губы касаются моего уха.

— Мне нравится, как ты шевелишь своей задницей для меня.

Я разворачиваюсь и отталкиваю ее, но Клэй только смеется, вытаскивая мяч из сетки. Она бежит назад, ее глаза блестят.

— Давай, детка. Сделай это.

Я качаю головой, но все же делаю так, как она говорит. Клэй устремляется к другой цели, и я мчусь за ней, но примерно на полпути по полю меня осеняет мысль.

Это ведь то, чего она хочет. Ей не нужна победа. Она хочет, чтобы я вспотела. Я в десять раз лучший игрок, чем она, и ей нравится это. Клэй держит меня на поводке.

Да пошла она.

Я засовываю свою палку ей между ног на полпути. Она спотыкается, но, прежде чем упасть, хватает меня и тянет за собой. Черт.

Она вскрикивает, а я фыркаю, и наши стики отлетают в сторону, когда я падаю на нее сверху, наши головы вот-вот столкнутся.

— Сучка! — выпаливает она, пытаясь отстраниться, но меня уже тошнит от этого дерьма. Я хватаю ее за запястья, прижимая их к земле, и смотрю на нее сверху вниз.

— Как отчаянно ты жаждешь внимания, — выплевываю я. — Как мелочно и жалко. Думаю, тебе нравится привлекать именно мое. Тебе нравится проводить со мной все свободное время, не так ли?

Клэй вздергивает подбородок, закрывает рот, но все еще тяжело дышит через нос, стиснув челюсти. Прядь волос, потемневшая от дождя, извивается под ее левым глазом и пересекает нос.

Я отпускаю ее руки, но не двигаюсь с места.

— Давай же, — подначиваю я, нависая над ней и смотря ей в глаза. — Ударь меня. Тогда я смогу ударить в ответ и оглушить тебя, как ты хочешь. Агрессоры всегда испытывают гораздо больше боли, чем причиняют.

Ее запястья по-прежнему прижаты к траве, упрямый маленький подбородок неподвижен, а взгляд непоколебим.

Но я все равно чувствую ее. Мои ноги обхватывают ее тело, бедра обнимают ее… Прохладная, мягкая плоть ее мокрых ног прижимается к моим икрам.

И внезапно моя улыбка гаснет, и у меня нет желания двигаться. Удивительно легкая вибрация возникает у меня под кожей от ощущения ее хрупкого тела.

Дождь бьет по моей коже, как стрелы, но все, что я чувствую, это ее тепло сквозь нашу одежду.

Клэй не двигается. Почему она не пытается сбежать?

Я отрываюсь от ее глаз, невозмутимо провожу взглядом по ее шее, груди, замерзшим соскам, прижатым к лифчику, и вниз по животу, ощущая и видя, как он дрожит в дюйме от моего.

Снова перевожу взгляд на нее, тихий смех вырывается из моей груди. Она боится меня. Она в самом деле боится меня.

Но почему?

— Слезь, — выплевывает Клэй.

Я снова просто смеюсь, еще немного наклоняясь к ее лицу.

— Боишься, что мне понравится наше положение, и я сделаю шаг? — поддразниваю ее. — Или ты боишься своего желания, потому что совсем не возражаешь против этого?

Она хмурит брови, на этот раз не произнося ни слова.

— Да ладно, Клэй, это все равно что быть с мужчиной, — издеваюсь я, не в силах скрыть свое удовольствие, и понижаю голос до шепота. — Ты просто раздвигаешь ноги.

Я позволяю своему взгляду упасть на ее губы, и шестеренки в моей голове начинают вращаться.

Она не делает ни единой попытки сбежать. Я не удерживаю ее.

— Ты просто раздвигаешь ноги, — повторяю я.

Мы лежим на поле, на виду у всех, кто решит сюда зайти, но она, похоже, не беспокоится об этом.

Идет ливень. Мы одни.

Только мы вдвоем.

И на мгновение мое сердце останавливается. Я просто шучу, но что, если она и правда раздвинет ноги? Что я сделаю?

Невидимый шнур стягивает мои бедра, побуждая сократить расстояние между нами, но я не поддаюсь. Даже если мир сойдет со своей оси и перевернется с ног на голову, я никогда не захочу ее.

— Меня от тебя тошнит, — тихо говорит Клэй. — Грязная лесбиянка.

— Готова поспорить, твой папочка любит все грязное, — парирую я. — Особенно у себя в квартире для секса в Майями.

Ее лицо немного бледнеет, но этого достаточно, и я знаю, что задела ее за живое. Она, наверное, удивляется, откуда, черт возьми, мне об этом известно? И известно ли кому-то еще?

Я продолжаю:

— То есть когда он не здесь и не пытается отобрать землю моей семьи и выгнать остальных жителей залива Саноа с земли их предков. Держу пари, Каллум Эймс тоже любит грязное. Когда его семья не занята своей долгой хвастливой историей вывоза всех семинолов из Флориды.

Я лезу в карман, вытаскиваю медный ключ с треугольной головкой, который открывает дверь Фокс Хилл. Держу его между нами, потому что это является ярким примером того, как те, кто «с», становятся жертвами тех, кто «без», и как в этом мире все еще есть мужчины, которые считают женщин чем-то, что можно использовать. Хотя я тоже не против использовать это в своих интересах.

— Когда ваши мужчины не заняты похлопыванием друг друга по спине за то, что сделали Сент-Кармен чистым и белым, — произношу я. — Когда они прячутся в местах, далеких от того, где их вычурные, фригидные жены и подруги, попивающие белое вино, украшают и делают прочее дерьмо…

Клэй пристально смотрит на ключ, в ее голове, вероятно, проносится тонна вопросов, но гордость не позволяет ей сдаться и спросить меня.

— Вещи, о которых ты никогда не должна была узнать, — говорю я, — потому что ты и твоя мать такие тупые и скучные, и вы не в состоянии понять мир за пределами вашего низкого уровня восприятия, — я смотрю вниз на нее. — Всем нравится грязное, Клэй. Всем нравится это. И точка, — приближаюсь к ее лицу и чувствую, как мое дыхание отскакивает от ее губ. — Особенно Каллуму Эймсу.