Мушкетерка - Лэйнофф Лили. Страница 18

Кто эта женщина на самом деле?

И что это за место?

— Она прошла? — раздался голос Портии. Даже сквозь туман, в котором весь мой мир перевернулся с ног на голову, я видела, а может, просто знала, что мадам де Тревиль кивнула.

Прикосновение прохладного компресса к шее. Звук торопливых шагов, закрывающейся двери.

— Ну и представление ты устроила. Девушкам не терпится познакомиться с тобой, — сказала мадам де Тревиль. — Ты уже виделась с Портией, а еще есть Теа и Арья. Теа здесь с конца весны, Арья — с середины марта. Уже семь месяцев, как приехала. — Она покачала головой и щелкнула пальцами: — Пролетели в один миг, раз и готово.

Когда я приехала в Академию благородных девиц, я точно знала, что меня здесь ожидает. Но эти ожидания рассеялись, как дым.

— В один миг я подвергаюсь допросу, а в следующий в меня кидаются моей же шпагой. — Я поморщилась от прикосновения холодного компресса. — Которая, между прочим, была спрятана у меня в сундуке.

— Я не могла сказать тебе правду раньше, чем оценила твои навыки и взвесила риск, что ты поставишь под угрозу наше существование. Если бы ты провалилась, мы бы устроили тебя как-нибудь иначе. — Мадам де Тревиль сложила руки на коленях. — Уверена, ты уже поняла, что это не просто школа хороших манер. По крайней мере, не такая школа, которая готовит девушек к браку с лордами и виконтами. Если ты хочешь узнать все, ты должна пообещать хранить наши тайны.

— Даю слово, — отозвалась я. Почему мое молчание так важно? Разве что… я села в кровати, сквозь туман в моей голове прорезалась догадка.

По суровым губам мадам де Тревиль скользнула тень улыбки.

— Начинаешь улавливать суть? Я обучаю девушек, но не для того, чтобы они стали покорными, подобострастными женами. — Она встала и провела пальцами по корешку книги в кожаном переплете. Ее лицо оставалось невозмутимым. — Я обучаю их, чтобы они стали мушкетерами нового типа. Теми, кто будет сражаться за Францию с помощью ума и обаяния, а не только с помощью шпаги.

— Шпионками, — выдохнула я.

— Ты слишком упрощаешь. Под моим руководством ты превратишься в одну из самых популярных молодых женщин, в украшение высшего света Парижа, но также и в одну из самых искусных фехтовальщиц, чтобы по праву называться мушкетеркой. Ты будешь ходить на балы, получать самые лестные приглашения, выведывать у мужчин их секреты. Отвлекать их, пока твои сестры по оружию проникают в их кабинеты и находят там улики. У тебя будет достаточно информации, чтобы держать их на крючке. А если нет… — Она подобрала юбки и показала мне панталоны вроде тех, которые отец подарил мне много лет назад. На левом бедре висела дуэльная шпага, на правом — кинжал. — У нас своя честь. Хладнокровное убийство — это подло. Ты будешь драться на дуэли. А если тебе придется драться, ты должна победить. Не только потому, что у тебя есть мастерство, но и потому, что на твоей стороне будет элемент неожиданности: кто ожидает, что красивая девушка окажется одной из лучших фехтовальщиц, которых когда-либо видел этот город?

Я покачала головой. Она пересекла комнату и наклонилась, чтобы оказаться со мной на одном уровне.

— Ты умная девочка. Ты и правда поверила, что твой отец отправил бы тебя сюда, чтобы выдать замуж за человека, которого ты едва знаешь?

Ох, папа! Несмотря на то что я приехала в Париж, подчиняясь его воле, приехала в последней надежде выяснить правду, во мне все еще тлел гнев. Мое негодование было как зазубренный, тупой клинок. И тем не менее все это время…

Голос мадам де Тревиль был мягким и неторопливым, как шепот воспоминаний:

— Когда я была еще девочкой, больше всего я мечтала стать мушкетером. Я заставляла твоего отца тренировать меня чуть ли не каждый день — чтобы иметь хотя бы призрачный шанс получить место, я должна была быть великолепна. Мы выросли вместе, в одном и том же возрасте влюбились в фехтование… Думаю, наши родители ожидали, что мы поженимся, несмотря на то что у меня напрочь отсутствовал интерес к замужеству и всему, что оно подразумевало. К счастью, он встретил твою маму прежде, чем его вынудили просить моей руки. Разумеется, последовал скандал. Неодобрение ее отца… Как бы то ни было, письмо, которое он прислал мне, было первой весточкой за десятилетия, но его слова будто обратили время вспять. Его доброта к молодой девушке, которая хотела не того, чего от нее ожидали люди… — Глубоко погрузившись в раздумья, мадам де Тревиль перебирала бумаги. — Уверена, ты догадаешься, что было дальше. Все мое мастерство не имело значения. Сама мысль о том, что женщина может стать мушкетером, вызвала у старших офицеров истерику. Как видишь, теперь мне выпал шанс добиться уважения. Разумеется, не так, как я хотела, — для меня уже слишком поздно. Но не для тебя.

— Я… — Она терпеливо ждала, пока я, запинаясь, подбирала слова. — Я не могу поверить.

— Во что именно? Что женщина может стать мушкетером? Что она способна сделать для своей страны столько же, если не больше, сколько и мужчины?

Я не ответила, просто не смогла выговорить ответ, в котором прозвучало бы все сказанное ею: разве из меня получится женщина, о которой она говорила? Я не красива, не хитра, я не умею манипулировать другими ради собственной выгоды. Мужчины не падают к ногам больных девушек.

— Вы говорите так, как будто я могу стать легендой. Героиней из книжки, — прошептала я.

— Ты будешь гораздо лучше. — Ее голос сделался настойчивым, руки вцепились в край стола так, словно это была шея врага. — Ты станешь сиреной. Гладиатором. Красавицей, которая подманивает чудовище поближе, прежде чем вонзить клинок в его сердце. — Мадам де Тревиль расслабилась и распрямилась. — Или же можешь смириться и выйти замуж за мужчину, о котором ты, вероятно, ничего не будешь знать. Согласиться на жизнь без фехтования.

— В этом нет ничего дурного, — выговорила я дрожащими губами.

— Может, и так, если ты этого хочешь. Но ты не этого хочешь, правда же?

Я хотела привлечь папиных убийц к ответственности, хотела, чтобы мама могла дышать свободно, не заботясь о моей судьбе, которая тяжким грузом лежит у нее на плечах; хотела доказать, что отец был прав, что я способная, сильная, что во мне горит пламя; хотела доказать, что мама ошибалась и я стою гораздо большего, чем она думает и чего желает для меня; я хотела… Я хотела слишком многого.

На миг, краткий, благословенный миг мне послышался голос отца, все его истории о братстве, волшебном братстве, которое могло сдвинуть горы и преодолеть океаны ради каждого из своих. Когда в моей жизни появились головокружения, из нее исчезла Маргерит, исчезла вера матери в меня, но истории отца никуда не делись. И никуда не делось стремление к сестринству, верности, чести. Желание иметь что-то свое.

Слезы катились у меня по лицу и скапливались в ложбинке на шее.

— Нет, — прохрипела я, — я не хочу отказываться от фехтования.

— Что ты сказала? — спросила мадам де Тревиль. Но я не могла повторить громче. Я почувствовала дуновение воздуха на разгоряченной коже. — Таня, ты должна принять решение. Ты можешь забыть обо всем, что произошло. Или…

— Или я могу остаться. Обучаться у вас, — закончила я за нее.

— Ты хорошо держалась, несмотря на головокружение. Твой отец был прав: ты талантливая фехтовальщица. Но, как я уже сказала, твое обучение будет заключаться не только в уроках фехтования. Ты научишься манерам и навыкам, которых ожидают от леди из высшего света: танцам, основам этикета, тем правилам, по которым живет аристократия. И еще, конечно, тонкому искусству обводить мужчин вокруг пальца. — Я побледнела, и мадам де Тревиль изо всех сил постаралась сдержать усмешку при виде выражения моего лица. — Итак, что ты выберешь?

Этого хотел для меня отец. Бремя его отсутствия снова навалилось на меня, сдавило мне горло. Его голос звучал в ушах, произносил мое имя снова и снова. Его последняя воля оказалась не предательством, а благословением. Если я останусь, я смогу фехтовать… и, судя по описаниям мадам де Тревиль, у меня появится шанс добраться до мест и людей, которые необходимы мне, чтобы выяснить правду. Ведь будет нетрудно обратиться к мушкетерам, когда я сама стану одной из них, верно? Значит, это то, что нужно. Чтобы поймать убийцу отца. И я должна заплатить эту цену. Я не могу позволить виновному гулять на свободе. Он должен сидеть за решеткой, где он больше никому не сможет причинить вреда. Где он не сможет отнять отца у другой дочери.