Кодекс Крови. Книга VI (СИ) - Борзых М.. Страница 8

Принц Есихито с трудом понимал разговор девушки с воином, но нить философии уловил. Вот только эта философия явно отличалась от привычной человеческой. А уж от сравнения с котятами у принца прошёл мороз по коже. Всё же близость тотема к кошкам накладывала отпечаток на восприятие.

Но главное Есихито уловил. Воины, помогающие ему с устранением переворота, оказались нечеловечески сильны, как и «кровавый змей» Комарин. А значит, следовало всеми возможными способами выведать у них секрет силы.

Я узнал лужайку. Здесь я когда-то отыскал Тэймэй, укрывшуюся от ужасов борделя и яда в теле. Её личное убежище, созданное с помощью богини.

Все эти мысли пронеслись тенью, когда я заметил когти, метящие в живот иллюзионистке.

Рефлексы сработали быстрее осознания. Перехватить руку я не успевал, но и человеколюбие у меня стёрлось напрочь. Собственные когти отрасли сами собой и вспороли эфирное тело девятихвостой богини. Та замерла, не веря в происходящее.

— К-к-как т-т-ты это сд-д-делал⁈ — из раны кровь даже не сочилась, сразу впитываясь в моё тело. Я ощущал весь спектр эмоций этой дряни, посмевшей поднять руку на моего ребёнка. — Т-т-ты не бог! Т-т-ты не мог!

Тэймэй с ужасом взирала на меня, не узнавая. Я бы и сам себя сейчас не узнал бы. Божественный план показывал силу и истинный облик любой сущности. И если Инари здесь выглядела лисицей с девятью хвостами, бритвенно острыми когтями, звериной мордой и оскаленной пастью, то Тэймэй — человеком, внутри которого зарождалось солнце. Пока ещё маленькая алая звёздочка, но уже нёсшая в себе сочетание чёрного и алого цветов. Сама иллюзионистка имела лишь лёгкий флёр вишнёвого вокруг тела, а вот её богиня имела цвет насыщенного рубинового вина. Но, что удивительно, не слепила меня своим светом, будто я находился в тени, что было недалеко от истины, ведь вокруг меня клубилась чёрная дымка, не пропуская силу Инари.

Я демонстративно вынул звериные когти и слизал с них раздвоенным языком эфемерную дымку, на вкус не имеющую аналогов. Наверное, таким представляли себе древние люди божественный нектар. Но одно я мог понять совершенно точно, эта дымка насыщала получше любой другой человеческой крови и даже крови эргов.

Тэймэй же ошарашенно переводила взгляд с привычного зла в лице собственной богини на незнакомого спасителя, тем не менее, выглядящего опасней кицунэ.

Что-то хищное мелькнуло в моём взгляде и исчезло, но Инари отшатнулась от меня, словно от самого своего страшного кошмара. Она уже успела взять себя в руки и вернулась к привычной спесивой манере поведения.

— Кто ты? И почему вмешиваешься в таинство общения с моей подданной?

— А ктос-с-с тыс-с-с такаяс-с-с, ш-ш-штобы забирать ш-ш-шизнь, тебе не принадлеш-ш-шащ-щ-щую? — моё шипение намекало, что меня снова обернуло в змея и богиня попросту не узнала меня, приняв за какое-то залётное божество из другого мира. Пришлось сосредоточиться, чтобы мои следующие слова приобрели вполне человеческое звучание. Если Инари может, чем я хуже?

— Она — моя! — ткнула пальцем в иллюзионистку лиса, словно в какую-то вещь. — И всё внутри неё — моё! Бог дал, бог взял!

Я демонстративно создал над ладонью шарик из крови Инари размером с кулак человека. Сфера переливалась всеми оттенками красного и притягивала взгляд.

— А как же невмешательство в жизнь смертных? — я рассматривал божественную кровь, боковым зрением наблюдая за её владелицей.

— Этого ребёнка не должно было существовать, я лишь исправляю оплошность, — пожала плечами богиня, будто обсуждала возврат в магазин неподходящего по размеру платья.

— Правила придумали не просто так, — я отделил одну каплю от сферы и принялся чертить ею в воздухе весьма заковыристую руну, которой нас наказывали в Цитадели крови. — За подобные вмешательства придётся платить.

— Да кто ты такой? — взбесилась Инари, отчего её голос приобрёл лающую визгливую тональность. — Я в своём праве! Убью, и дело с концом!

Я с улыбкой отправил завершённую руну из божественной крови к её владелице. Богиня хотела было отшатнуться, но не успела. Кровь вернулась в божественное тело, и кицунэ завизжала не своим голосом. Она раздирала на груди шерсть, пытаясь добраться до собственного сердца.

— Что это? Что⁈

Я с понимающей улыбочкой взирал на богиню, которой разом вернулись все её эгоистичные злобные намерения.

— Это, ваша божественность, временная печать, которая будет жечь ваше поганое нутро, если вы снова надумаете вмешаться в жизнь смертных! — блефовал я сейчас на грани фола.

Нас подобными печатями наказывали, когда кто-то халтурил в работе с просителями и не выполнял взятых на себя обязательств. Мы ощущали в полной мере собственные огрехи до тех пор, пока не исправляли их. Как по мне, так лучшей мотивации работать качественно и с первого раза сложно придумать. У Инари же печать стала жечь божественное средоточие. Видимо, богиня и впрямь знатно попрала их божественные устои, если простенькая печать сработала подобным образом.

— На богов это не действует! — визжала кицунэ, пытаясь утопить в силе место жжения. — На богов вообще ничего не действует!

— А вот здесь вы в корне неправы! Управа есть на всех! — я демонстративно втянул в когтистую лапу оставшуюся сферу с кровью богини. — Одно дело — даровать силу, являть свою волю и наказывать за её неисполнение, как вы сделали с перстнем нашей дорогой Тэймэй, и совсем другое — убивать ради собственной выгоды и принимать решения, влияющие на чужие рода! Верно я говорю, Комаро?

Последний пассаж был весьма спорным, но на равных спорить с Инари сейчас мог лишь Комаро, поскольку в ребёнке нынче была и капля его божественной крови. На самом деле, чисто теоретически, я мог бы оборвать все хвосты кицунэ на шубу. Силы бы мне хватило, если не убить, то изрядно потрепать лисицу. Но этим самым я бы подписал себе смертный приговор. Никто из богов не потерпел бы существование человека, способного причинить им вред. Грызться между собой — святое дело, но любую общую угрозу совместно они бы уничтожили. Я ещё на площади чувствовал, как Комаро наблюдал за мной, потому и позвал в качестве божественного защитника.

Комаро появился по первому зову. Выглядел он мощнее и здоровее, чем при нашей первой встрече. Он снова светился кровавыми вспышками, но и его свет был сейчас приглушённым. Оценив расстановку сил, Комаро тихо выругался.

— Она — моя! — взвизгнула Инари, увидев новое действующее лицо на своей территории. — Что хочу, то и делаю! Ты, вон, вообще притянул себе душу из другого мира! И тебя не наказали!!! А меня за что?

Я вдруг понял, что Инари так и не поняла, кто перед ней.

«Боги, на кого же я похож, если меня до сих пор не раскусили?»

На морде Комаро читалось такое же недоумение. Он-то прекрасно знал, кто его позвал, а вид… ну и не такое случалось за его долгую божественную жизнь.

— Иллюзионистка, может, и твоя! — признал очевидное Комаро. — Но её дитя — будущее моего рода! Более того, в нём капля моей крови! Поэтому я верну тебе твою лисицу, но лишь после того, как она родит моего комара. Ты сама дала ей золотой перстень, чтобы её могли увести из рода! Теперь не ной и не жалуйся! Мы вообще её в жёны взять можем, и тогда шиш тебе, а не сильнейшая магичка рода!

— П-п-прокляну! — заикаясь просипела кицунэ, обернув весь свой гнев на Комаро. — Сдохнет, не успеете пикнуть! — взъярилась богиня, показывая зубы и отращивая когти в ярости. И тут же вновь завизжала от боли в груди, со скулежом царапая себе грудь.

— Прекрати! Прекрати!

— Я здесь не причём! — поднял я свои когтистые лапы. — Ты не в своём праве, поэтому и наказание следует незамедлительно.

Комаро молча наблюдал за происходящим, не вмешиваясь.

— А хер вам тогда, а не магичка! — завизжала Инари. — Я её такой благодатью залью, что она никуда от меня не уйдёт! И вообще, главу рода вы не отберёте! — лисица то ли хохотала, то ли скулила, а в это время Тэймэй изумлённо следила, как изменялся перстень у неё на пальце, превращаясь в адамантовый.