Восходящая Аврора (СИ) - Ромов Дмитрий. Страница 16

Я открываю рот, чтобы ответить, но ответ ей не нужен.

— Да, — продолжает мама, — есть люди и побогаче, но мы зато живём на свои честно заработанные. И тебя воспитывали так, что нужно честно трудиться. И воспитали, не хуже других, между прочим. Да только сейчас не узнаём тебя. Понимаешь? И очень беспокоимся. Богатство и блага… — это может и приятно, да только совсем не главное в жизни. Порядочность, вот что важно, чтобы никто не мог за спиной слова плохого сказать. Чтобы от стыда не гореть. Людям в глаза открыто, чтобы смотреть. Вот что главное.

Блин… К такому разговору я не готов… Не подумал, что придётся на такую тему объясняться.

— Мам, да богатство совсем ни при чём. Я не ради богатства вкалываю. Это лишь побочный продукт. Но не отказываться же, раз такое дело. Я вообще-то ради будущего России стараюсь, а не ради мошны и машины.

— Не знаю, — вздыхает она. — Дома эти. Это же какие деньжищи!

— Мам, — киваю я. — Я тебе полный отчёт предоставлю, не волнуйся.

— Отчёт тебе… Вот и предоставь. С полным объяснением. И про Наталью ещё. Нет, мы-то с отцом, честно тебе скажу, в шоке были, что ты так рано жениться решил. Чего скрывать, да, удивились очень. Но она же не игрушка, а живой человек. Так же нельзя, поиграл и бросил. Как надоела, отослал к отцу обратно. Она ведь страдает!

— Опять это «отослал»! С чего ты взяла, мам? И… ты с кем-то обсуждала это?

— С кем мне обсуждать-то⁈

Мне в голову приходит догадка:

— Только… только не с нашей дворовой сплетницей! С тётей… Клавой или как там её?

— Ты мне голову не морочь, — строго продолжает мама. — Говори, как есть!

— Чего говорить-то? — возмущаюсь я. — Приехала Гену навестить, с тёткой вон повидаться перед долгой разлукой.

— Эх, ты… Ты думаешь, я не вижу? А почему же ты не знал, что она у тётки? Да и по ней сразу всё видно. Она, как открытая книга. Давай, рассказывай, что там у вас такое, что ты даже не в курсе её поездок.

— Я в последние дни занят был, вот и не звонил. Чего такого? Зачем ты драматизируешь?

— Материнское сердце не обманешь! — с лёгким трагизмом заявляет мама. — Я вас насквозь вижу.

Понятно…

— А когда они вернутся-то? — уточняю я.

— Дня через три вроде, — отвечает отец, — спроси у Ларисы, она здесь.

Весь следующий день я занимаюсь делами. Отношу деньги за сессию и получаю зачёты и экзамены. Закончив с учёбой, встречаюсь с разными важными людьми — с Куренковой, с Радько, с Печёнкиным, с Барановым, с Ашировым, это преемник Большака, с Галей Алёшиной и всем руководством фабрики и, конечно же, с Пашкой.

Сделав все дела, следующим утром собираюсь улетать. Труба зовёт и Новицкая перед всесоюзным совещанием дёргается и злится. Вечером снова сижу за столом с родителями, но в этот раз острых тем мы не касаемся. Обсуждаем грузчиков, контейнер, путь в Геленджик и остановку в Москве. Технические вопросы, одним словом.

Звонит телефон. Межгород.

— Иди сам, — кивает отец, — наверняка, тебя.

Он оказывается прав. Звонит Чурбанов.

— О, Юрий Михайлович, как вы меня нашли? — смеюсь я.

— В милицию за помощью обратился, — отвечает он. — Слушай, Егор, вот какой вопрос. Ты там надолго застрял? Когда в Москву возвращаешься?

— Завтра утром буду.

— Да? Отлично! Значит завтра и увидимся. Ничего на вечер не планируй. У нас на даче очередной кинопросмотр намечен, и кинозритель номер один требует твоего обязательного присутствия. Улавливаешь?

— Прямо требует? — удивляюсь я.

— Ну, сказал, чтобы я тебя привёл.

— Это… чтобы кино посмотреть или ещё есть что-то?

— Не знаю.

— Понятно, — говорю я. — Во сколько выезд? Мы, кстати, вместе поедем или мне самому надо будет?

— Вместе, — отвечает Чурбанов. — Я за тобой приеду. Ты в ЦК будешь?

— Да, думаю, да, но если что-то изменится, я обязательно позвоню.

Вылетаю я утром и из-за разницы во времени прибываю в Москву тоже утром. Удобно. Прямо из аэропорта мчусь на работу и самоотверженно вкалываю под неустанным оком Ирины Викторовны. А потом получаю звонок от замминистра и выбегаю на улицу.

— Ты чего с сумкой? — хмыкает Чурбанов. — Решил поселиться на даче?

— Так я же утром только прилетел, — объясняю я. — Дома не был ещё, сразу в ЦК. Ну, и подарок для Леонида Ильича.

— Горишь на работе? Молодец.

— Какое кино сегодня? — интересуюсь я. — А то вдруг я уже видел, тогда не поеду.

— Не знаю, — не реагирует он на шутку. — Это не я фильм выбирал.

— Ладно… Почему вы такой напряжённый?

— Нет, тебе кажется. Нормально всё.

Мы приезжаем на дачу. Навстречу выходит Галина.

— Привет, ребята, — улыбается она. — Егор, как дела?

Мы улыбаемся, обмениваемся приветствиями и, собственно, ждём, когда появится кинозритель номер один, гадая, какое кино будем смотреть сегодня.

— Егор Андреевич, — подходит вдруг ко мне начальник охраны. — Пойдёмте со мной, пожалуйста. Леонид Ильич хочет с вами поговорить в кабинете.

Ого, это что-то новенькое. Интересно. Сердце тревожно ёкает, но, вроде, слишком больших косяков у меня нет…

Брежнев сидит за рабочим столом. На нём спортивный костюм, очки. На меня не смотрит, углублён в свои мысли. В руке… сигарета… Ничего себе, ему же нельзя, наверное.

— Разрешите, Леонид Ильич, — бодро спрашиваю я.

Он переводит задумчивый взгляд на меня и делает затяжку.

— Э-э-м… мнучок… — скрипит он и делает глубокую затяжку. — Куришь?

— Нет, — отвечаю я удивлённо.

— Вот, э-э-э… молодец… Тогда, э-э-э, скажи, что ты творишь⁈

Голос его скрежещет.

— Не понял, Леонид Ильич…

— Ты что вытворяешь, э-э-э… я тебя спрашиваю! Ты думал э-э-э… я не узнаю, что ли? Да как ты посмел вообще?

Совершенно неожиданно голос его набирает силу и некоторую уверенность, правда впечатление этот разговор производит не самое благоприятное. Тем более, я даже не представляю, о чём именно идёт речь.

— Вот что… э-э-э… я тебе скажу… Это э-э-э… тебе просто так с рук не сойдёт, да. Это э-э-э… без шуток…

Твою дивизию, что ещё…

7. Партия сказала: надо, комсомол ответил: есть!

— Мальчишка, — скрежещет Леонид Ильич. — Я же э-э-м… тебя пре-ду-преж-дал! Кхм… Один раз пошутил и хватит!

Блин, ситуация немного нервная… Главное, что именно он имеет в виду?

— Леонид Ильич… — начинаю я.

— Не… не перебивай, — немного обиженным голосом останавливает меня он и машет сигаретой. — Так знаешь, куда зайти можно… если каждый… э-э-м… кто знаком с гене… ральным э-э-м… секретарём… будет на него ссылаться?

Фрикативная «г» звучит мягко и ласково и, несмотря на сигарету и грозный вид генсека, по-домашнему смягчает сцену. Ну и, судя по всему, речь идёт о меньшем из возможных проступков.

— Я могу объяснить, Леонид Ильич. Я, конечно…

— Кхм… Объяснить э-э-м… каждый может! А вот не допустить… не каждый… Садись… объясняй…

Я опускаюсь на стул и уточняю:

— Мы сейчас про недавнее совещание говорим?

— А ты ещё где-то… кхм?..

— Нет, я нет, но мало ли какую информацию вам… может фейки… ой, то есть дезинформацию…

Он внимательно смотрит на меня, ожидая объяснений, отставив руку с сигаретой подальше.

— Ладно… — говорю я, обречённо кивая, — врать не буду… вас, всё равно, не обманешь…

Он удовлетворённо крякает.

— Как вы вообще с этой сворой управляетесь? Нет, вы-то понятно, а вот как на низовых уровнях? Каждый только о себе думает, а не о деле, тянет одеяло на себя. Я подумал, что смогу вам объяснить, что вы поймёте, поэтому и использовал снова ваше имя. Как говорится, не корысти ради, а исключительно ради пользы дела. Мы же четыре месяца работаем, как Стаханов, делаем большое дело, а они хотят на готовое прийти. И ладно бы, если бы так, а то ведь из-за своей толкотни подковерной. Им дело-то наше неважно, им надо показать, кто главнее…