Восходящая Аврора (СИ) - Ромов Дмитрий. Страница 28

Такую тушу не прошибёшь, конечно, мой удар ему, как слону дробинка, но зато обидно. Он ведь ещё ни разу не попал. Тьфу-тьфу-тьфу… Твою мать!!! Не теряя времени он бьёт левой снизу, с разворота. Я резко дёргаюсь в сторону, но он попадает мне по плечу, и я лечу на спину. Хорошо, что не асфальт, а газон… Но пиджаку кабздец.

Он бросается ко мне добивать, а я, перекрутившись, будто исполняю нижний брейк, херачу каблуком ему по лодыжке. Болевой порог у него, похоже высокий, но он не сдерживается и испускает короткий вопль. Всё, он разъярён и теперь уже ни о чём не думает. В его глазах теперь только желание разорвать и растоптать.

Теперь-то начинается самое интересное. Он бросается на меня, как бык, а я уворачиваюсь и причиняю боль. По почкам, по затылку, по лодыжке, ещё раз по лодыжке. Получи, фашист, гранату. По позвоночнику, мама дорогая! Но его точно не пробьёшь. Его не вырубишь. По бубенчикам не буду. Неспортивно, могут засчитать техническое поражение.

Он размахивает своими кувалдами, а я прохожу под и между, потихоньку жаля и жаля раз за разом. Впрочем, силищи у него ещё предостаточно, так что вымотать его будет совсем непросто. Саечка!

Он щёлкает зубами, снова бросается вперёд, а я кидаюсь в ноги и он, перелетев через меня, с грохотом летит на землю. Тут же этот бык начинает подниматься, но я пинаю ему по роже. Бои без правил, кто выжил, тот и победил.

— Не вставай! — говорю я. — И всё закончится.

Но нет, есть ещё порох в пороховницах и ягода в ягодицах. Он корячится, закрывается рукой от моих жёстких ботинок и поднимается. Ну, что с тобой поделать… Получи пока по затылку. И опять всё повторяется заново.

Он снова промахивается и получает острым носком ботинка по почкам. Ревёт, корёжится и опять бросается на меня, промахивается, подставляется и получает ребром ладони по основанию носа. Наконец-то! Я этого ждал.

Бык Саня падает на колени, трясёт головой, но тут же начинает подниматься.

— Да ты терминатор, в натуре!

— Э, пацаны! — раздаётся крик. — Вы чего тут делаете⁈ Это же Бро, я же сам его приглашал. Чего творите!

Расталкивая своих дружков появляется рыжий парняга, и я узнаю в нём Дениса Старовойтова, одного из двух боксёров, с которыми я встречался в Риге. Тогда их послал Бекштейн.

— Здорово, Ден, — киваю я, вытирая пот с лица.

— Нихера себе, ты чё против Сани вышел? Ну ты камикадзе, братан.

— Саня, — говорю я. — Предлагаю тебе ничью. Не хочу сдохнуть от твоего удара.

— Ладно, — кивает он и встаёт на ноги, размазывая по лицу кровушку. — Ничья.

На этом поединок заканчивается. Все понимают, что ничья, на самом деле, означает мою победу. И подчёркивает благородство, я ведь не только не стал добивать врага, когда тот поплыл от удара в нос, но и предложил ничью, хотя победа была уже близка. Все эти спортивные драчуны хорошо это видели, я не сомневаюсь.

После этого мы, разумеется, все идём в «Розу Ветров». Я пью чай, кто-то берёт коктейли, но, в основном, все они непьющие. А Саня, кстати, замахивает коньячку.

— Ну, ты фрукт, Бро, — хлопают меня по плечу. — Что это было вообще?

— Это могло бы быть самбо, — улыбаюсь я. — Но весовые категории очень разные, поэтому ни о каких бросках речи вообще не шло.

— Красава.

— Не, вы же понимаете, — пожимаю я плечами. — Если бы Саня меня по тыкве задел, я бы уже не встал.

— Прикольно, да. Ден, тебе надо с Бро схлестнуться, ты же с ним одного веса примерно. Интересно посмотреть, кто будет круче, боксёр или самбист.

— Да у наст тут парни все самбисты, — киваю я в сторону своих бойцов. — Если хотите, можно будет и у вас в Питере тренировки устроить. Мы тут клуб патриотический организуем, «Факел», называется. Так там все желающие могут заниматься. Вы тут великовозрастные, конечно, но что-нибудь придумаем.

— А как у вас пушки, вообще?

— А как у вас… не знаю… ножи или кастеты?

— Нож — это оружие раба! — вставляет кто-то. — У нас их нет!

Пока нет, но и то хорошо…

— Мы, последние Робин Гуды планеты, — говорю я. — Нам оружие не для того, чтобы грабить, а для того, чтобы защищать.

— Кого защищать-то?

— Да простой люд.

— От гопников?

— Потом расскажу.

В общем, можно сказать, первый контакт прошёл нормально. Результат положительный. Посмотрим, как теперь это использовать. Ребятки-то уже вкусили, если и не кровушки, то прелестей жизни. Распробовали удовольствия, которые можно добывать не трудом, а кулаком, и все эти идеи, о добре и защите простых людей, что им вбивали в спортивных секциях, уже практически полностью испарились из их голов. Испарились и заместились практическими мыслями о крышевании напёрсточников, бомбёжками фарцовщиков и прочими креативными придумками.

Перед тем, как лечь спать, я звоню Наташке.

— Привет, — говорю я.

— Привет… — тихо отвечает она. — Два раза с тобой разминулись… Невезуха, да? Как дела в Ленинграде?

— Нормально… Как узнала, что я здесь?

— Платонычу позвонила, а потом ребята сообщили, что ты умчался.

— Ну да… появились срочные дела… Я даже домой не заезжал прямо с работы уехал. Извини, записку не написал.

— Когда возвращаешься? — спрашивает Наташка.

— Да денька через два, думаю. Плюс-минус.

— Хорошо… Я соскучилась. Сообщи, когда поедешь, ладно?

Блин… я… я тоже соскучился… Словно заклятие какое-то, и как его разрушить, не знаю. Как кота за хвост, честное слово. Надо же просто… вжик, и одним ударом всё разрубить, как Македонский Александр…

— Ладно… — соглашаюсь я. — Сообщу.

Но я явно не он, не Македонский…

Утром мне приносят пакет, и в нём я нахожу джинсы, футболку, ветровку и кроссовки «Адидас». Костюм видать найти не сумели. В кармане штанов лежат двести рублей. Ну вот. Авторитет растёт. Заставили фарцовщика компенсировать.

Что же, всё ещё нужен план. Самых крутых спортивных авторитетов вчера не было, а им все эти россказни о лучшей жизни будут по барабану, я думаю.

После завтрака мы выходим на прогулку, прохаживаемся по набережной Большой Невки и разговариваем.

— Бро, нахера, я не понял, весь этот цирк был вчера? — недовольно спрашивает Цвет. — Тот хрен мог тебя запросто угробить.

— Действительно, что за юношеское безрассудство? — вторит ему Ферик.

Я не тороплюсь отвечать. Останавливаюсь и любуюсь прекрасным видом. «Аврора», за ней красивое здание с небольшим шпилем. А вон там уже Нева, широкая сильная. И набережные, Дворцовая, Кутузова… Давненько я в Питере не бывал. Красота, сила…

— Посмотрите, красиво как, — говорю я. — Видите?

— Видим, — недовольно отвечает Цвет.

— Нихрена вы не видите. Фархад Шарафович, как там ваш Боря Жид поживает? Уже чувствует закат?

— С чего бы ему чувствовать? — удивляется Ферик.

— А с того, что вот эти спортсмены, чемпионы и призёры очень скоро перегрызут ему горло и сами, без блатных будут править бал. Они дерзкие, сплочённые… относительно… и нацеленные на победу. И их блатные понты не интересуют. Они машины, механизмы, понимаете? Так что думайте, господа воры, как их можно интегрировать в наше движение.

— Если будут зарываться, взять всех и перебить, — скрещивает на груди руки Цвет.

Я смеюсь.

— Фархад Шарафович, смотрите, он как Пётр Первый, стоит, любуется плодами рук своих.

— Похож, — усмехается Ферик.

— Но это ещё не твой город, — хлопаю я Цвета по плечу. — Его ещё надо добыть и не оказаться в этой битве Карлом Двенадцатым.

На встречу с Ильёй Лазаревичем Бекштейном я приезжаю один. С бойцами, но без партнёров. Сначала обхожу со всех сторон это непримечательное двухэтажное строение. Типовая стекляшка на Бухарестской улице. Торговый центр. Хм… На первом этаже расположен стол заказов с небольшой очередью, химчистка и кулинария. На втором этаже ресторан Казбек и парикмахерская.