Круговерть бытия (СИ) - Дорнбург Александр. Страница 11
В начале 20 века Флорентийская фабрика Нобеля закрылась. К этому времени от взрывов здесь погибли сотни рабочих и еще тысячи загубили свое здоровье: химикалии, которые использовались в производстве, чрезвычайно вредно влияли на мозг. В 21 веке это место считается в Италии проклятым, местные жители его избегают. Развалины превратились в настоящие джунгли.
Изобретение динамита перевернуло военное дело. Артиллерийские снаряды и бомбы взрывали целые здания, мосты, фабрики. Когда появились аэропланы, бомбы стали ровнять с землей целые жилые кварталы, жечь города, убивать тысячи человек. Мы говорим о ядерной угрозе, а ведь, по сути, динамит и его производные убили и искалечили людей больше, чем до начала 21 века атомное оружие.
Сам Нобель получил мрачный титул «Торговец смертью» – так писали в газетных заголовках. Нобель поразился, прочтя это, и понял, каким его запомнят потомки. Картина получалась ужасающей! Приспешник дьявола да и только . Тогда Нобель основал премии своего имени – включая Премию мира – и отошел от того, что сослужило бы ему ужасную службу перед лицом суда истории.
В общем, раз сейчас в России нет развитого капитализма, с резервуарами дешевой рабочей силы, погрязшей в нищете и готовой работать за копейки, обустройство динамитных фабрик остается под вопросом. Крепостные же денег стоят, ты его купил, а он взорвался... Убыток, нехорошо.
А рабочий пришел, взорвался, а за воротами очередь еще из таких же стоит. Во втором случае перед тобой открывается глобальный мир расходного материала, часть великого океана трудовых ресурсов человечества, волны которого накатываются на земной берег и откатываются подобно приливам и отливам, не оставляя следа. Вот и думай.
Глава 5
Так я ничего и не придумал, а пора уже вставать и делами заниматься. А дел по уши. На мне две животины и подчиненных конюхов не имеется. А я теперь живой и здоровый, так что на казенную помощь могу не рассчитывать.
А как когда-то выразился один из крупных деятелей большевизма по аналогичному вопросу? Иностранный корреспондент ему задал простой вопрос: "Почему большевики национализировали все сферы человеческой деятельности в стране и только армия извозчиков по-прежнему остается островком стихии в СССР?"
Партийный деятель ответил: "Видите ли, мы уже установили опытным путем, если людей не кормить, то они отчего-то все же продолжают жить. А когда лошадей не кормят, то четвероногие питомцы на государственной службе сразу умирают. Вот потому мы и не национализируем извозчиков." Так что, за дело!
Как я уже упоминал, у меня имелась пара лошадей - белая и вороная. Статейные кони. Конечно, конь и лошадь здесь считаются совершенно разными животными, но я уж привык называть и так и так. Я стал с ними знакомиться и лошади меня признали за своего. А я сноровисто, как будто этим всю жизнь только этим и занимался, на автомате начал кормить, поить и чистить благородных животных.
Затем, я повел коней купаться. По пути проверяя свои приобретенные в новом теле навыки, без труда выполнил несколько замысловатых элементов джигитовки. Такое мастерство в 21 веке изредка можно увидеть разве что в цирке, а я выполнял все приемы как заправский акробат, любо-дорого было со стороны посмотреть. Лошади слушались меня с полунамека.
Зрители моей удали имелись. Небольшая группка офицеров, важных, словно британские лорды, при мундирах и наградах, поодаль наблюдали за моим импровизированным представлением. По виду это были местные лизоблюды, креатуры начальства, так и лучившиеся признаками довольства и мотовства. Белопогонники! Как в песне поется, все пребывали тут: "барон Жермон, виконт Клеон, сэр Джон, британский пэр, и конюх Пьер!"
Похоже, всех османов они уже покрошили в капусту и теперь маялись от безделья.
Покончив с разминкой и выводив лошадей, я начал их купать. На обратной дороге же я влип в неприятности. Началась лирическая часть.
Поскольку я отправлялся купать лошадей, то был не при мундире. Сапоги, штаны и белая рубаха, вот и всё мое по летнему времени скудное одеяние. В нем меня легко можно было принять и за рядового казака.
- Эй, казачек, метнись в лагерь и принеси мне квасу! - нагло обратился ко мне один из ранее наблюдавших за мной офицеров.
Среди остальных своих товарищей он отличался расхристанным и растрепанным видом, к тому же был немного под шофе. Этакий обдолбанный Мик Джаггер этой эпохи. Его шалая красная морда так и просила кирпича. Обычно, с таким пропащим видом шаромыжники воруют селедок с базарного лотка.
Это что за сказочное хамство? За кого тут меня принимают? За пчелку в навозе?
Здесь надо бы сказать, что господа-офицеры ( во всяком случае их значительная часть) казаков недолюбливают. В крепостные мы не идем, чем подаем "дурной пример всему русскому крестьянству" и "разрушаем духовные скрепы государства". Честь казачью блюдем, да еще и воюем намного лучше русских, из московского бомонда. Они же умеют только волну гнать: фанфары, пафос, "отстоим Русь- матушку"!
Оттого у господ-офицеров постоянно возникает навязчивая мания согнуть казаков в бараний рог. Многим неудержимо хотелось развязать настоящую травлю. Поэтому, всеми правдами и неправдами, они норовили выпросить у начальства себе казаков в конвой, якобы для выполнения боевой задачи.
И становясь согласно приказу непосредственными командирами, тут же пытались низвести подчиненных им казаков до уровня личных слуг. Со всеми вытекающими последствиями. Ставя подчиненных на место лабораторных крыс для опытов.
И при этом ногами по морде их бить было нельзя. Иначе грозил трибунал. Из-за этого обстоятельства все стояли по струнке, тихо мирясь с тем, что жизнь сурова. Вот такие пироги.
А дворянская учтивость, изысканные манеры и благородство - просто нелепый миф, насаждаемый в нашем сознании всеми возможными и невозможными методами.
Но всему своя пора, свое время. Именно сейчас мы наблюдаем предсмертные судороги реакции, пройдет каких-нибудь девяносто лет и именно за такие "фокусы и шалости" господ-офицеров начнут массово убивать на всех улицах и переулках в 1917-1918 годах. Резать как баранов, делать облавы в поездах и расстреливать пойманных у перрона. Приходится признавать, что в большинстве случаев русские офицеры подобное отношения к себе заслужили. Каждое общество имеет право защищаться, не правда ли?
Хотя, по большому счету, казаки и армия — все мы одного царя слуги, одной матери-родины дети. Кичиться нам друг перед другом нечем. Наше дело исполнять, что велят, а там Бог видит, что и как.
– А ты еще кто такой? – грозно хмуря брови и делая зверскую морду лица спросил я, еще надеясь разойтись с этой буйной компанией миром.
Моему авторитетному тону могла бы позавидовать Академия наук.
– Поручик, князь Мещерский, Владислав Васильевич, рыцарь большого креста ордена Квинканкса, временный магистр Розенкрейцерской масонской ложи Месопотамии, – на автомате представился офицер.
Все-таки муштруют сейчас на уровне рефлексов, как собачек Павлова. А тут орел-мужчина, готовый "почетный дворник". И мне попалась заметная зверюшка в здешнем зоопарке. Хотя, честно признаться, его род не страдал красотой. Отнюдь...
– Примите добрый совет, поручик, ступайте домой. Вас слишком развезло на этой жаре, – мирно предложил я этой наглой образине.
Отчаянно хотелось прибавить: "Тебе же только дерьмо через тряпочку сосать, а не водку пить". Но я сдержался. У нас же разговор джентльменов? Вот и разойдемся, как джентльмены. Краями.
– Я как-нибудь сам решу, что мне делать, – неожиданно полез в бутылку поручик-драчун, донельзя довольный своей находчивостью и остроумием, и попытался руками схватить мои поводья. – Это ваши лошади? Я их покупаю. Добрые кони. Даю за них двести рублей! Ассигнациями!