Предложение джентльмена - Куин Джулия. Страница 71

Бенедикт улыбнулся, развернул полотенце и, отвернувшись, сказал:

— Не бойся, я не стану подглядывать.

Глубоко вздохнув, Софи встала, чувствуя, что с этого момента начинается новая полоса в ее жизни.

Осторожно вытерев ее тело, Бенедикт принялся за лицо и, когда на щеках Софи осталось лишь несколько капель, наклонился и поцеловал ее в нос.

— Я рад, что ты здесь, — прошептал он.

— Я тоже рада.

Он коснулся рукой ее подбородка и, не сводя с нее глаз, прильнул к ее губам таким нежным поцелуем, что Софи почувствовала: он ее не только любит, но и боготворит.

— Я должен был бы дождаться понедельника, — сказал Бенедикт, — но не хочу.

— А я не хочу, чтобы ты ждал, — прошептала Софи. Он вновь поцеловал ее, на сей раз более страстно.

— Какая же ты красивая, — восхитился он.

Губы его нашли ее щеку, потом подбородок, шею, и с каждым поцелуем у Софи все сильнее подкашивались ноги, и когда ей уже показалось, что она больше не выдержит и рухнет на пол, Бенедикт подхватил ее на руки и отнес в постель.

— В сердце моем ты моя жена, — торжественно проговорил он, уложив Софи на одеяло.

Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание.

— После того как нас обвенчают, мы станем мужем и женой перед лицом Господа, — продолжал он, ложась с ней рядом, — но сейчас… — Голос Бенедикта стал хрипловатым. Приподнявшись на локте, он взглянул Софи прямо в глаза. — Но сейчас мы муж и жена перед лицом друг друга.

Протянув руку, Софи коснулась его лица.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — И всегда любила. Мне кажется, я полюбила тебя еще до того, как узнала о твоем существовании.

Бенедикт наклонился, чтобы снова ее поцеловать, однако Софи остановила его:

— Нет, подожди.

Он замер всего в нескольких дюймах от ее губ.

— На балу-маскараде, — призналась Софи несвойственным ей дрожащим голосом, — еще перед тем, как я тебя увидела, я тебя почувствовала. У меня вдруг возникло такое ощущение, что вот-вот что-то должно произойти. И когда я обернулась и заметила, как ты стоишь и словно ждешь меня, я поняла, что именно из-за тебя я и приехала тайком на бал.

Бенедикт открыл было рот, однако вместо слов у него вырвался хриплый звук, и Софи поняла: Бенедикт сейчас не в состоянии говорить. Он весь во власти нахлынувших на него чувств.

— Я родилась только для тебя, — тихо проговорила она. — И только ради тебя я существую.

Бенедикт снова поцеловал ее, решив на деле показать то, что не сумел сказать словами. Он и не подозревал, что в состоянии любить Софи больше, чем он любил ее несколько секунд назад, а оказывается, это возможно.

Он любит ее! Любит сильно, страстно. И внезапно все стало легко и просто. Он любит ее — только это и имеет значение.

Бенедикт скинул с себя халат, отшвырнул в сторону полотенце и принялся покрывать тело Софи страстными поцелуями.

— Софи, Софи, Софи… — бормотал он, не в силах больше проронить ни слова.

Софи улыбнулась ему, и внезапно Бенедикта охватило странное желание — смеяться. Он понял, что отчаянно, безумно счастлив. Как же это здорово!

Он привстал на локтях, готовясь войти в нее, сделать ее своей. В отличие от прошлого раза, когда оба они были охвачены безумной страстью, сегодня их переполняла безудержная нежность.

— Ты моя, — прошептал Бенедикт, не отрывая от нее взгляда. — Моя.

И уже гораздо позже, когда они, усталые и умиротворенные, лежали в объятиях друг друга, он снова прошептал ей на ушко:

— А я твой.

Несколько часов спустя Софи проснулась. Она поморгала, зевнула, потянулась, наслаждаясь теплом и уютом, и вдруг ее как громом поразило.

— Бенедикт! — ахнула она. — Который час?

Он не ответил, и Софи, схватив его за плечо, лихорадочно затрясла.

— Бенедикт! — воскликнула она. — Бенедикт!

Бенедикт со стоном перекатился на спину.

— Я сплю.

— Сколько сейчас времени?

— Понятия не имею, — буркнул он, уткнувшись лицом в подушку.

— Но ведь я должна была быть у твоей мамы в семь часов.

— В одиннадцать, — проворчал Бенедикт.

— Нет, в семь!

Он открыл один глаз. Похоже, и это далось ему с величайшим трудом.

— Когда ты согласилась принять ванну, ты уже прекрасно знала, что к семи не успеешь.

— Знаю, но я не думала, что не успею к девяти.

Поморгав, Бенедикт огляделся по сторонам.

— Я не думаю… — начал было он, но в этот момент Софи услышала, как каминные часы бьют три раза, да так и ахнула. — Что с тобой? — забеспокоился Бенедикт.

— Три часа утра!

— Значит, можно продолжать спать дальше, — улыбнулся он.

— Бенедикт!

— Ты же не захочешь, чтобы я будил слуг? Они все наверняка крепко спят.

— Но я…

— Пощади, женщина! — взмолился Бенедикт. — Все равно мы: на следующей неделе поженимся.

— На следующей неделе? — удивилась Софи. Бенедикт изобразил на лице самое серьезное выражение.

— Такие дела лучше делать быстро.

— Почему?

— Почему? — переспросил он.

— Да, почему?

— Ну, чтобы было поменьше сплетен.

Губы у Софи приоткрылись, глаза округлились.

— Ты думаешь, леди Уислдаун напишет обо мне?

— О Господи! Надеюсь, что нет, — пробормотал Бенедикт.

Лицо Софи вытянулось.

— Ладно, ладно, может, и напишет. А почему ты этого так хочешь?

— Я читаю ее статьи уже столько лет и всегда мечтала увидеть там свое имя.

— Странные у тебя, однако, мечты, — покачал головой Бенедикт.

— Бенедикт!

— Ну ладно. Я думаю, леди Уислдаун напишет о нашей свадьбе если не до нее, то наверняка вскоре после. От нее никогда ничего не может укрыться.

— Хотелось бы мне знать, кто она.

— Тебе и половине Лондона тоже.

— Не половине, а всему. — Софи вздохнула и нерешительно проговорила:

— Мне и в самом деле пора. Твоя мама наверняка беспокоится.

Бенедикт пожал плечами:

— Она знает, где ты.

— Но она станет плохо обо мне думать.

— Сомневаюсь. Она ведь знает, что мы через три дня поженимся. И вообще моя мать — женщина без предрассудков.

— Через три дня? — ахнула Софи. — Ты же сказал, на следующей неделе.

— Через три дня и будет на следующей неделе.

Софи нахмурилась.

— А ведь верно. Значит, в понедельник?

Бенедикт довольно кивнул.

— Ты только представь себе… Обо мне напишет леди Уислдаун.

Приподнявшись на локте, Бенедикт подозрительно взглянул на Софи,

— Чего ты с большим нетерпением ждешь? — насмешливо спросил он. — Свадьбы или чтобы о тебе написали в светской хронике?

Софи шутливо ударила его по плечу.

— А знаешь, — задумчиво продолжал Бенедикт, — леди Уислдаун уже о тебе писала.

— Обо мне?! Когда?

— После бала-маскарада. Леди Уислдаун написала, что я увлекся таинственной женщиной в серебристом платье. Но похоже, как она ни пыталась, она не смогла узнать, кто это. — Бенедикт ухмыльнулся. — Вполне возможно, это единственная тайна в Лондоне, которую ей не удалось раскрыть.

Софи посерьезнела и чуть-чуть отодвинулась от Бенедикта.

— Бенедикт, — прошептала она, — я должна тебе сказать… Я хочу… то есть… — Она замолчала, отвернулась, а когда повернулась, глядя прямо Бенедикту в глаза, проговорила:

— Прости.

Бенедикту хотелось схватить Софи в объятия, прижать к себе, но она выглядела такой серьезной, что он решил выслушать ее до конца.

— За что?

— За то, что я тебе не сказала, кто я. Я была не права. — И, прикусив нижнюю губу, поправилась:

— Хотя нет, не совсем.

— Как это? — удивился Бенедикт.

— Сама не знаю. Не могу объяснить, почему я так поступила… — Софи снова прикусила губу. Бенедикт уже начал опасаться, что она ее прокусит. — Знаешь, почему я тебе сразу не сказала, кто я такая? Потому что в этом не было никакого смысла. Я была абсолютно уверена, что после того, как мы уедем от Кавендеров, мы с тобой расстанемся. Но потом ты заболел, и я должна была ухаживать за тобой, и ты меня не узнавал, и…