Виконт, который любил меня - Куин Джулия. Страница 37

– Прощу прощения?

– Благодеяние. За игру в Пэлл Мэлл.

Она издала благовоспитанное фырканье, прислонившись к дереву и скрестив руки.

– Если кто-либо и задолжал кому-либо благодеяние. Так это вы мне. Я, в конце концов, победила в игре Пэлл Мэлл.

– Но я был единственный обделенный.

– Это верно, - согласилась она.

– Вы не были бы самой собой, - сказал он довольно сухим тоном, - Если не сопротивляетесь желанию согласиться.

Кэйт бросила не него невинный взгляд.

– Леди должна быть честной во всем.

Когда она подняла глаза. Один из уголков его рта был поднят в усмешке.

– Я надеялся, что вы так скажете, - пробормотал он.

Кэйт немедленно почувствовала себя неловко.

– Почему же?

– Потому, что благодеяние, которое вы задолжали мне, состоит в том, что я задам вам один вопрос - любой вопрос по своему выбору - и вы ответите на него со всей своей честностью.

Он положил одну руку на ствол дерева, к которому она прислонилась, рядом с её головой и ухмыльнулся. Кэйт почувствовала себя пойманной, даже притом, что она могла легко высвободиться и убежать.

С легкой тревогой и дрожью волнения - она осознала, что попалась в ловушку его глаз, которые зажгли огонь в её теле.

– Сможете ли вы это сделать, мисс Шеффилд? - спросил он её.

– Ка… какой вопрос? - спросила она, не понимая, что она тихо шепчет, пока не услышала свой голос: тихий и хриплый.

Он слегка склонил голову набок.

– Вы не забыли, что должны ответить на вопрос честно?

Она кивнула. Или, по крайней мере, подумала, что кивнула. Она хотела кивнуть, только не было уверена в том, что может двигаться.

Он наклонился к ней, не так близко, чтобы заставить её чувствовать его дыхание, но достаточно, чтобы заставить её задрожать.

– Вот мой вопрос, мисс Шеффилд.

Её губы ожидающе открылись.

– Вы, - придвинулся ближе, - все еще, - он придвинулся еще на дюйм, - ненавидите меня?

Кэйт судорожно сглотнула. Независимо оттого, что она ожидала от него, она явно не ожидала этого вопроса. Она облизнула губы, готовясь, что-то сказать, хотя понятия не имела, о чем будет говорить, и у нее само по себе вырвался звук.

Его губы медленно изогнулись в самодовольную мужскую улыбку.

– Я буду считать, что это означает, нет.

И затем, с внезапностью, от которой у нее немного закружилась голова, оттолкнулся от дерева и оживленно произнес.

– Хорошо, тогда сейчас стоит пойти в дом, чтобы отдохнуть перед вечером, как вы считаете?

Кэйт, полностью обессиленная, осела под деревом.

– Не хотите остаться здесь снаружи еще на некоторое время? - он уперся руками себе в бока и посмотрел на небо.

Его поведение полностью изменилось на сто восемьдесят градусов, по сравнению с медленным ленивым соблазнителем, каким он был десять секунд назад.

– В конце концов, ничего не говорит, о том, что скоро пойдет дождь. По крайней мере, не в ближайшие несколько часов.

Она в ответ, лишь пораженно уставилась на него. Наверно, он потерял разум, или она разучилась говорить. А возможно, и то и другое.

– Очень хорошо. Я всегда восхищался женщинами, понимающими прелесть свежего воздуха. Встретимся за ужином, хорошо?

Она кивнула. Она удивилась, что сохранила хотя бы способность кивать.

– Прекрасно.

Он взял её за руку и страстно поцеловал внутреннюю сторону ее запястья в единственную полоску голой кожи между перчаткой и рукавом.

– До вечера, мисс Шеффилд.

Затем он энергично зашагал прочь, оставляя её со смутным чувством, ей показалось, что-то довольно важное произошло только что между ними.

Но она понятия не имела что.

В половине седьмого вечера, Кэйт серьезно рассматривала её возможное заболевание. Без четверти восемь она решила, что это будет апоплексический припадок. Но без пяти минут восемь, когда прозвучал звонок, предупреждающий гостей о предстоящем ужине, при этом гости должны были собраться в гостиной, она расправила плечи и вышла в холл из своей спальни, чтобы встретить Мэри.

Она не собиралась быть трусом.

Она не трус.

Она должна была появиться за ужином. Кроме того, сказала она себе, было бы невероятным, если она окажется где-нибудь неподалеку от лорда Бриджертона. Он виконт, и к тому же хозяин дома, поэтому будет сидеть во главе стола. Она же, как дочь второго сына барона, имела очень низкий статус по сравнению с другими гостями, будет сидеть где-нибудь в конце стола. И чтобы видеть его, ей наверно, придется вытягивать шею.

Эдвина, поселенная в одной комнате с Кэйт, уже ушла в комнату Мэри, помочь той выбрать ожерелье, поэтому Кэйт обнаружила, что она одна стоит в холле.

Она подумала, что могла бы пойти в спальню к Мэри и подождать их там, но не чувствовала себя предрасположенной к беседе, и Эдвина уже почувствовала её странное, раздражительное настроение.

Последнее в чем сейчас нуждалась Кэйт, это в словах Мэри, что она ведет себя неправильно.

А правда была в том, что сейчас Кэйт не знала, что правильно, а что неправильно. Все что она знала, было то, что днем что-то изменилось в отношениях между ней и виконтом. Что-то резко изменилось в их отношениях, и она поняла, что это очень пугает (её, по крайней мере, точно).

Как же должны выглядеть нормальные правильные отношения. Люди всегда боялись того, чего они не понимают. А Кэйт, определенно, не понимала виконта.

Но как только она уже начала наслаждаться своим одиночеством, одна из дверей открылась, и в холл вошла молодая леди. Кэйт тут же узнала в ней Пенелопу Физеренгтон, которая была самой младшей из трех знаменитых сестер Физеренгтон. Вообще-то, Кэйт слышала, что вроде их четыре, но последняя была еще слишком мала для выхода в свет.

К сожалению, для сестер Физеренгтон, они были как раз знамениты своими неудачами на ярмарке невест. Прюденс и Филиппа выходили в свет уже третий год, и еще не получили ни одного предложения руки и сердца. У Пенелопы шел ее второй Сезон, и она, возможно, могла избежать участи матери и сестер, которые в свете были расценены, как полные простофили.

Кэйт всегда нравилась Пенелопа. Их обеих высмеяла леди Уислдаун за ношение платья не идущего им цвета. Кэйт с грустным вздохом отметила, что текущее платье Пенелопы, сделанное из желто-лимонного цвета заставляло смотреться бедную девочку безнадежно болезненной. Это было бы еще не так плохо, но вкупе с множеством оборок и рюшей это выглядело ужасно. Пенелопа не была высокой девушкой, и это платье сильно принижало её, она смотрелась в нем низенькой толстушкой.

Это было очень жалко, поскольку она могла бы выглядеть достаточно симпатичной, если бы кто-нибудь убедил её мать, что не стоит гнаться за модой, а позволить Пенелопе выбирать платья на её вкус. У нее было довольно привлекательное лицо с бледной, бледной кожей; рыжие, даже можно сказать, темно-рыжие волосы

Независимо, оттого как можно сказать, подумала Кэйт с жалостью, но её волосам, совсем не шло желто-лимонное платье.

– Кэйт! - воскликнула Пенелопа, закрыв за собой дверь, - Какая приятная неожиданность! Я и не думала, что ты будешь здесь.

Кэйт кивнула.

– Я думаю, мы получили самое последнее приглашение. Мы познакомились с леди Бриджертон лишь на прошлой неделе.

– Ммм, я знаю, я только что сказала, что удивлена, но на самом деле, я не удивлена. По-моему, лорд Бриджертон уделял все свое внимание твоей сестре.

Кэйт вспыхнула.

– Ну, да, - Кэйт запнулась, - Он уделял чересчур много внимания.

– Именно про это и говорят сплетни, - продолжила Пенелопа, - но не всегда им можно доверять.

– Я считала, что леди Уислдаун почти не ошибается, - сказала Кэйт.

Пенелопа лишь пожала плечами, и посмотрела на свое платье с отвращением.

– Когда она писала обо мне, она была, конечно, права.

– Ох, ты ошибаешься, - быстро сказала Кэйт, но они обе знали, что Кэйт просто была вежлива.