Взрослые сказки (СИ) - Изотова Наталья Сергеевна. Страница 17

Кошмары меня не посещали, но сновидения, и очень странные, были. Я видел издали круглую хижину Дамиана, и из-за забора, окружавшего его небольшой огородик, вверх пробивался какой-то странный мерцающий малиновый свет. Совершенно против моей воли ноги повели меня вперед, и вот, спустя пару мгновений, я уже открывал перед собой небольшую калитку. Едва лишь окинув взглядом скромные полосы грядок, обычно полупустые, я почувствовал, как потерял всякую возможность двигаться от увиденного: на них, почти не прикрытые землей, лежало около трех десятков человеческих сердец, каким-то образом продолжавших биться и испускать во все стороны тот самый окрашенный в красный свет, что я заметил еще из-за забора. Каким-то чудом придя в себя, я кинулся внутрь хижины, собираясь спросить у хозяина, что происходит, но Дамиан, невозмутимо сидевший в полумраке на брошенной на пол шкуре, оказался довольно странным. Сложно описать, что именно было не так… За его спиной шевельнулась большая темная тень, врач наклонился, подул на костер у своих ног, и тот вспыхнул не искрами, а сразу пламенем, освещая все вокруг. Тут только я понял, что смотрит Дамиан не на меня, а сквозь меня, а за его спиной разворачиваются серые, как у лесной совы, крылья…

Сон смазался и растаял, сквозь закрытые веки в глаза ударило солнце, и я почувствовал, как кто-то трясет меня за плечо.

— Ланс, просыпайся, уже пора, — послышался голос Риты, и я вспомнил, что сегодня я собирался отправиться собирать грибы с Дамианом.

Пока я быстро умывался, девушка уже налила мне чай с пирогом и подыскала большую корзину, которая теперь ждала своего часа у двери. Краем глаза я заметил на столике уже оконченное вязание — видимо, она взяла эту работу, чтобы как-то прокормить нас.

— Спасибо, что все же выполнила мою просьбу, — начал я, не обращая внимания на то, что всем своим видом Рита пыталась показать, будто не делала этого. — Благодаря тебе, сегодня мне не снились кошмары, только странный сон, про вашего врача… — я невольно повернулся к окну и увидел, что он уже направляется к нашему дому по дороге. — А после нашего первого разговора мне снилась ты.

Девушка сделала такое лицо, будто у нее не оставалось никаких сомнений по поводу того, что мне могло сниться лишь нечто, порочащее её честь — и поспешила скрыться в своей комнате, пока не зашел Дамиан.

— Доброе утро, — открывая дверь, как всегда без стука, бодро произнес он.

Утро действительно было отличным: на безоблачном небе ярко светило солнце, дорога и земля в огороде уже почти полностью высохли. Конечно, в лесу будет более влажно, но оставалась надежда, что мы не застрянем в грязи.

— Я принес вам сапоги и плащ, надевайте и пойдем.

Кивнув, я послушно облачился в сапоги, доходившие мне почти до колен, заправив в них штанины, и накинул резиновый желтый плащ с капюшоном. Когда я взял в руки корзинку (на дне, кроме ножа, был аккуратно завернутый пирог, который я тут же переложил в карман), то почувствовал себя заправским грибником, хотя вряд ли я в своей жизни собирал грибы больше пары раз — да и то было ради удовольствия, а не для еды.

Мы вышли из дома, пересекли дорогу, прошли мимо здания церкви, и я мог заметить, что дерево, разбившее витраж, уже убрали, распилили и в виде дров сложили у ограды. Я готов был поспорить, что сестры Риты попросили деревенских мужчин о помощи, и те за свою работу получили по тыкве. А потом нас обступил сырой, прохладный лес, и я опустил глаза под ноги, стараясь рассмотреть среди опавшей листвы и иголок грибы. Дамиан срезал нам с поваленного дерева по длинной прямой ветви, чтобы можно было ворошить цветной ковер, не нагибаясь. Следующие несколько часов я провел, внимательно слушая его советы относительно того, где стоит искать какой гриб, съедобны ли те, что я нашел, и наконец собирая свою "добычу" в корзину — будто действительно собирался прожить здесь еще долгое время и эти знания могли мне пригодиться. Сверху, с ветвей, иногда капала вода, от земли веяло холодом, так что, несмотря на увлеченность, я вскоре почувствовал, что продрог. Дамиан подал знак, и мы сделали небольшой привал, постелив свои плащи на поваленное и относительно сухое дерево.

— Неплохо, я думаю, — произнес врач, кивнув на почти полные корзинки. Он достал откуда-то термос и кружки, я поспешил вынуть из кармана и развернуть на стволе между нами остатки пирога. — Быстро перекусим и двинемся дальше, долго сидеть холодно.

К пирогу присоединились несколько румяных печеных пирожков, я не мог противиться соблазну узнать, что у них за начинка. Оказалось — рис, лук, яйцо и рыба.

— А сказка? — поинтересовался я.

— Вам они еще не наскучили? — внезапно спросил Дамиан.

Я отрицательно мотнул головой.

— Хорошо, я расскажу ее по дороге.

В этот раз не было ритуального раскуривания трубки, соответствующего сказке окружения или атмосферы — но и сама она чем-то выделялась среди других, мною слышанных.

Захари был молодым священником, только-только закончившим обучение и вступившим в сан, и первое, что он сделал — отправился путешествовать. Сирота и подкидыш, он никогда не знал семьи, ничто не держало его на месте, но юноша свято верил, что теперь Бог направит его стопы к тому месту, где суждено обрести истинный дом. Наивно забывая, как и вся молодежь, что жизнь чаще осыпает испытаниями, чем подарками.

В ту пору эта местность была дикой и заросшей лесом, через который пробирались, петляя, разбитые дороги и теряющиеся в траве тропинки, здесь водились дикие звери, а ближайший город располагался в нескольких днях пути. Захари, никогда не выходивший даже на главную площадь, почти сразу же заплутал в чаще. Вначале это сильно испугало его, но, мысленно отыскав в Священном писании подобные моменты, он скрепил сердце и приготовился многие дни выживать без воды и пищи, спать под открытым небом и останавливать диких зверей молитвами. Надо сказать, это был первый и главный урок в его жизни, подкинутый реальным миром и перед лицом смерти успешно изменивший восприятие книжного червя. Когда молитва не помогла ему справиться с жаждой, и от волков пришлось лезть на дерево, он, наконец, осознал простую истину — его жизнь только в его руках. Возможно, Захари был очень плохим и слабым в вере священником, впрочем, не он выбирал этот путь. Юноша сократил время на молитвы, зато усерднее стал искать ягоды, пытался охотиться на мелкую живность, залезал на верхушки самых высоких деревьев, чтобы отыскать дорогу.

Спустя неделю, обессиленный, но ставший лишь сильнее духом, он вышел к этой деревне, более многолюдной, чем сейчас. Он брел по главной улице в таком виде, что его проще было принять за лешего, чем за священнослужителя, и люди в первые минуты испуганно отшатывались, однако очень скоро нашелся добрый житель, что, взяв его под руку, пригласил к себе в дом, накормил, привел в порядок и расспросил, что привело в эти края. Захари воспрял духом, он горячо поблагодарил спасителя, рассказал, кто он и куда направлялся, а также поинтересовался, веруют ли жители деревни в Господа и посещают ли церковь. Жители веровали, но церкви в деревне никогда не было, что для того времени казалось очень странным. Но Захари так обрадовался, что даже не заметил этого. Юноша решил, что в деревне, где живут столь милые люди, готовые помочь страннику, он сможет остаться, со временем построить церковь и служить в ней, наставляя души на путь истинный в благодарность за свое спасение. Безусловно, он верил, что не по слепой случайности оказался здесь, а перст указующий вывел туда, где в нем больше всего нуждались.

Захари стал жить в деревне, пока что в старом заброшенном доме, отказывая себе во многом и собирая деньги на строительство церкви. Он был довольно начитанным человеком и не чурался никакой работы, причем совершенно неважно, приносила ли она доход, либо просто кому-то нужна была безвозмездная помощь, его не смущало даже то, что считалось "женским" трудом — стирка, готовка, сбор грибов и ягод, присмотр за детьми. В детях священник видел недавнего себя — потерянного, испуганного, забитого мальчишку, и потому сейчас был им другом, о котором мечтал сам: спокойным, справедливым взрослым, рассказывающим притчи, будто сказки, способным легко утешить плачущего и так пожурить озорника, что тот сам испытывал раскаяние. Юноша рыбачил, помогал рубить дрова, чинить кровли и заборы, по воскресеньям он читал проповеди прямо на базарной площади, пока люди были заняты покупками. Он всегда был там, где требовалась помощь и доброе слово, и постепенно этот человек, без рода и племени, стал своим для жителей деревни. Он стал частью ее жизни, а эта жизнь стала частью его судьбы, и лишь тогда Захари начал постигать ее тайны.