Халява. 90-е: весело и страшно (СИ) - Держапольский Виталий Владимирович "Держ". Страница 18
— Лагутенко, — не моргнув глазом, произнес я. — Ну, концерт в ментовке вспомни…
— Это «Мумии» что ли? — Леня выпучил глаза и отставил кружку с чаем в сторону. — Это когда же вы так закорефаниться успели?
— Да было дело…
— Ну-ка, ну-ка? — потребовал объяснений Леня. — У него, значит, вона чё, а мужики-то не в курсе!
— Да там всё случайно как-то получилось, — ответил я. — Только с поезда вылез и на их импровизированный концерт на площади наткнулся. — Пацаны узнали… Подтянули… пришлось с ними сыграть…
— А у тебя опять для них пара песен нашлась? — Леня потихоньку начал догадываться о моих нерассказанных ему «похождениях».
— Ну… в общем-то… да, — немного помявшись, честно ответил я.
— Слушай, Серый, а можно мне тоже в эту вашу тусовку вписаться? — неожиданно озвучил свое желание Леонид. — Я, хоть и не особо на инструментах… Но на гитаре, например, могу… на шестиструнке… Да я хоть чего делать буду! Хоть оборудование таскать, грузить и вообще…
— Уговорил, дружище! — Я рассмеялся, хлопнув приятеля по плечу. — Найдем и тебе достойное применение!
Глава 9
Заверив Леню, что без него я ничего не стану затевать с «Мумий Троллем», я, наконец-то, отправился туда, куда собирался добраться прямо с перрона — в институт. Если бы деканат моего механического факультета находился бы в корпусе на Ленинской, я бы легко дошел до него пешком. Но мне не повезло — нужно было тащиться практически через весь город, до конечной остановки трамвая номер пять.
Прежде, чем сесть в трамвай, я заскочил в ближайшее отделение связи и отбил родичам телеграмму — типа у меня в порядке и все такое. Выйдя из душного помещения, где мне пришлось отстоять небольшую очередь, на раскаленный и плавящийся под ногами асфальт, я поплелся к трамвайной остановке.
Благо, что электротранспорт в эти предобеденные часы ходил довольно часто и с практически пустыми вагонами. Плюхнувшись у открытого окна на продавленное сиденье, обшитое толстым потрескавшимся дерматином, я со скучающим видом привалился к прохладному стеклу.
Эх, на море бы сейчас! Но, сука, надо, наконец, разобраться с насущными делами! Иначе мне трындец! Да и родоков подводить не хочется — они-то надеются, что я вырасту ученым человеком с высшим образованием, а не каким-нибудь там оболтусом с четырьмя классами церковно-приходской школы. В этом плане я никогда их не разочаровывал: учился как проклятый, когда другие вату катали. Медаль заслужил! Золото! А это вам не хухры-мухры! За этот блестящую цацку мне пришлось едва ли глотки конкурентам не перегрызать! А как вы хотели, даже в такой маленькой и занюханной дыре, как родной Новокачалинск, блатных пруд-пруди! И сломайся я на финише, медальку подогнали бы, кому-нибудь другому, у кого родичи с отделом образования вась-вась, да руки покучерявее… Не стоит просто так сливать в унитаз десять школьных лет. Нет, этого я себе позволить никак не мог! Институт я закончу, будьте спокойны! И, надеюсь, что с красным дипломом!
После мечтаний о море и красном дипломе, мои мысли предсказуемо вернулись к основной проблеме, терзающей меня вот уже не один месяц — как мне дальше уживаться с моим неожиданным «соседом». На первый взгляд, я уже давно нашел способ его особо не тревожить — перестал бухать и покуривать химку, напрочь отказался от колес и иных «растормаживающих» сознание препаратов. За редким исключением, типа вчерашней освободительной операции жены майора Зябликова, мне длительное время удавалось держать «подселенца» где-то там, в самой глубине моего разума, подсознания… В общем, в каком-то дальнем, пыльном и заброшенном уголке.
Я даже умудрился вычислить то состояние опьянения, когда мне удавалось пообщаться с пришельцем из будущего, как с обычным собеседником. Видимо, в этот момент мы находились в равноценной «кондиции». По всем расчетам выходило следующее: когда я пребывал в трезвом уме и ясной памяти, пришелец себя почти не проявлял, сидел тихонечко, словно его вовсе и не существовало. Исключения из этого являлось мое сильнейшее потрясение, типа случая в поезде, когда он умудрился привалить двоих урок. А ведь я в тот момент и капли в рот не брал! Еще прорывы случались, когда моя память, либо какое-то событие пробуждало в его сознании знакомые образы — случай со спасением Вити Цоя яркий тому пример, ведь в тот момент я тоже не был бухим или обкуренным. И, слава Богу, что случилось именно так, а не иначе! Ведь Витя жив, а это главное! Ради этого я готов мириться с существованием в моей голове еще одного, очень и очень опасного типа! Не известно, каким местом в следующий раз может ко мне повернуться судьба… Ведь, наверное, поимей мой сосед такое желание — и меня не станет! Я думаю, что это у него запросто получится, просто ему это почему-то не нужно… Хотя, если он — это я в будущем, возможно, при моем исчезновении не станет и его…
Ладно, хватит черных мыслей! Пока все очень удачно складывается! Вот снимем клип с Ильей, и будет нам счастье! Только что делать с этим, еще не отснятым роликом и не записанной песней, я так и не придумал — под мерный перестук колес, в тишине и липкой духоте, меня разморило. Я очнулся только тогда, когда меня несильно тряхнул кто-то за плечо:
— Парень, проснись, конечная!
Ох, я вздрогнул и открыл глаза — надо мню навис толстый потный мужик в идиотской соломенной шляпе. Больше в вагоне никого не было.
— Спасибо! — поблагодарил я толстяка и поднялся с нагретого сиденья.
За время дороги моя задница основательно так вспотела, что на дерматине осталось влажное пятно. Да уж, погодка раскачалась не на шутку. Как только разрулю все вопросы — сразу на море. Эх, я размечтался о том, как с разбегу залечу в ласковые соленые волны и погружусь с головой в освежающую (но не холодную) воду. Хотя, может с начала к Зябликову — подивится на дорогой подгон?
За приятными мыслями я и не заметил, как дошел до институтского корпуса. В отличии от предыдущего посещения народу на крыльце у главного входа было совсем немного. Да оно и понятно, большинство студентов сейчас либо еще не доехали до родной альма-матер, либо уже отбыли на помощь нашим доблестным работникам сельского хозяйства. Быстро сориентировавшись, я добрался до дверей деканата. Постучал и, дожидался ответа — «да!» — и прошел внутрь.
— Здрасьте! — поздоровался я с единственной на тот момент теткой, неопределенного возраста, находящейся в деканате.
— Ну, здравствуйте, молодой человек! — Тетка отвлеклась от бумаг, над которыми корпела и строго посмотрела на меня поверх опущенных на кончик носа очков.
В принципе, не такая уж она и старая, лет тридцать пять — сорок, — отметил я про себя, — только одевается невзрачно. Ей бы причесочку помоднее, платьице полегче, поцветастее и покороче… Ножки-то у нее вполне себе ничего, — мой взгляд зацепился за голую коленку, торчащую из-под стола. — В, общем, я бы вдул, короче…
Блин! Это уже совсем не мои мысли. Я? С такими старыми грымзами? Да она матери моей старше! Ни за что бы не вдул!
Зря, пацан, — скользнула по краешку моего сознания мысль собеседника, видимо истомившегося без женского общения и ласки, — ничего ты не понимаешь: такие вот знойные женщины — самый сок! Так и взял бы её, и разложил среди бумаг на рабочем столе…
Ё-моё! У меня от этих чужих мыслей даже в штанах что-то шевельнулось… Не надо, дядя! Не позорь меня перед «державами»!
— Чем могу помочь? — низким грудным и жуть каким сексуальным голосом продолжила тетя.
Чур меня! Чур! Это вовсе не мои желания!
— Я тут… это… — С трудом подавив сексуальное возбуждение моего визави, я достал из кармана бумажку с вызовом и положил её на стол. — Вот…
— А, первокурсник, — понимающе протянула женщина, мельком ознакомившись с предоставленным документом. Затем она плавно поднялась со своего места и, словно пантера, перетекла к стеллажу, забитому массой разнообразных папок.
Я даже зажмурился, чтобы не смотреть на её соблазнительные формы, мой сосед никак не желал успокаиваться.