Магия и кровь - Самбери Лизель. Страница 24

— Сюрприз!

На грудь мне плюхается пластиковый пакетик, и я не сразу понимаю, что это мое любимое лакомство — сахарное, коричневое, хрусткое печенье курма.

Я сажусь и разрываю пакетик, будто умираю с голоду. Сладкий брусочек тает во рту.

Мама смотрит на меня и стискивает пальцы на коленях.

— Прия мне все рассказала, — говорю я.

Мама тяжко вздыхает.

— Угадай, откуда у меня курма.

— Купила на Международном рынке, куда, очевидно, ходила без меня.

Мама знает, что я обожаю рынок больше всего на свете. Но сейчас от разговоров о нем мне не становится легче.

— Мама, Прия мне рассказала про Иден.

— Меня угостила Джесса — ну, ты ее знаешь, та, у которой двое детей во Французской школе Торонто, она еще все время покупает у нас маски для лица.

— Это та, которая не затыкаясь хвастается, что у нее дети учатся во Французской школе Торонто?

Мама усмехается:

— Она самая. Она сегодня побывала на рынке и подарила мне пакетик курмы, когда я завезла ей запас масок на месяц.

— А. Спасибо. И ей передай спасибо.

Теперь мне стыдно, что я недолюбливала Джессу. Я сую в рот второе печенье и жую. Сладость растекается по языку, успокаивает, как может успокаивать только еда.

— Мама…

Она вытягивает печенье из моего пакетика и начинает его сосать. Отвратительно. Так курму не едят.

— Мама!

— Я знаю! — огрызается она и с шумом всасывает печенье целиком.

— Как ты считаешь, что мне делать?

Мама закрывает глаза ладонями и надавливает. Такое у нас с ней не в первый раз. Точно так же мы сидели на этой кровати, когда она пыталась окольными путями подготовить меня к известию, что папа уходит от нас.

— Я не могу принять это решение за тебя.

Я опускаю голову, плечи сутулятся сами собой. Мне всегда было проще, когда за меня решали другие. Я могла уклониться от трудного выбора безо всяких усилий. Но это решение мне не по силам, а помощи ждать не от кого.

— Откуда я знаю, как поступить?

— Это твое задание. Бери и делай.

— Ой, правда? И все? — Я фыркаю.

— Не хами! — Мама грозно прищуривается. — Я хочу сказать, поступай, как по-твоему будет лучше.

— Я не знаю, как по-моему будет лучше.

— Все сводится к тому, чтобы выбрать между тем, чтобы сдаться, и тем, чтобы хотя бы попытаться что-то сделать.

Я мотаю головой и невесело смеюсь:

— Ничего подобного. Это выбор между тем, умрет Иден или останется в живых.

— Нет! — резко возражает мама. — Это только если ты планируешь потерпеть неудачу. А я предпочитаю верить, что мы живем в том мире, где ты проходишь испытание. Это в твоих силах.

— Нет, мы живем в мире, где я уже один раз провалилась!

Мама берет еще печенье и вертит в пальцах.

— Ты правда думаешь, что тебе лучше не делать ничего?

Я умоляла дать мне вторую попытку, я обещала Маме Джове, что добьюсь успеха, если только мне дадут возможность. Но теперь я сама не знаю. Тогда все было иначе. Никому не грозила смерть. Может, и лучше, если я ничего не буду делать. Если Иден останется дома, она умрет вместе с последним из Томасов. Мы с двоюродными сестрами старше ее всего лет на десять-тринадцать. Она вполне может прожить полноценную жизнь.

Только без волшебства.

Наш семейный девиз — страдать, но оставаться в живых. Что лучше — остаться в живых, но страдать без предков и волшебства, или вообще лишиться жизни? При таком раскладе выбор очевиден. Но мама права. Так будет, только если я провалюсь. Если я выполню задание, у нас будет все и сразу. Стоит ли магия такого риска?

Я стискиваю кулаки на одеяле.

— Моя неудача обойдется нам слишком дорого.

Мама цыкает зубом и встает.

— Соберись с мыслями! Прекрати говорить так, будто все пропало. Подумай и скажи мне, хочешь ли ты еще что-то обсудить, прежде чем принимать решение.

Она шагает к двери, распахивает ее — и с изумленным возгласом отскакивает обратно.

В коридоре столпились Кейс, Кейша и Алекс. Я инстинктивно прячу пакетик с курмой под подушку. Глаза Алекс при виде этого сощуриваются. Она в нашей семье главная любительница поесть, не считая меня.

Мама всплескивает руками и выходит, а все они вваливаются ко мне. Только тогда я замечаю, что вместе с ними в комнату проскальзывает Иден.

Кейша запрыгивает ко мне на кровать, следом забирается Иден и втискивается между нами. Панамка слетает с нее, волосы примяты.

Алекс сует руку под подушку и достает оттуда мой пакетик курмы.

— Не трогай! — верещу я.

Алекс берет одно печенье и сует в рот, потом бросает пакетик Кейше, а та дает печенье Иден, берет себе и перекидывает пакетик сестре. Кейс забирает свою долю, и пакетик пустеет.

Мне хочется плакать.

Кейс плюхается на постель и с хрустом жует курму.

— Я тебе потом еще пакетик принесу.

«Уж не забудь».

— Я, кажется, нашла тебе стажировку. Через Вонгов.

Я бы могла сказать что-то более подходящее к ситуации, но все остальное говорить неприятно. Это единственное хорошее за весь день.

— Я не намерена помогать тебе уклоняться от разговоров о Призвании. Я слышу, как ты маешься, даже из своей комнаты.

— Потому что ты постоянно меня слушаешь, — говорю я довольно грубо, хотя обижать ее не собиралась.

— А еще потому, что мысли у тебя очень эмоциональные. Громкие! — огрызается Кейс.

Иден рассматривает мою голову так, словно мысли оттуда излучаются и их можно разглядеть.

— Если бы ты хоть чуточку потренировалась, тебе бы не пришлось их слушать! — Я скрещиваю руки на груди. — Приятно, наверное, пройти Призвание и получить сильный дар, а потом, чтоб меня хакнуло, просто плюнуть на него, потому что тебе так хочется! Приятно, наверное, думать, будто ты слишком хороша для волшебства, которого некоторые из нас, может быть, вообще не получат!

— Не ори на меня только потому, что не знаешь, что делать, — ровным обжигающим голосом советует мне Кейс.

Только договорив, я замечаю, как тяжело я дышу, и прямо вижу, как ярость, стоящая за моими словами, пронизывает воздух, словно запах переперченного карри. Я гляжу вниз, себе на колени, мне не хочется поднимать глаза и смотреть на сестер. На тех, кому я навсегда испорчу жизнь, если у меня ничего не получится.

Кейша тычет в меня острым ногтем.

— Тебе стыдно.

Я морщусь и подавляю порыв наорать и на нее. Она единственная, кому будет лучше, если я возьмусь выполнять задание Мамы Джовы и не справлюсь.

— И вовсе я не думаю, будто слишком хороша для волшебства, — бурчит Кейс.

Кейша хмыкает, брови Алекс стремительно ползут вверх.

— Нет, не думаю! — Кейс мотает головой так, что кудри разлетаются. — Я люблю волшебство. Правда. Мне очень нравится, что я могу поддерживать связь с предками. Мне нравится колдовать ради забавы. Нравится жить в волшебной общине, даже в такой дурацкой, как наша. Мне бы в голову не пришло отказаться от волшебства, если бы в этом не было необходимости. — Она смотрит на меня. — Я просто не хочу, чтобы волшебство меня полностью определяло. Бабушка и остальные взрослые ведут себя так, словно колдовские дары и способности — это главное в том, чтобы быть колдуньей. Я протестую не потому, что не люблю магию. Я хочу доказать, что это не единственное, что я могу делать хорошо. Мы, колдуны, способны добиться гораздо большего, надо только постараться. Мы способны изменить мир к лучшему.

Я трусиха и вслух извиняться побоялась, поэтому бормочу «Прости, Кейс» мысленно. Она моя лучшая подруга, а я даже не понимала, как она относится к волшебству. Просто заводилась с пол-оборота и считала, что Кейс воспринимает как данность то, без чего нам с Иден, возможно, придется жить всю жизнь.

— Что мне делать? — спрашиваю я, наверное, в сотый раз за день.

Кейша открывает рот, но Кейс не дает ей и слова сказать:

— Нет. Тебе самой решать.

— Нам волшебство не нужно, — заявляет Кейша, не обращая внимания на сестру. — Дары, которые мы передаем из поколения в поколения, какие-то хилые, да и наши чары на крови так себе, похвастаться нечем. На кону кое-что посерьезнее. — Она многозначительно смотрит на Иден. Должно быть, Кейс посвятила их в мои мысли и теперь им все известно. — Зачем тащить это за собой в следующие поколения? К чему рисковать?