Магия и кровь - Самбери Лизель. Страница 26

Просто Вайя не могла бы справиться с заданием. Она не спасла бы Иден и не уберегла бы семейное волшебство.

Но Вайя Томас, окруженная родными, — в нее я верю. У нее есть все возможности добиться желанного идеального результата. И спасти жизнь сестре, и дать ей шанс стать колдуньей. Сделать так, чтобы и в жилах грядущих поколений текла кровь, полная волшебной силы. Сделать так, чтобы они до самой смерти могли общаться с предками. А может быть, даже стали колдунами, о которых мечтает Кейс, — теми, кто изменит мир к лучшему.

Страдай, но живи.

Я попросила Маму дать мне вторую попытку, и она пошла мне навстречу. Нет, я не упущу такой возможности.

Я слезаю с постели и роюсь в тумбочке, нахожу там ножнички, которыми обрезаю себе кутикулу, когда мы с Кейшей устраиваем вечера маникюра-педикюра.

Сдерживаю вскрик, когда втыкаю острый кончик в подушечку большого пальца, нажимаю на кожу, чтобы выдавить каплю крови.

Никто и ничто не заставляет меня это делать. Нет никакой сверхъестественной силы, которая вынуждает меня взяться за задание.

Просто это должна быть я. Это мне принимать решение.

Я встаю посередине комнаты, и моя кровь капает на деревянный пол.

Кровь. И целеустремленность.

Голос мой звучит совсем не твердо. Словно шепот — такой же робкий и хрупкий, как моя решимость.

— Мама Джова…

В комнату врывается жар — совсем как новоорлеанское солнце в том воспоминании, которое показала мне Мама Джова. Пот стекает у меня сзади по шее, тонкой пленкой покрывает лоб.

Моя прародительница возникает из клубов дыма, которые заволокли спальню, словно в танце: руки воздеты над головой, талия изогнута. Завитки черного ветра проникают ко мне в ноздри и заполняют их резким уксусным запахом гниющего сахарного тростника.

Йохан рассказывал нам на уроках, что рабы жгли сахарный тростник, чтобы истребить вредителей, которые могли погубить урожай. Одновременно они сжигали и своих покойников — ради экономии времени. Для оставшихся растений все это было на пользу, их после этого становилось легче собирать и таскать. А тела выбрасывали вместе с ненужными обугленными листьями и мертвыми жучками.

Мама Джова опускает руки и пристально смотрит на меня.

Мне неловко смотреть на ее наготу, но я не отворачиваюсь.

— Э-э… Здравствуй.

Она закатывает глаза.

Так себе начало беседы. Я сплетаю пальцы.

— Я решила, что выполню твое задание.

Мне отчаянно хочется взять свои слова назад, и та крошечная частичка моей души, которая верит в успех, отбивается от сомнений, которых гораздо больше.

Мама Джова не кивает. Не шевелится. Ничем не показывает, что она меня слышит и ей не все равно.

Спустя некоторое время она протягивает мне руку.

Я смотрю на эту руку. Да, я плохо умею принимать решения, но, если у меня есть малейшая возможность добиться успеха, спасти магию и спасти Иден, я ей воспользуюсь. А успех мне очень нужен — я не хочу потерять сестренку.

Я тоже протягиваю руку и стискиваю ладонь Мамы Джовы.

Ее губы складываются в бледную улыбку, от которой меня пробирает дрожь. Она поднимает большой палец, его подушечка сама собой трескается, и Мама Джова стискивает в ответ мою руку — так, что наши кровоточащие пальцы соприкасаются.

Я смотрю ей в глаза. Там что-то теплится. Не удовлетворение, не грусть. Что-то.

— Вот твое задание. Найди свою первую любовь и отними жизнь у этого человека.

Голос Мамы Джовы пуст, как глаза ее возлюбленного, когда он мертвый стоял у дерева.

— Срок — до Карибаны, когда твои предки снова явят себя. Предвкушаю твой успех. Помни, я избрала тебя не просто так.

Она исчезает, а я стою посреди комнаты, и из пальца у меня сочится кровь. Капельки падают на пол — да так громко, что по комнате гуляет эхо.

Отнять жизнь.

Погубить. Ликвидировать. Уничтожить.

Все это красивые слова, которые обозначают одно: я должна убить свою первую любовь.

Мы стали чистыми колдунами еще до моего рождения, еще до рождения мамы. Мы дали клятву не проливать ради колдовства ничьей крови, кроме своей. Никому из нас и в голову бы не пришло причинить кому-то вред ради колдовской силы. А теперь мне надо поступить прямо противоположным образом.

До Карибаны всего месяц.

Тридцать дней на то, чтобы влюбиться и стать убийцей.

Мама Джова покинула меня, не оставив ничего, кроме этого задания и приставучего запаха дыма.

Никаких объяснений, никаких обоснований и оправданий. Мы наделены привилегией общаться с предками, но они словно привидения в кино: никогда не дают четких указаний, как именно им угодить.

Какой-то бред.

Не может быть, чтобы Мама Джова всерьез считала, будто, если она прикажет мне отнять чью-то жизнь, это принесет пользу мне или моей семье. А если она говорит, что выбрала меня не просто так, что мне толку? Неужели она думает, что я похожа на киллера?

В дверь стучат, и это выводит меня из транса. Моя мама не ждет, когда я отвечу, а просто врывается в комнату, а следом за ней втискиваются все остальные. Наверняка их колдовские силы уже подсказали им, чтό я сделала.

Мама сжимает меня в объятиях, Иден присоединяется к ней. Папа топчется рядом и в конце концов треплет меня по плечу. Бабушка подходит поближе, руки у нее скрещены на груди.

— Ну?

— Я согласилась выполнить задание.

Я не узнаю собственный голос, он какой-то слишком мягкий и одновременно слишком тоненький. Вижу, как бабушкины плечи еле заметно опускаются. А у Прии, наоборот, плечи напрягаются и поднимаются вверх.

— Она хочет, чтобы я убила свою первую любовь.

Все, кроме Кейс, потрясенно замирают. А она не могла и нескольких секунд потерпеть и все прочитала у меня в голове. В ответ она только поджимает губы, правда, слишком резко. Думаю, не такого задания она ждала, когда уговаривала меня верить в себя.

Мама гладит меня по плечам. Изо всех сил старается, чтобы выражение ее лица было нейтральным, но брови у нее хмурятся все сильнее.

Убийство — не наш метод. Некоторые нечистые семьи ради одной чистой цели готовы рассечь человека от грудины до копчика. Мы когда-то тоже так делали. Наши предки верили в такого рода кровь. Чтобы передвинуть этот дом, понадобилось двадцать пять колдунов. А еще понадобилось пятьдесят трупов рабовладельцев и тех, кто им симпатизировал, — выпотрошенных и обескровленных.

Но теперь все иначе.

Бабушка вырастила нас так, чтобы нам никогда не пришлось делать ничего подобного.

Чтобы нам никогда не пришлось стоять в темном подвале, как детям Дэвисов, и вонзать ножи в тело жертвы, которая кричит и умоляет о пощаде.

От одной этой мысли у меня в горле встает ком.

Прия стискивает кулаки. Ее семейная история не знает крови так же, как и у Вонгов. Она никак не могла предвидеть, что я получу такое задание. Я пообещала ей, что выполню его, и я его выполню, но теперь получается, что спасти ее дочку получится, только если запятнать нашу чистоту. Одна нечистая душа губит всю партию. Мой поступок бросит тень на всех нас. Все, что создала бабушка с таким трудом, пойдет насмарку. Нам придется начинать все с начала. А если мы один раз скатимся в нечистоту, поверят ли нам чистые семейства, если мы скажем, что попытаемся еще разок? Всем этим тщательно выстроенным отношениям настанет конец, все клиенты уйдут.

Бабушка проталкивается ко мне:

— Кто это? Кто твоя первая любовь?

Кейша хмыкает:

— Ты что, не знаешь свою внучку?

Неприятно, однако.

Все глаза устремляются на меня.

— У меня нет никакой первой любви.

— Сюрприз-сюрприз, — шепчет Кейша.

— А могла бы и быть!

— Для этого надо с кем-то встречаться, а ты ни с кем не встречаешься. — Кейша показывает большим пальцем на Кейс. — И она тоже. Я никого не осуждаю. Может, ты и не хочешь ни в кого влюбляться. Это по-своему круто. Но… Я ведь права, да?

— Придется тебе кого-то найти, — ровным голосом произносит Прия.

— Я же…