Лунный камень Сатапура - Масси Суджата. Страница 43

— В старом. — Она почувствовала, что обливается потом, потому что в голову пришла новая мысль: ее тошнит от ужаса или потому, что она все-таки проглотила яд?

— В старом дворце другие слуги. В двух дворцах отдельные кухни, так пищу подают быстрее и удовлетворяют вкусы обеих махарани.

Однако об отравлении тревожилась только Мирабаи — и, видимо, яд принесли с ее кухни.

И тут из столовой в сад вышел тот самый молодой человек с круглым лицом. Поклонившись, он обратился к князю Сварупу:

— Вы звали?

— В саду дохлая обезьяна. Вы плохо следите за порядком! — Князь Сваруп погрозил ему пальцем с тем же властным видом, каким отличалась его мать.

Слуга подошел к кусту, посмотрел на труп обезьяны и содрогнулся. Вернулся к князю и заявил:

— Я не могу к ней прикасаться. Это дело уборщика.

Он называл истинную причину? Или знал, что труп отравлен? С Первин он раньше говорил в командном тоне, но в присутствии князя демонстрировал безупречную почтительность.

— Так позови уборщика! — Князь не скрывал раздражения. — Не видишь, что нашу гостью тошнит от этого зрелища?

— Секундочку, — остановила слугу Первин, пытаясь справиться с тошнотой. — Как вас зовут?

— Лалит, — ответил слуга, нервно переминаясь с ноги на ногу.

Мало ли от чего могла погибнуть обезьяна. Если она беспочвенно обвинит Лалита в том, что он отравил ее пищу, он лишится работы. Нужно разузнать все подробнее. Переведя глаза со слуги на князя, Первин сказала:

— Я должна выяснить, почему совершенно здоровое животное так скоропалительно погибло: от естественных причин, болезни или чего-то еще. Это входит в мои обязанности, поскольку имеет отношение к безопасности махараджи.

— Приведи уборщика! — приказал Сваруп Лалиту. А потом сердито замахал руками, отгоняя стервятников — они прыгали в нескольких метрах от трупа. Когда слуга отошел, князь снова сосредоточился на Первин и спросил ее недружелюбно: — Как это понимать? Вы не говорили, что будете проверять безопасность, — речь шла только об образовании!

Когда она завтракала, князь еще не прибыл во дворец. Он не мог лично подложить яд в блюдо, и все же она ему не доверяла. Первин произнесла, стараясь сохранять благоразумие:

— Махараджа находится под официальной опекой правительства. Разумеется, его безопасность входит в сферу моих обязанностей. Его мать мне вчера сказала, что несколько недель назад князю стало плохо от одного из поданных ему блюд. И мне прекрасно известно, что еще час назад обезьяна была совершенно здорова.

Стервятник, сидевший неподалеку, не отрывал от них налитых кровью глаз. Ему очень хотелось продолжить пиршество. Первин смотрела на птицу, понимая, что той не объяснишь, что столь желанная для нее пища повлечет за собой болезнь или даже смерть.

— Слабые становятся добычей сильных. Так было всегда, — изрек у нее за плечом князь.

— Могло произойти и другое: какой-то трус воспользовался ядом, чтобы достичь своих целей, — запальчиво откликнулась Первин.

Князь бросил на нее резкий взгляд, но ничего не ответил.

Подошли двое мужчин в потрепанных лунги, принесли метлу и ворох газет. Князь Сваруп указал на кусты, и уборщики взялись за свое малоприятное дело.

Первин прекрасно знала, что в животном мире именно сила определяет, кто обедает, а кого едят на обед. Но не должно же в человеческом обществе быть так же. Властители Сатапура не имеют права избавляться от тех, в ком видят угрозу своей автономии. Не в двадцатом веке. Первин решила напомнить об этом князю Сварупу.

— Ваше высочество, мы оба с вами должны охранять мальчика. Вы назначены премьер-министром, ваша задача — печься о благополучии граждан. Я — юрист и дала клятву защищать своих клиентов.

— Я этим и занимаюсь, но ваша история про преднамеренное отравление просто… бред! — Последнее слово он почти что выкрикнул, причем по-английски.

— Не я тут повышаю голос, — спокойно произнесла Первин.

Князь шумно втянул воздух, а когда снова заговорил, голос его звучал ровно, но холодно:

— Колхапурское агентство не должно было поручать столь сложное дело женщине. Я прикажу подать чай, и после этого вы можете быть свободны. Не переживайте, я отправлю вас обратно в дворцовом паланкине, поскольку собственного у вас нет.

— Благодарю покорно! Я намерена довести свое дело до конца. — Еще не хватало соглашаться на его предложения. И может ли она бросить махараджу? Если пытались убить ее, то и он в опасности. Нужно остаться, озвучить свои рекомендации касательно школы и убедить махарани в том, что во дворце затаилась некая злая сила.

Князь Сваруп качнул головой, будто избалованный ребенок.

— Если я не в состоянии убедить вас даже в том, что обезьяна погибла от естественных причин, я вообще не вижу смысла о чем бы то ни было разговаривать.

Первин поднялась с места. Гнев, который вызывал у нее Сваруп, заставил тошноту отступить. Она посмотрела в сторону дворца и с облегчением увидела, что в дверях стоит Адитья.

— Доброе утро! Вижу, вы познакомились с дядюшкой детей. Как его называют в английских книжках, Прекрасным Принцем? — Адитья весело рассмеялся, явно понятия не имея о том, какой жесткий у них произошел разговор.

— Проводи мемсагиб в ее комнату, — распорядился князь Сваруп. — Она плохо себя чувствует, потому что увидела ту мерзость, которую сейчас убирают слуги.

— Что случилось? — Адитья вгляделся в слуг, возившихся в кусте.

— Стервятники клевали дохлую обезьяну. — Князь поморщился, кончики навощенных усов поползли вниз. — В лесу это дело обычное, а во дворце нет, и наша гостья требует расследования.

Дружелюбное лицо Адитьи застыло. Он спросил срывающимся голосом:

— Погибла обезьяна?

Первин поняла, чего он боится.

— На ней не было одежды. Не переживай.

— Покажите! — Адитья метнулся к кустам и оттолкнул в сторону слугу, который заворачивал трупик в газеты. Шут замер на месте. — Айо! Это мой Бандар!

— Не может быть! — возразила Первин, чувствуя, как начинает кружиться голова. Нет, только не это! Гибель любимца — совсем не то же, что смерть дикой обезьяны.

Князь Сваруп подошел к сраженному горем шуту — тот стоял перед трупиком на коленях.

— Адитья, ты ошибся. Это обычная серая макака, не твой Бандар.

— Это он! — В голосе Адитьи звенело отчаяние. — Белую метку у него между глаз я знаю не хуже, чем собственные родимые пятна. Это мой друг!

— Но твой Бандар был в жилетке. А это явно дикая обезьяна! — возразил князь Сваруп. С каким бы неодобрением Первин к нему ни относилась, ей очень хотелось, чтобы он оказался прав. Вот бы Бандар сейчас выскочил из укрытия, а шут перестал бы лить слезы.

— Я не успел одеть его сегодня утром — он от меня сбежал. Рассердился, что я отобрал у него печенье. — Адитья безутешно зарыдал. — За что его так? Ему было всего три года. А макаки доживают до тридцати.

Первин могла бы высказать свои подозрения касательно отравленного завтрака. Но тогда придется признать, что это она выкинула похе в куст и невольно послужила причиной гибели Бандара. Адитья ей представлялся самым прямодушным и дружелюбным из всех обитателей дворца, но если он узнает, что это из-за нее погиб его любимец, он никогда ее не простит. Она и так уже мучилась чувством вины. Кроме того, в разлуке она всегда скучала по своему ручному попугаю Лилиан. Ее утешала мысль, что крупные попугаи вроде Лилиан живут по пятьдесят лет; Первин надеялась, что дружба их продлится долго.

Сквозь все эти мучительные мысли Первин вдруг заметила, что Сваруп встревоженно на нее смотрит. Она без слов покачала головой. Если она сейчас скажет Адитье про яд, Сваруп окончательно сочтет ее истеричкой.

— Что с ним случилось? — простонал Адитья. — Как такое могло произойти?

— Он умер раньше, чем мы сюда вышли, так что точно не знаю. Полагаю, он приболел, а стервятники этим воспользовались. — Сваруп избегал встречаться с Первин взглядом.

Взгляд Адитьи стал суровым.