Северная верность (СИ) - Ольшанских Анна. Страница 5

Император снова кивнул. Я снова изобразила поклон и удалилась в свой угол. Мужчины, воодушевленные появлением магов, подтрунивали друг над другом. Часть острот перепала и мне.

— О, леди с хвостом вернулась, — хохотнул русый, румянолицый Евсей.

— Смотри, как бы леди тебе язык не укоротила, — загудел бородатый крупный Бард.

— Дружище, ты все время нудишь и нудишь. Как тебя жена терпит?

— Святая женщина, — пожал плечами Бард, и все вокруг громко захохотали.

Мы довольно легко справлялись с остатками хищников после огня магов. «Вторые» в наших рядах тоже успели восстановиться. Но люди уже устали. Столько хищников эта крепость еще не видела. Четыре императорских мага полностью отдали свою Силу, но стихийные порталы все еще часто вспыхивали. Я с замиранием сердца ждала новой волны. Умирать не хотелось совершенно. Таленс снова дал команду. Вал огня послал Император. Схватка отложена. Я достала стрелу. Император посылал четыре огненных вала, и лишь пятый вышел значительно слабее. Удивительно, сколько в этом человеке Силы. Я грустно вздохнула. У меня не то, что на вал, на огненный шарик не наберется. Разве что свечу смогу поджечь. Уже темнело. Мы провели на стенах весь день, хоть он и был короткий, зимний, но на морозе и в сражении он казался почти вечным. В сумерках стало заметно, что порталы больше не открываются. Нам осталось сделать последний рывок, уничтожить тех, кого не достало пламя Императора. Снова запели стрелы, а потом до стены добрались первые животные. Я видела, что Император остался на стене, нашла глазами Таленса, но он и так знал свое дело, и вокруг монарха стоял не только личный десяток, но и наши лучшие воины. Зверье бросалось на людей все с тем же бешенством, красными глазами и розовой пеной у рта. И мне их было по-своему жаль, но оставить им жизнь — лишиться своей. И снова поет моя эсса. И я тоже устала. Но останавливаться нельзя. Нельзя.

Но вот люди расправляются с последними хищниками. В моем личном углу их всего несколько. Я успеваю всех их поцеловать эссой, кроме одного. В мою сторону совершает невероятный прыжок огромная рысь. Эссой здесь делать нечего и саблей тоже. Не успею. Выхватываю из голенища кинжал и втыкаю ей в брюхо, мечу туда, где сердце, между ребер. Зверь падает на меня. Мы оказываемся с ним лицом к лицу. Из глаз уходит кровавый отблеск бешенства, а в зубах она держит совсем маленького рысенка. Его мать умирает на мне, заливая меня своей кровью. Она разжимает зубы и подталкивает носом котенка к моему лицу, громко вздыхает и затихает, закрыв глаза. Рысенок тихо скулит. Он боится. А я понимаю, что не могу его убить. Аккуратно придерживая его, я выползаю из-под мертвой кошки. До меня, как сквозь вату, доносится крик:

— Император ранен.

С губ против воли срываются грубые ругательства. Бегу к центру стены, там, где видела Дамиана в последний раз. Таленс стоит бледный, как снег.

Я не смогла сдержать гнев:

— Куда смотрели?

— Не уберегли, леди Доротея, — повинился Грач.

— Много раненых?

— Хватает.

— Всех наверх. После поговорим. Убрать со стен. Где? Веди.

Грач отвел в сторонку, к самой стене. Дамиана окружил десяток. Я упрятала котенка за пазуху.

— Нужно осмотреть, — в десятке не было идиотов, меня пропустили.

Император сидел, привалившись к стене. Белое лицо почти сливалось с волосами, сумерки мешали рассмотреть.

— Быстро наверх. Сама займусь, — и я первая закинула кошку на стену, предварительно окинув молодчиков самым злобным взглядом. Пока поднималась, ругала их самыми непотребными словами.

— Возьмите в подсобке кушетку, несите сюда. Растопите камин. Зажгите светильники. Сюда наберите воды. — Сама я тоже не теряла времени даром. Кушетку закрыла шкурами. Сняла куртку, оставшись в кашемировом костюме. Котенка наказала не трогать и накормить. Помыла руки, приготовила травы. — Одежду с него снимите, — я сорвалась на шипение.

Император был в сознании, молчал, при свете огня он показался мне еще бледнее. Над верхней губой выступили капли пота. При этом крови не было. Скорее всего, животное было ядовитым.

Наконец с него сняли одежду, оставив белье. У него была прекрасная фигура и целый клубок рваных шрамов на груди, неровно зарубцевавшихся и стягивающих кожу. Как я и предполагала, укусы на руке были небольшими, но вокруг них уже разливалась чернота. Похоже, что его парализовало из-за яда. Дело-дрянь.

— Несите лохань, набирайте в нее воды. Воду нагреть. Должна быть горячей. Прикрыв императора до пояса шкурой, я опустилась перед кушеткой на колени и стала отсасывать яд с кровью, сплевывая в жестяную чашку. Я своей рукой заставляла его работать кулаком и снова тянула из него кровь. Когда лохань была готова, заварила в ней необходимые травы и добавила несколько капель зелья, сваренного по моему рецепту.

— Раздевайте полностью и опускайте в лохань, голову придерживайте, левую руку выньте наружу.

— Может, лучше к магам? — подал голос один из императорского десятка. Для меня они все сейчас были на одно лицо, то ли от усталости, то ли от волнения.

— Чтобы через полчаса у него сердце остановилось? У него яд в крови. Магам тут делать нечего. Яд нужно вывести наружу.

Я отвернулась, с императора сняли белье, уложили его в лохань. По предплечью текла кровь, подставила чашку, чтобы потом не отмывать пол. Через несколько минут он начал глухо стонать. Воины с большим сомнением посмотрели на меня.

— Это хорошо. Паралич от яда проходит. Если бы немного протянули время, тогда я бы не успела спасти. А сейчас все будет хорошо. Скоро у него начнутся судороги, держите крепче, чтобы не нахлебался. Отравленная кровь пусть выходит. Смерть от кровопотери ему не грозит. Как только судороги закончатся, вытаскивайте из воды и насухо обтирайте. Полотенца я сейчас принесу. Потом разотру его мазью, чтобы мышцы назавтра не болели, и перевяжу руку. Шить не буду — рана неглубокая.

Воины немного успокоились после моих объяснений. Я вынесла им два больших полотенца.

Сама же я очень хотела отмыться от запаха крови. Я закрылась в скромной туалетной комнате, сбросила одежду. Мне повезло — кашемировый костюм не был запачкан. Конечно, хотелось надеть чистую одежду, но, как говорится, на безрыбье и рак — рыба. Я хорошенько растерлась щеткой, не первый раз за вечер тщательно отскребла руки и в последнюю очередь промыла свои длиннющие волосы. Насухо вытерлась, закрутила волосы в полотенце, натянула костюм, вычищенные сапоги. Почистила верхние штаны, куртку, оружие и вышла в комнату. У императора еще были судороги. Его солдатам было не до меня. Это ведь не простые солдаты. Даже не знаю, дворцовая ли это гвардия. Скорее всего, нет. А может это какая-то часть гвардии, но лично преданная императору. Всей гвардии доверять свою жизнь тоже опасно. Чем уже доверенный круг, тем он надежнее.

Я тихонечко, стараясь не брякать оружием, прошла к камину, уселась на шкуру спиной к огню, размотала полотенце, оставив волосы сушиться. Сама же занялась правкой и доводкой оружия. Когда лезвия были выправлены, натерла их воском и отполировала толстым куском войлока.

Затем собрала еще влажные волосы в узел, накинула плащ и теплую шапку, вышла на улицу и вдохнула стылый воздух. Небо было темным и слегка мутноватым, отчего звезды казались мельче и тусклее. Крепость жила своей жизнью. Горели редкие огни. Слышались приглушенные голоса, иногда смех, лязг железа, шаги. Люди сновали туда-сюда, но без спешки и суеты, занимались своими делами. Я любила такие моменты, когда почти все было обычно, и, казалось, что леди Смерть и не проходила рядом и не заглядывала в глаза. Адреналин и мандраж после битвы сходили, оставляя банальную усталость. Но этот миг спокойствия еще можно посмаковать, а потом вынырнуть из этого вязкого потока и обойти раненых.

Маги их подлатали, и почти все уже спали, кроме самых тяжелых. Троих было уже не спасти, но маги занимались ими на чистом упрямстве или вере в чудо. Зашла к леди Эстель. Она спала, а на щеках появился слабый румянец. Маг дремал тут же, в кресле. Я накрыла его шкурой, он встрепенулся и открыл сонные карие глаза.