Как я охранял Третьяковку - Кулаков Феликс. Страница 10

А еще в упомянутом темном вестибюле на упомянутых диванах обожают кемарить свободные от вахты бабушки-смотрительницы. Причем непременно и обязательно вытянув ноги в проход на всю подаренную природой длину. Споткнуться о них так же просто и быстро, как два пальца замочить. Это становится особенно драматическим происшествием, если у тебя в руках пара кружек с горячим кофе. Бабка сухая, обыкновенная и так орет довольно зычно, но ничто не сравнится с бабкой ошпаренной. Такая бабка влегкую дает децибел идущего на взлет стратегического ракетоносца.

Впрочем, это все несущественные частности и мелкие детали. Смысл рассказа состоит в том, что с апреля по октябрь весь личный состав «Куранта» не занятый на постах можно было застать здесь, для краткости «на 71-ой».

Здесь же 20 июля 1996 года, около восьми часов утра меня встретил Сергей Львович в окружении своих преданных янычар. Приветственная речь его была недолгой. Со слов начальника смены мне предстояло постичь секреты частноохранного мастерства под руководством некоего Димы Макарова.

Дима оказался кудрявым розовощеким молодцем и, наверняка, всеобщим любимцем. Ходит этакий ухарь-купец по ярмарке, шутки шутит, каблук о каблук поколачивает, подковы ломает пустой забавы ради, девок румяных за жопы мясистые щиплет.

Мы присели с ухарем-купцом на лавку, и некоторое время поговорили о всяких бытовых пустяках. Дима с ходу, без каких-либо смысловых переходов и сюжетных связок поведал мне про то, что он вчера выпил с друзьями немного водки. Поддерживая разговор, я тоже что-то такое припомнил из своего недавнего прошлого. Дима, одобрительно кивая головой, слушал с вежливым интересом. Остальные сотрудники, казалось, не обращали на меня никакого внимания. Тем неожиданней оказался ход молодого человека с фиолетовым лицом. Он стремительно подошел к нам и рапортовал:

– Петр!

– Феликс, – зарделся я в застенчивой улыбке.

– Я знаю, – строго оборвал меня Петр, и посмотрел так, будто хотел сказать: «Я, брат про тебя вообще многое знаю!».

Не дав опомниться, он также стремительно отвалил.

– Кто это? – спросил я Диму.

– А… Это Петя… Петя Чубченко, старший второго этажа, – отмахнулся тот.

Выяснилось, что вся Третьяковка умозрительно делиться на три территориально-административные единицы:

а) подвал,

б) первый этаж,

в) второй этаж.

То есть, как нетрудно заметить, эти монгольские улусы в целом совпадают с планировкой здания. Они в свою очередь рассыпаются на «зоны» – несколько залов, как правило, смежных. На втором этаже семь зон, на первом, если мне не изменяет память, восемь. Границы зон определяются огромными раздвижными дверями, спрятанными в стены. Эти двери закрываются на ночь.

Есть еще несколько отдельных периферийных постов, например, «Дом № 6», «Храм», «восьмерка», но сейчас это не так важно. Новобранцу отдельные посты в первые полгода службы никаким боком не светят. Надо сперва отстоять свое на этажах, хлебнуть солдатского лиха.

Сотрудники через каждый час меняются зонами, двигаясь по часовой стрелке. Условный сотрудник Х с «первой» зоны идет на «вторую», условный Y со «второй» на «третью», а такой же условный Z с «третьей» отправляется на «четвертую», и так далее. В общем, весь день как пони бегаешь по кругу, и круги в уме считаешь.

Из числа наиболее преданных Делу сотрудников назначаются так называемые «старшие сотрудники» – по одному на каждый этаж. Следовательно, имеются три старших сотрудника, в обязанности которых входит подмена частных охранничков на обед и оправку естественных надобностей.

Понятно, что старшие не были бы старшими, если бы от них требовалась только эта скучная малость. В нагрузку к званию прилагаются еще некоторые функции административного и надзирательного характера. Итак, дисциплина на этаже, развод постов, разборки с недовольными посетителями и нарушителями общественного порядка, обнаружение и воссоединение потерявшихся родственников, подъем инвалидных колясок на специальных лифтах, открывание-закрывание дверей, установка помещений на сигнализацию, сопровождение по Галерее художественных ценностей – все это тоже работа старшего сотрудника.

Но, едва ли не самое главное их предназначение, заключается в неустанном контроле и пригляде за рядовыми барбосами. Сукины сыны, предоставленные сами себе, так и норовят халатно пренебречь Уставом. Способов пренебрежения много. Можно, например, находясь при исполнении, сесть на стул. Не надо смеяться, это серьезный проступок – сотруднику на посту сидеть категорически не разрешается. Можно, припрятав газетку в ящике SLO, решать кроссворды. Можно играть в тетрис. Можно слинять с поста без спроса. Можно почесать языки, сойдясь на границах своих зон. И вот это был настоящий бич ЗАО ЧОПа!

Забегая далеко вперед, скажу, что когда я сам стал старшим сотрудником, то болтающие подонки сделались моей основной головной болью. Они прямо наговориться не могли, как будто их перед сменой неделями держали с заклеенными ртами в одиночных камерах! Сойдутся где-нибудь под «Богатырями», и давай: «ля-ля-ля, ля-ля-ля». А Служба по боку. Каленым железом жег я эту их дурную наклонность, да так и не выжег до конца. И чего только не придумывал, и как только не карал – все напрасно.

Завершая же обобщенный портрет старшего сотрудника, заметим, что по существу своему он есть сержант и держиморда.

Петро Чубченко был начальником унтер-офицерского состава. Причем был им совсем недавно, и даже понарошку. Он временно замещал в этой должности ушедшего в отпуск настоящего старшего сотрудника Андрюху «Кузю» Кузнецова. Томимый честолюбивыми помыслами, карьерист Петро искренне полагал, что прояви он достаточно рвения, сопряженного с незатейливой аппаратной игрой – и заветное звание перейдет к нему будто само собой. Мол, не может же начальство не заметить и не оценить такого ретивого хлопца.

Ха, вот чего-чего, а рвения у него было и впрямь предостаточно! В самый короткий срок он буквально насмерть задолбал всех своей неуемной тягой руководить строго, но справедливо. Служил в «Куранте» сотрудник по фамилии Крыканов. Так вот этот Крыканов умудрился написать (с чубченского, естественно, настоятельного благословления) аж две объяснительные записки в течение одного рабочего дня. Одну за разговоры на посту, другую за несоблюдение субординации. Крыканов предложил Петро, как бы это… Заняться сексом с самим собой, словом. Не мастурбацией, нет. Именно вот что сексом.

Взволнованный Петро, находясь под чрезвычайно мощным впечатлением от этого разговора, не затруднился еще и несколько докладных во все инстанции накатать собственноручно.

Чубченка был чужд популизма и панибратства с чернью, потому с сотрудников семь шкур драл. Нельзя не признать, что на кое-кого он произвел желаемое впечатление. Эдуард Константинович Упорный, например, просто души не чаял в новом старшем сотруднике, и никак нарадоваться на него не мог.

«Зам. по службе и без.» был совершенно очарован петрушиными методами работы, так как рассуждал убийственно просто: чем больше объяснительных, тем явственнее видны результаты его деятельности верховному командованию, то есть Зевсу-Побегалову. Кстати, три объяснительных автоматически означали для провинившегося снятие десяти процентов жалования. Не шуточки.

Эдуард Константинович метил милягу Чубченку на Кузино место, и всячески проталкивал эту бредовую и даже опасную идею в широкие слои общественности. Что характерно, общественность в лице Сергея Львовича совсем не одобряла его креативной задумки.

Предположу, что дело тут было в следующем.

Старший сотрудник, он ведь как? Он, несмотря на всю свою занятость, все-таки большую часть времени проводит в дежурке, там же, где и любезный Сергей Львович. Сейчас не будем касаться прочих, но Петро Чубченко мнил себя чрезвычайно умным и образованным молодым человеком. Какую-то часть своей биографии Петро с его слов провел в некоем «университете» (в каком именно оставалось только догадываться, так как он никогда не уточнял сие обстоятельство). Потому и общаться Петро стремился с людьми, являющимися ему ровней в смысле интеллекта и эрудиции, то есть все с тем же многострадальным Сергеем Львовичем Шныревым. Образованный Петро пользовался любым поводом втянуть начальника смены в какую-нибудь дискуссию о природе вещей. Типа, «как писал еще Гегель в своей „Феноменологии духа“… и так далее и тому подобное, до посинения и паралича мозга.