Как я охранял Третьяковку - Кулаков Феликс. Страница 58

Причем стоит заметить, что репертуар группы «Сорго» состоял сплошь из легоньких песенок с названиями вроде «Розовый поросенок» и «Полет на облачке». Инфернальный, хэвиметаллический имидж бэк-вокалистки мало того, что входил с ним в неразрешимое эстетическое противоречие, так еще и дискредитировал Костяна-пожарника как руководителя ансамбля. Уж больно комично смотрелся маленький, домашний, круглоголовый и лысоватый Костян (или, как я его иногда называл «Шеф») на фоне этой валькирии.

Скины же были очарованы ею без остатка. Молодецкое «Зига-Зага!» неслось отовсюду, из каждого угла. Их сразу откуда-то набежало человек двести, и во время выступления «Сорго» они устроили перед сценой такой первоклассный слэм, какой не часто увидишь даже на фанатском секторе после забитого гола. Певица, купаясь в лучах долгожданной славы, постоянно выбегала к самому краю сцены и, распираемая восторгом, кричала в микрофон: «Эге-гей, друзья!». «Друзья» отвечали ей могучим ревом «Зиг-Хайль!», и пытались ловить за ноги. Вероятно в этот момент она чувствовала себя звездой эстрады и всемогущей Гризеллой – королевой горных троллей.

Осёл Алеша Кулагин был тоже совершенно счастлив, так как ошибочно принял эту опасную возню за оглушительный успех. А я стоял и думал, что нам отсюда живыми не выйти.

Так бы оно и было, но по счастью среди скинов обнаружилось несколько старых околофутбольных знакомцев. Они после концерта по-тихому вывели «Сорго» в полном составе вместе с певицей и продюсером Макаровым через черный ход. Так что дело, обещавшее быть жарким, закончилось вполне благополучно. Обожравшийся на радостях Кулагин все рвался назад:

– Там моя публика! – орал он. – Пустите! Моя публика ждет меня! Я щас… На бис!

– Заткнись, сволочь! – шипел я, заталкивая его в трамвай.

– Фил! – чуть не плакал Кулагин от счастья. – Ты видел? Ты же все видел сам! Это был УСПЕХ!

После этого случая я не давал заманить себя на выступления «Сорго» больше года, а на все приглашения отвечал вежливым, но твердым отказом. Второй и последний раз я сломался только следующим летом. Звонит мне Кулагин и этак, скучая и позевывая, говорит:

– Фил, мы тут скоро выступаем на празднике «Московского комсомольца» в Лужниках. Не хочешь посмотреть? Будет интересно.

Я, признаться, оторопел. В то время приглашение выступить на этом дурацком празднике получали только действительно знаменитые артисты. Ну или, по крайней мере, дико перспективные. «Сорго» значит перспективные? Это Шеф-то?! Неужели я что-то пропустил? На секунду я почувствовал себя мистером Аланом Вильмсом – человеком с первого раза не разглядевшим «Битлз», и потом корившим себя за это всю жизнь.

– Но как? Каким образом?! – изумился я. – Вы что же это, Костяна сдали в сексуальное рабство продюсерам?

Кулагин стал говорить нечто неопределенное. Мол, не мог же вечно музыкальный мир игнорировать такие безусловные таланты; мол, наша эстрада сейчас как никогда остро нуждается в новых, незамыленных персонажах; мол, пора уже зубрам вроде Ирины Аллегровой и группы «На-На» потесниться на Олимпе шоу-бизнеса, дать дорогу молодым.

Очарованный этим бредом, я обещался непременно быть.

В назначенный день и час мы встретились на «Спортивной». Меня, правда, немного удивило место сбора, и передвижение восходящих рок-звезд общественным транспортом. Я ожидал что-то вроде персонального автобуса мерседес с кондиционером и душевой кабиной, или двенадцатиметрового линкольна на худой конец. Но потом сам себя одернул: «Какой линкольн, болван! Ты же знаешь, в Москве жуткие пробки на дорогах. И как трудно подъехать к Лужникам из-за строящегося Третьего кольца. Не хватало еще опоздать на парад-алле. Думай башкой-то!». И сам же себе слабо возразил: «Да, но ведь можно осуществить «гаишный» эскорт… Или к примеру на геликоптере, как Филипп…».

Какое-то время мы дожидались припозднившегося Шефа, а потом всей толпой, навьюченные инструментами и припасами, отправились в Лужники. По дороге, робко поглядывая на горделиво держащегося Кулагина, я и слова сказать не смел. Как же я мог не верить в его звезду? И как я, баран несчастный мог в свое время отказаться от должности барабанщика в группе! А теперь… Теперь он меня вряд ли возьмет даже гитару за ним носить.

К моему удивлению мы пришли не на главную сцену перед Малой ареной, а на задворки лужниковского комплекса. Куда-то далеко… там… шли, шли… и снова шли… направо от стадиона… В жопу, короче. Пунктом назначения оказались какие-то заброшенные теннисные корты с растрескавшимся цементным покрытием и рваным сеточным забором вокруг. На заборе трепыхался по ветру транспарант «Ку-ку-ру-ка!». Ниже имелась бодрая надпись, извещавшая окрестных ворон и пару бомжей на горизонте, что: «Наш спонсор – Малоярославский завод лакокрасочных изделий!». В дальнем углу стояла маленькая фанерная сценка. Увидев, что артисты и свита принялись снимать с себя поклажу и располагаться, я подошел к Кулагину и удивленно спросил:

– Старина, какая еще «кукурука»? Какой еще, блять, красочный завод?…

Он спокойно ответил:

– Это наша площадка, мы здесь выступать будем. А завод – спонсор мероприятия.

– А-а-а, ну да, конечно… – пробормотал я.

Ёбанапоголове! Зачем же я приехал сюда? Зачем не пошел играть с мужиками в футбол во дворе?!

Сначала выступали какие-то задорные лохматые юнцы. Потом, наоборот, унылые пожилые дядьки в заскорузлой джинсе. Публика потихоньку подтягивалась. Только в четвертом часу дня «Сорго» (практически хэдлайнеры этого сраного Вудстока) поднялись на сцену. Увидев их, я в который уже раз за день испытал чувство мучительного сожаления. На этот раз я мучительно сожалел о том, что меня могли видеть рядом с ними.

Мне показалось, что я сплю и вижу сны. Кулагин, Павел Макарович, и даже их малолетний барабанщик Андрейка были одеты только лишь в одни трусы и малоярославскую краску! То есть с головы до ног они были густо размалеваны спонсорской продукцией. Под хохлому, как стульчики в детском саду. Андрейка-то ладно, он сразу спрятался за барабанами, а эти два красавца… Они стояли на сцене и приветливо улыбались знакомым. Особенно довольным выглядел Кулагин. Он явно искал глазами меня, хотел убедиться, что дорогой друг присутствует при его триумфе. Я в ужасе спрятался за чьи-то спины.

И только я уже было подумал, что больше сегодня ничему не способен удивиться, когда вдруг увидел Костяна… Костян был как молодой олимпийский бог, как сверхчеловек с немецких плакатов 30-х годов. В линялых трусиках х/б и прихотливых масляных узорах худрук ансамбля смотрелся особенно ослепительно. Как-то раз мне довелось зайти в «Красную шапку». Так вот, я готов свидетельствовать: бабы воистину дуры. Драться из-за напомаженных молдован-гастарбайтеров (а они там действительно дерутся!) в то время, когда по земле ходит такой волшебный парень – это настоящая глупость, идиотизм!

Да только и в таком отчаянном виде Костян показался себе недостаточно выразительным. Он еще напялил на себя что-то вроде халата, сделанного из виниловых грампластинок!

Ребята, я плакал. На меня люди оглядывались.

Шоу между тем началось. Тут было все: и бодрые гитарные проигрыши, и пение на два голоса, и разговоры с танцевальным партером: «Я вас не вижу! Я вас не слышу!», и даже веселая викторина, на которой разыгрывались пленки сзаписями ансамбля. Павел Макарович, незаметно напрягая мышцы плечевого пояса, старался держаться с элегантной непринужденностью. Кулагин как всегда, предельно сосредоточенно, закусив губу, вел свою ритм-гитарную партию. Андрейка тактично не высовывался из-за барабанов. Шеф, похожий на карикатурного папуасского вождя, влегкую отжигал за весь колхоз разом. Словом, все было очень и очень мило. Хотя Павлик похоже все-таки подложил в трусцы пару свернутых носков. В финале концерта Костян сорвал с себя свой виниловый жакет (тем самым, оголив трогательный округлый животик) и запустил им в зрителей. В ответ раздались возмущенные женские крики. Говорю же вам, бабы – дуры.