Как я охранял Третьяковку - Кулаков Феликс. Страница 70

– Фил, да погоди ты! Я ж не знал, что ты серьезно. Я думал ты, как всегда, пиз…

Он не успел закончить.

– Что «как всегда»?! – взвился я. – Давай, договаривай! Пижжю?!

– Шутишь, – быстро поправился Горобец, миролюбиво вскинув руки. – Шутишь! И главное дело, очень бы мне, кстати, диван твой пришелся! Не помешал бы…

– Д-а-а-а что ты?! – ядовито заорал я, привлекая всеобщее внимание. – Надо же! Хотел бы я Вовчанский посмотреть на человека, которому кожаный диван не кстати! Ор-р-ригинал ты, Вовик! Диван ему не помешал бы! Неужто? Может тебе еще келдыш сорокасантиметровый не помешал бы, а?!

Горобец был окончательно уничтожен. Свято уверовав в реальность дивана, он с небывалым для него воодушевлением вступил в борьбу за приз.

– Не, правда, честное слово! Моя тахта-то совсем развалилась. Сплю кое-как, ноги на табуретку кладу, – запричитал он противным плаксивым голоском.

Ну вот и чудненько, будет хоть чем обед занять. Глубоко засунув руки в карманы штанов, я покачивался с пятки на носок и внимательно, не мигая, смотрел на Горобца. Мой вид должен был символизировать некое размышление, решение дифференциального уравнения в уме. Горобец заметно нервничал. Все-таки диван – совсем неплохой куш! Вы уж простите меня, пожалуйста, но диван это по каким угодно меркам жирняво!

Выдержав гроссмейстерскую полутораминутную паузу, и почти что доведя диванного стяжателя до состояния падучей, я сказал:

– Ладно, хрен с тобой. Тема такая: диван. Кожаный. Заметь, именно кожаный, а не дермантиновый там какой-нибудь, не фуфел конторский. Раскладной. Цвета горького шоколада. Состояние отличное. То есть, пара пятнышек присутствует, но вида не портит. Берешь, Вовчанский?

– Да! – без раздумий пискнул в конец истомленный, полупридушенный волнением Горобец.

– Ну и славно… Хорошая вещь, было бы жалко, кому попало отдавать. А так тебе, почти другу.

Уши Горобца восторженно воссияли, когда он почтительно согнулся в полукниксене.

– А почему ты его отдаешь-то, Фил? – вдруг спросил он.

Я вздохнул. Чего-то вот я в этом месте не продумал. Действительно, товарищи дорогие, какого пса я диванами разбрасываюсь? Ладно, не в первой.

– Да как тебе… Чтоб покороче… Обстановка надоела. Решил поменять стиль гостиной с модерна на восточный. А именно, на японский… Вернее даже на окинавский – это все-таки не совсем Япония. Существуют там, понимаешь ли, некоторые различия культурологического толка… Ну короче, диван совершенно не вписывается в новый интерьер. Честное слово, Вовчок, отдавать – вот просто нож острый по сердцу! – я хлопнул себя с досадой по ноге, – Да девать некуда… Не выкидывать же, согласись!

После некоторого раздумья Горобец согласился.

– Думал его в детский приют снести, – продолжал я – Да там такая морока с этим. Привези, занеси… И еще предоставь товарный чек из магазина, докажи, что не украл. Где я им чек-то возьму? Диван же эксклюзивный, на заказ деланный.

Горобец понимающе качал головой: «О, да, монсеньор! Мне исключительно до боли знакома эта благотворительная херня, а также канитель с чеками!».

– И история у меня с ним, понимаешь, одна неприятная связана… – поддал туману я.

– Какая история? – удивился Горобец.

– Личная, – и я лицемерно вздохнул, глядя куда-то вдаль, поверх Горобца.

– Баба не дала… – деликатно посочувствовал Володя.

Я досадливо поморщился:

– Сам ты «не дала», дубина! Впрочем, это ведь к делу не относится, не правда ли?

– Совершенно не относится! – с поразительной готовностью подтвердил Горобец.

– Эх, Вовчук! – вроде как повеселел я немного. – Такой диван! Останешься довольный. Таких делов на нем наворотить можно! Вот помню как-то раз в прошлом году…

И тут же, как дедушка внучеку свистульку из ракитовой палочки, состряпал Горобцу удивительно грязный и порочный экспромт. Всех подробностей за давностью лет я не в состоянии воспроизвести (да и ни к чему это), припоминаю только, что фигурировала в нем одна известная фигуристка-одиночница (каламбур) и одна известная женщина-депутат. Да… Если уж мне поперло, то не остановишь – такого нахерачу, что самому потом удивительно.

Приобняв уже вполне по-приятельски Вована за плечи, я также поделился с ним следующей полезной информацией:

– Тут, э… Вовчок такое дело, слушай сюда. Всем диван хорош, спору нет, да вот беда…

– Беда? – насторожился Горобец.

– Ну не совсем беда, конечно, а так… Мелкое неудобство. Недостаток, как продолжение достоинств, – я глупо и смущенно хихикнул.

Горобец напряженно соображал. Что бы это могло быть? Уж не собирается ли ему пройдоха Фил подсунуть дрянную, подпорченную мебелишку? Уж нет ли в ней клопов, или каких-нибудь прочих паразитов? Не притаилась ли в складках обивки нехорошая болезнь?!

– Понимаешь, вот когда э… Ну когда на нем это самое… Ну…

– Что?! – взмолился Горобец, терзаемый самыми дурными предположениями.

– Вова, ты тупой? – всплеснул я руками – Ну когда это… самое… Ну подумай!

Горобец по-прежнему смотрел на меня пустыми глазами.

– С девушкой… – подсказал я ему.

Ноль реакции, только немой ужас в глазах.

– Вова, с телкой!

– А-а-а! – завопил Горобец и хлопнул себя по лбу – Трахаешься!

На его крик обернулись проходящие мимо бабушка с внучкой. Бабушка с испугом и возмущением, а вот в бесстыжих глазах половозрелой внучки явственно мелькнул этакий нездоровый интерес. Не сейчас, милая… Я жестами попросил их не задерживаться, а Горобцу раздраженно попенял:

– Чего ты орешь-то! Ну да, трахаешься. Что же еще, бриллиантовый ты мой? Не в шахматишки же…

– Так, а в чем неудобство-то?

– Да говорят тебе, осёл! Недостаток как продолжение достоинств. Летом в жаркую погоду, когда раскочегаришь артемку-то, то слегка жопцой к дивану прилипаешь. Диван же кожаный! Вот и весь сказ.

Горобец облегченно вздохнул:

– А, ну так можно же простыню подстелить. Или плед!

– Вова, ты умняра! – сообщил я ему.

Какое-то время мы стояли и улыбались друг другу. «Какой же я молодец!» – ликовал в душе Горобец. «Вот ребенок, честное слово!» – думал я даже с ласковой жалостью, наверное.

– Погоди, Фил! – наконец очнулся Горобец. – А деньги-то у тебя откуда? И на ремонт и вообще… На окинавский стиль?

Проклятый вопрос! Так приятно побыть в роли мецената-покровителя искусств императора Августа и Дедушки Мороза в одном лице. Так хорошо и лестно ощущать собственную доброту и щедрость – пускай и мнимые, но от этого не менее благородные качества. А тут опять: «откуда деньги?». Ну разумеется, им неоткуда взяться! Если б они у меня были, торчал бы я тут с тобой, Вовчанчик, радость ты моя… Однако с другой стороны, согласитесь, не бросать же так славно начинавшуюся историю.

– Да так… – начал я уклончиво. – Это… Игру я придумал компьютерную. «Дум-три» называется. Вот на авторские гонорары и проживаю в роскоши. Хорошая игрушка, Вов. Приезжай – поиграем!

Горобец был в курсе того, что у меня имеется компьютер. А в его представлении компьютер был чем-то ужасным, требующим немыслимых, титанических умственных усилий. Компьютер был языческой Великой Самодумающей Машиной, которой разве что только человеческие жертвы не приносят. Любой юзерок вроде меня, способный его включить и погонять полчасика в Дюка Нюкема, автоматически причислялся Горобцом к лику «программистов» – касте сверхлюдей приобщенных к Таинству.

– Ну и когда можно его забирать? – полностью удовлетворенный ответом, Горобец ковал железо пока оно горячо (вдруг я передумаю в последний момент и оставлю диван себе).

– Да хоть завтра, Вова, – немного поразмыслив, разрешил я.

Горобчишка просиял:

– Так я тогда сгоняю на «восьмерку», договорюсь с Рахманиным насчет «Газели»!

– Какой газели? – спросил было я, да потом сообразил. – Не, Вов… Я вот чё-та думаю, не влезет он в «Газель». Я думаю тут «ЗИЛ» нужен.

– Влезет, уж поверь! – с мрачной убежденностью буркнул Горобец и скрылся за дверью. Даже пакет с едой забыл, бедный торопыжка.