Лишний в его игре - Филипенко Алена. Страница 15

Ярослав — тоже один из немногих, кто не записался на ее дополнительные занятия и теперь подвергается атакам. Я не понимаю, почему он упирается. Она изведет любого, а он не бедствует, может позволить себе откупиться от нее.

Ярослав удивил меня. Вот только, попытавшись защитить меня, он подставил себя. Последствия предсказать было несложно, значит, он пошел на это осознанно. Зачем? Не мог же он сделать это просто ради меня, в это я не верю. Скорее решил выпендриться и поумничать. Показать и училке, и мне, какой он крутой в английском. И лишний раз бросить в меня какашкой: я не смог заткнуть за пояс училку, а он сможет.

Но если это и выпендреж, то он Ярославу дорого обошелся. Он пожертвовал своей оценкой. Может… Он все-таки хотел просто помочь? Да нет, не может быть… В общем, поступок Ярослава меня все-таки смущает и запутывает.

Алла Марковна мучает Ярослава до конца урока и в итоге ставит ему двойку. Сидя на первой парте перед учительским столом, я вглядываюсь в журнал: а вот мне так ничего и не влепили. Она отвлеклась.

Когда звенит звонок, я выхожу из класса одним из первых. Не хочется пересекаться со своим «защитничком»: как будто его поступок меня к чему-то обязывает.

Английский — предпоследний урок, за ним идет физкультура. Переодеваясь в форму, я слышу разговор Рысева и Ярослава. Обо мне. Ох… как же раздражает, что про меня говорят так, словно меня рядом нет. К такому невозможно привыкнуть.

— Чего ты с ней сцепился-то? — недоумевает Рысев. — Сидел бы и не рыпался. Нахрена Хмуря полез защищать? Подумаешь, получит задрот свою первую тройку. Ну поревет да успокоится. Больше всех, что ли, надо?

— Чел, раз прицепился, значит, так надо, — говорит Ярослав резковато. Странно: обычно он со всеми разговаривает дружелюбно.

— Дело твое, — хмыкает Рысев и добавляет с сарказмом: — Почему бы и второй год в десятом классе не посидеть? Программа-то учебная какая интересная! Такую и второй раз для закрепления пройти — одно удовольствие!

Ярослав не отвечает. Но его лицо становится озабоченным.

Урок, как всегда, начинается с пробежки по залу. На первом же круге меня догоняет Ярослав.

— Чел, хоть бы спасибо сказал, — весело, но с легким укором говорит он. — Я взял на себя твою тройку и минус один балл за перевод.

Я колеблюсь. Но тут перед глазами встает одна давняя сцена: Ярослав высыпает мусор под ноги своей мамы. И еще одна: Ярослав ноет из-за надоевшей лазаньи. Тоже мне… рыцарь. Меня трясет. Нет, никаких благодарностей он не дождется, пока не научится уважительно относиться к маме. Язвительно сообщаю:

— Не люблю быть в долгу. Так что можешь перевести мне свою тройку по алгебре.

— Простое «спасибо» покроет все долги. — В голосе Ярослава слышится высокомерная насмешка.

Я тихо рычу. Вот значит как, унижений от меня ждет! Как же хочется поставить ему подножку!

— Спасибо говорят, когда о чем-то просят перед этим, — огрызаюсь я. — Я не просил уводить мою тройку. У нас с ней, между прочим, намечался роман.

Ярослав фыркает. Обгоняет меня и весело, издеваясь, бросает через плечо:

— А я думал, что прозвище тебе дали только из-за фамилии!

Он быстро убегает вперед. На спине его салатовой футболки изображен Битлджус. Ненавижу этот дебильный мультик, а теперь — еще сильнее.

После пробежки парней и девчонок разделяют. Мы вместе с Виктором Борисовичем, которого все называют Щукой из-за фамилии Щуцкий, занимаем большой зал для игры в футбол, девчонки с Дианой Павловной уходят в закуток с резиновым покрытием, где рассредоточиваются. Диана Павловна включает музыку на магнитофоне, и группа приступает к аэробике. Бегая по залу, я с завистью смотрю на девчонок. Я ненавижу командные игры с мячом, все эти толкания, и сейчас с удовольствием бы делал упражнения под музыку. Украдкой наблюдаю и за Ярославом. От противоречий просто разрывает. С одной стороны, меня терзает вина: англичанка поставила бы мне всего лишь тройку, а Ярослав получил двойку, исправить которую куда тяжелее. Что бы я там ни говорил, я в долгу перед ним. С другой стороны… Я же правда не просил Ярослава заступаться за меня, он знал, на что шел! И еще хочет благодарностей! Теперь будет знать, какие последствия наступают, когда встреваешь в чужие проблемы.

Домой я возвращаюсь подавленным. Возможно, было бы проще сказать Ярославу спасибо, и сейчас я не чувствовал бы этой тяжести в груди?

 8

У дома толпа детей, они что-то живо обсуждают. Проходя мимо, краем уха слышу:

— Ты будешь Гимли, а ты — Фродо, я буду Леголасом! — заявляет мальчик в шапке с огромным желтым помпоном. — Ты — Мерри, а ты — Пиппин…

— Не хочу быть Пиппином! — капризничает девочка со светлыми косичками, одетая в розовую куртку. — Я хочу быть Гендальфом!

— Ну хорошо, будь Гендальфом. Тогда Пиппина у нас не будет… А вон та куча у нас — Мордор, туда мы понесем кольцо!

— Мне не нравится это кольцо! — недовольно заявляет мальчик с деревянным мечом в руке. — Оно не похоже. На настоящем не было никаких зеленых камней!

Стоп! Не слишком ли много колец? Еще и с зеленым камнем? Подхожу к детям:

— Ребят, а можно посмотреть на ваше кольцо?

Леголас прячет руку за спиной.

— А зачем тебе?

— У меня мама на днях потеряла кольцо. Переживает сильно. Вот хочу посмотреть, не оно ли.

— Как оно выглядело? — Леголас не спешит показывать находку.

— Желтое, с зеленым камнем, — говорю я, избегая слов «золото» и «изумруд». А то дети смекнут, что его можно выгодно продать.

— Дорогое? — спрашивает девочка-Гендальф.

— Да нет, пластмасска с рынка…

— Я же говори-ил, дурацкое оно, — разочарованно протягивает мальчик с мечом. — Непохожее. Еще и пластмасса.

Леголас нехотя протягивает руку, разжимает пальцы. На его ладони кольцо точь-в-точь из описания Катерины Николаевны.

— Это оно! — Я тянусь его забрать, но Леголас снова сжимает пальцы:

— Сто рублей!

— Чего? — возмущаюсь я. — Да этой безделушке цена двадцать рублей максимум!

— Ну тогда пусть твоя мама себе новое купит! — Леголас смотрит на меня как-то подозрительно. Кажется, понял, что я вру.

— Так она и сделает. Не так оно ей и нужно… — пожимаю плечами и разворачиваюсь. Стараюсь выглядеть как можно равнодушнее.

— Эй! А тарзанку нам починишь? — летит мне в спину.

Оборачиваюсь:

— Легко.

И вот за домом я с тоской смотрю на высокую сосну. Рядом валяется канат с большим узлом на конце; недалеко громоздится куча снега — наверное, в нее дети прыгают с тарзанки. За лазание по канату на физре я всегда получаю двойки и отменную порцию насмешек; спорт вообще не мой конек. Но на что только не пойдешь ради своей цели.

Ствол сосны покрыт редкими обрубками сучьев. Первый полноценный сук — только на высоте пяти метров. На нем висит обрывок перетершегося каната. Туда мне и предстоит забраться, чтобы вернуть тарзанку на место.

С первого подхода обрубок под ногой ломается, я падаю на землю и больно бьюсь пятой точкой. Второй подход дается тяжелее: мышцы, непривычные к нагрузкам, горят и дрожат от натуги. Зато я залезаю выше, чем в первый раз. Дальше беда — между сучьями слишком большое расстояние. Мне приходится обнять дерево и ползти по нему вверх.

Дети внизу хохочут. Я злюсь. На высоте метров двух, нащупав короткий сук, осторожно ставлю на него ногу. Убедившись, что он крепкий, переношу вес… Поскальзываюсь и лечу вниз. Приземляюсь на ноги, но больно отбиваю ступни. Третий раз лезть не рискую. Смотрю на канат, на сук, размышляю… И меня осеняет!

Я притаскиваю из дома ножницы и бельевую веревку — она будет дополнительной и временной. Отмеряю нужную длину, отрезаю, беру оторвавшийся кусок каната и делаю на одном его конце крепкую петлю, а другой его конец — тот, который с узлом, — соединяю с бельевой веревкой. К концу последней привязываю палку для утяжеления. Хорошенько размахиваюсь и бросаю палку вверх, стараясь перекинуть через сук.