Музей современной любви - Роуз Хизер. Страница 35
А потом в течение долгого времени Бриттика просто сидела, и появилось такое свечение, что чудилось, будто через световой фонарь на кровле, шестью этажами выше, в атриум опустился конус солнечного света.
Лицо Марины казалось сделанным из камня, столь же древнего, как лицо сфинкса, но теперь это было лицо человека, теперь оно приобрело опаловый оттенок. В какой-то момент Бриттика увидела в пространстве между Мариной и собой небольшой квадратный сверток. Сверток подплыл к ней, и она увидела, что он слегка вибрирует. Не шелохнувшись, девушка каким-то образом смогла протянуть руку и взять пакет. От него пахло постиранной пряжей. Бриттике представилась мама, при свете лампы упражнявшаяся в каллиграфии. И отец, развешивающий белье. Она ощутила собственную малость.
Девушке вспомнилось, как в детстве она лежала без сна, разговаривая с Иисусом, и была уверена, что несколько раз Иисус ей ответил.
Она развернула золотую упаковочную бумагу и увидела внутри свертка свою душу. Та была темная и вечная, как звездный свет, но по форме напоминала маленький шарик китайского пирожного моти. Бриттика сунула ее в рот и проглотила.
Когда она наконец встала со стула, в помещении было полно незнакомцев. Девушка забыла, на каком языке должна говорить. Она вышла на улицу.
Позже, лежа на траве в Центральном парке и глядя на облака, Бриттика чувствовала себя так, словно часть ее улетела — или вернулась домой.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Каждый художник сначала был любителем.
РАЛЬФ УОЛДО ЭМЕРСОН
29
— Элайас? Это Арки.
— Арки? Привет! У тебя все хорошо?
Элайас говорила своим обычным тоном. Левин вдруг поразился сам себе: чего он боялся и почему не звонил ей несколько месяцев?
— Я видел, как ты сидела перед Мариной Абрамович, — сказал он.
— Да, сидела — уже два раза.
— Мы можем поговорить об этом?
— Bien sûr[36]. Зайдешь?
— Э-э-э…
— Я приготовлю что-нибудь вкусненькое.
— Правда? Спасибо. Заманчиво. Что ж, ладно. Когда приходить?
— Когда угодно. Может, вечером? Просто приезжай. Я по тебе ужасно соскучилась.
— Я подумал, что ты, возможно, захочешь кое-что спеть. Из нового саундтрека, над которым я работаю.
— Посмотрим.
— Я принесу несколько треков.
— Давай. В семь?
Левин взглянул на часы, прикинул, сколько времени уйдет, чтобы принять душ, побриться и доехать.
— Конечно.
— A bientôt[37], — сказала она.
Элайас жила на бульваре Малкольма Икса, в нескольких кварталах к северу от парка. Прежние общественные здания быстрыми темпами превращались в жилые дома. На месте слесарных мастерских возникали кафе. Открылся новый кинотеатр. Но Гарлем строился миллионы лет. До белых и черных были индейцы, а до индейцев — мастодонты и бизоны. До них — динозавры и ледники, а еще раньше тут плескалось огромное внутреннее море, просто ждавшее, когда из океана поднимутся Аппалачи и образуют остров Манхэттен.
Левин доехал на электричке до Сто двадцать пятой улицы, потом прошелся пешком. Он наконец распаковал свои старые виниловые диски, среди которых наткнулся на пластинки Моррисси, «Розовую луну» Ника Дрейка и несколько альбомов Леонарда Коэна, которые Том подарил ему много лет назад. Ему нравилось включать громко музыку при открытых балконных дверях, так, чтобы звук разносился над верхушками деревьев, росших на Вашингтон-сквер.
Квартира Элайас находилась на верхнем этаже старинного жилого дома из красно-коричневого песчаника. Здание было обнесено стальной оградой, в которой имелась одна-единственная калитка с кнопкой видеосвязи и почтовой прорезью. Владелец полностью выпотрошил первые два этажа, но квартира Элайас не подверглась тотальному обновлению. Левин нажал кнопку домофона. Его впустили, он дошел до черного хода и поднялся по лестнице наверх. Вечер выдался теплый, и дверь была открыта нараспашку. Элайас подошла к гостю, обняла и расцеловала в обе щеки.
— Рада тебя видеть, Арки. Знаешь, не обязательно так усердно прятаться ото всех. Мы все скучаем по тебе. Я готовлю гаспачо. Решила, что в такую жару вслед за гаспачо надо подать пасту с чесночными креветками.
Элайас расхаживала по кухне в синих джинсовых шортах и маленькой красной футболке, с разноцветными кожаными шнурками на запястьях, волосы были забраны в хвост и ниспадали между лопаток черными кольцами. Она измельчила чеснок и петрушку, натерла цедру лимона, смешала все в миске, нарезала хлеб.
Том познакомился с ней на вечеринке в Аспене у Хантера Томпсона. Элайас была несколькими годами моложе, но это не остановило Тома. В то время они оба с кем-то встречались, но после выходных вернулись в Лос-Анджелес вместе.
Эти двое были яркой парочкой. Левин знал, что Том делал ей предложение, но она так и не ответила. Однажды Том сказал другу, что Элайас как тефлон. Куда бы они ни отправились, мужчины к ней не пристают. Разве он этим недоволен? «Нет», — ответил Том. Ему приходилось постоянно уверять ее, что он никуда не уйдет от нее. Но в конце концов ушел. Том часто говаривал, что Леонард Коэн, должно быть, думал об Элайас, когда написал:
Я встретил женщину, игравшую с солдатами своими.
О, каждому из них она сказала свое имя.
И имя ее было — Жанна д’Арк.
Мне тоже довелось пробыть в той армии немного,
Спасибо, что со мной не обращалась строго
Ты, чье имя — Жанна д’Арк.
Сегодня днем Левин ставил эту песню, и в голове у него застряли другие строчки:
Как старый порванный барабан, окно на крыше зияет,
И прошлогоднего человека труды хлынувший дождь заливает.
На столе лежала свежая чиабатта, стояли две миски: с оливковым маслом и с дуккой. Хозяйка открыла принесенную гостем бутылку вина. Взяв с полки два стакана, разлила вино и села, пристально рассматривая Левина с дальнего края деревянной столешницы.
— Ну, рассказывай, что нового, Арки?
— Работаю над саундтреком к полнометражному мультфильму. Компания называется «Идзуми», они сотрудничают с «Уорнер». Режиссер японец.
— Мультфильм? Для тебя это впервые?
— Да, — ответил Левин. — Но мне нравится.
— И как работается с японским режиссером? Ты ездишь туда? Или он приезжает сюда?
— Мы общаемся по скайпу. Но я, быть может, скоро поеду в Японию. Возможно, мы даже запишем окончательную версию в Токио.
— Сыграешь мне что-нибудь?
— Позже. У меня есть несколько текстов для песен, и мне хотелось бы услышать твое мнение.
Он пересказал сценарий: переделанную Сэйджи Исодой историю о женщине, которая по ночам превращалась в рыбу и влюбилась в мужчину — медведя и Зимнего короля.
— А в чем завязка? Что создает конфликт? — поинтересовалась Элайас.
— У них есть дочь, и она должна выбрать, быть ли ей медведицей, как отец, то есть уйти, или остаться и быть рыбой, как мать.
— Стать как мама или как отец — вечный вопрос, — проговорила Элайас, устремив взгляд на низкие крыши Южного Гарлема. Было душно. Надвигалась гроза. — Значит, хеппи-энда не будет? — спросила она.
Левин помотал головой.
— Правдивая история. — Элайас пожала плечами. — А музыка? Она должна быть очень выразительной и вызывать соответствующие ассоциации, верно?
— Да, но не библейские, как в «Миссии», и не сказочно-фантастические, как во «Властелине колец». И не как в «Последнем из могикан» или «Танцах с волками». Я хочу, чтобы она была еще более странной. И волшебной. Нужно нечто вроде музыкального гибрида Гильермо дель Торо и Терренса Малика. Я пока еще сам не понял.