Фатальная ошибка - Катценбах Джон. Страница 79

У нее перехватило дыхание: заставкой служил портрет Эшли. Изображение было немного не в фокусе — девушка была снята сзади и, по-видимому, второпях. Эшли, обернувшись, смотрела назад, очевидно встревоженная каким-то звуком, лицо ее выражало испуг.

Глядя на экран, Хоуп почувствовала, что дышит часто и неглубоко. Портрет, выбранный для заставки, говорил о многом, и ничего хорошего среди этого многого не было. О’Коннелу явно нравилось, что Эшли застигли врасплох и она напугана.

«Да, это страсть, — подумала Хоуп. — Самого опасного толка».

Закусив губу, она щелкнула курсором по строчке «Мои документы». Они содержали четыре папки: «Любовь к Эшли», «Ненависть к Эшли», «Семья Эшли», «Будущее Эшли».

Она щелкнула по первой из них, появилась надпись: «Введите пароль». То же самое произошло с папкой «Ненависть к Эшли».

Наверное, методом проб и ошибок можно было бы в конце концов определить пароль, но Хоуп боялась, что и так уже провела в квартире слишком много времени. Она закрыла все окна, вернув компьютер в то же состояние, в каком он был, затем быстро просмотрела содержимое ящиков стола, но нашла в них только пару карандашей и бумагу для принтера.

Хоуп поднялась из-за стола. Голова у нее слегка кружилась. «Поторопись, — сказала она себе. — Ты играешь с огнем».

Она решила осмотреть спальню. В комнате стоял запах пота и запустения. У стены находилась кровать с одним матрасом, на нем в беспорядке валялись простыни и одеяло. Хоуп опустилась на колени и заглянула под кровать. Пусто. Она раскрыла небольшой стенной шкаф. Там висело несколько курток, пиджаков и рубашек, а также черный блейзер, два галстука и серые брюки. Ничего примечательного. Она хотела уже закрыть шкаф, но тут заметила в дальнем углу одиночный старый ботинок, который был частично прикрыт пропотевшим спортивным костюмом. Из ботинка торчал грязный серый носок.

Один ботинок — это странно.

Хоуп огляделась, но пары ему нигде не было видно. Нахмурив брови, она вопросительно уставилась на ботинок, словно ожидая от него объяснения. Затем она вытащила ботинок из угла. Он был тяжелым — внутри явно что-то было спрятано. Хоуп осторожно отогнула носок, как хирург надрезанную кожу, и испуганно вскрикнула.

В ботинке был пистолет.

Хоуп уже протянула руку, чтобы вытащить его, но внутренний голос остановил ее: «Не прикасайся!»

Она даже не вполне сознавала, почему его нельзя трогать.

Ей очень хотелось взять пистолет и унести с собой. Ведь из этого пистолета он мог убить Эшли.

Но если она возьмет пистолет, О’Коннел поймет, что один из них был здесь, и это, возможно, подтолкнет его к каким-то насильственным действиям. Может быть, где-нибудь у него припрятано и другое оружие. Вполне возможно. В голове теснились вопросы и сомнения. «Хорошо бы как-нибудь вывести пистолет из строя», — подумала она. В каком-то детективном романе она читала, что можно удалить из пистолета ударник, но, как это сделать, не имела понятия. А уносить с собой патроны было бесполезно — он просто купит новые.

На стволе пистолета была выбита марка и калибр: .25. Пистолет казался таким уродливым, что ей чуть ли не дурно становилось при виде его.

В конце концов Хоуп запихнула ботинок обратно и постаралась придать вещам их прежний вид, хотя не была уверена, что поступает правильно.

Ей хотелось удариться в бегство. Она потеряла счет времени — сколько она здесь пробыла? Пять минут? Двадцать? Ей казалось, что она слышит шаги и голоса, но поняла, что это галлюцинации. Пора было уносить ноги.

Она встала и направилась к выходу. По пути она миновала ванную, в которую не стала заглядывать, но перед дверью кухни остановилась, вспомнив, что миссис Абрамович просила ее разузнать о судьбе кошек.

Хоуп заглянула в маленькое помещение. На кухне даже не было стола — только холодильник, небольшая плита на четыре конфорки и две полки с консервированными супами и прочими продуктами. Упаковок с кошачьей едой среди них не было, как и крысиного яда, который можно было бы подмешать в пищу.

Она подошла к холодильнику и открыла дверцу. Внутри были только консервы для бутербродов и две банки пива. Она закрыла дверцу и почти машинально открыла морозильную камеру, ожидая увидеть там пару замороженных пицц.

Она отпрянула, как от удара, и с трудом подавила рвущийся из горла крик.

На нее в упор смотрели пять или шесть замороженных котов. Один из них, подобно горгулье, скалил зубы в жуткой смертельной ухмылке.

Хоуп в панике отшатнулась. Голова ее закружилась, она почувствовала тошноту, сердце заколотилось, а температура, казалось, достигла высшей точки. Ей было бы легче, если бы она крикнула, но у нее сдавило горло. Ей хотелось зажмурить глаза и кинуться прочь не оглядываясь. Она безуспешно пыталась успокоиться. Наконец она протянула руку и захлопнула камеру. Рука ее при этом тряслась.

Неожиданно из коридора донесся свистящий шепот:

— Уходите! Кто-то внизу около лифта!

Хоуп бросилась к выходу.

— Скорее! — поторопила ее миссис Абрамович, все еще стоявшая в дверях своей квартиры. — Кто-то едет!

Хоуп выскочила в коридор и увидела, что лифт поднимается. Она захлопнула дверь квартиры О’Коннела, но от волнения никак не могла вставить ключ в замок и чуть не уронила его.

— Скорее, скорее! Прячьтесь! — Старушка скрылась в своей квартире и прикрыла дверь, оставив лишь узкую щелку.

Кошки, которые, очевидно, уловили панику в ее голосе, метались взад и вперед, словно взбесились.

Наконец Хоуп почувствовала, что ключ поворачивается в замке. Она отскочила от двери и повернулась к лифту. Кабина как раз достигла их этажа. Хоуп застыла, не в силах сдвинуться с места.

Лифт, казалось, замер на секунду, но затем стал подниматься выше. В ушах Хоуп стучала кровь, все звуки доносились до нее издалека, словно с другой стороны широкого каньона.

Она прислушалась к тому, что делается в ее организме, проверяя, нормально ли работают сердце, легкие, голова, или страх парализовал их.

Миссис Абрамович опять приоткрыла дверь и высунула голову в коридор:

— Ложная тревога. Ну как, дорогая, выяснили что-нибудь насчет моих кошек?

Хоуп глубоко вздохнула, стараясь унять часто стучавшее от страха сердце, и выдавила из себя:

— Нет. Никаких следов.

В глазах старой женщины промелькнуло разочарование.

— Теперь, боюсь, мне надо идти, — сухо продолжила Хоуп и, повернувшись, сунула ключ от квартиры О’Коннела в карман бушлата и быстрым шагом направилась к лестнице. Ждать лифта она не могла.

Она сбежала вниз по лестнице, согнувшись пополам, — ей необходимо было как можно скорее выйти на свежий воздух. Желудок у нее буквально скрутило. Внизу она подняла голову и опять застыла от страха, увидев в дверях вестибюля какую-то фигуру. Но это оказались два других жильца.

— Эй! — окликнул ее один из них, но она юркнула мимо и с облегчением вырвалась в холодную ночную тьму.

Она кинулась через улицу к своему автомобилю и, нестерпимо долго провозившись с ключами, плюхнулась наконец на водительское сиденье. Внутренний голос кричал ей: «Уезжай скорее! Спасайся!» Она хотела уже тронуться с места, но, подняв голову, замерла.

Напротив нее по тротуару шел Майкл О’Коннел.

Хоуп не отрывала от него глаз, пока он подходил к дверям дома, где остановился, достал ключи и, даже не посмотрев в ее сторону, открыл двери и исчез. Минуту спустя она увидела, как зажегся свет в его квартире.

Она боялась, что оставила что-нибудь в квартире не в том порядке, какой был до нее, и О’Коннел догадается, что к нему заходили. Нажав на стартер, она двинулась вперед не оглядываясь, свернула на широкую улицу и ехала до тех пор, пока не увидела место, где смогла остановиться. «Сколько времени прошло, с тех пор как я покинула его квартиру и до его возвращения? — спрашивала она себя. — Три минуты? Четыре? Пять?»

Желудок свело спазмом, порожденная страхом тошнота требовала выхода. Открыв дверь, Хоуп оставила весь «Эрл грей» миссис Абрамович в придорожной канаве.