Блондинка за левым углом - Куликова Галина Михайловна. Страница 17

– А ну-ка, посмотрите сюда! – неожиданно воскликнул Корнеев. – Я решил пройтись по новостям и посмотреть – что еще интересненького происходило вчера в аэропорту?

Лицо его снова приобрело нормальный цвет и осмысленное выражение. Он только что выскочил из компьютера, как Алиса из Зазеркалья. Лайма подошла и заглянула ему через плечо. Увидела, что на экране развернута фотография. Стоянка аэропорта, группа людей, симпатичная машина... Лица, до ужаса знакомые.

– Ба! – оживился Медведь. – Да это ведь известная артистка. Как бишь ее? Мария Марьяшева!

– И ее муж, – подхватила Лайма. – Режиссер Трикоркин. Вероятно, они тоже откуда-нибудь прилетели, но из-за Сандры Барр журналисты не удостоили их вниманием.

– Почему не удостоили? – не согласился Медведь. – Вон, гляди, какой-то мужик с фотоаппаратом. Да и сам этот снимок тоже ведь кто-то сделал.

– Глупые вы, – добродушно попенял Корнеев. – Вы не туда смотрите. Вон там, на заднем плане. Дайте-ка я увеличу. – Он пощелкал кнопками, и задник приблизился, заполнив весь экран. – Ну что, поняли теперь?

– Молодой мужчина, – начала комментировать Лайма, – укладывает в автомобиль вещи. Одна дверца открыта, на заднем сиденье кто-то есть. Кажется, женщина. А это что такое у него в руке? Ага, табличка. Значит, он встречал кого-то незнакомого. Только надпись вверх ногами, я никак не могу прочитать. А, вот! Синди Бэрри.

– Карамба! – восхитился Медведь. – Те же инициалы! И так похоже звучит: Сандра Барр – Синди Бэрри. Мы на верном пути. Как пить дать, на верном.

– А теперь смотрите сюда, – усмехнулся Корнеев и вывел на экран следующий снимок.

Здесь женщину было видно гораздо лучше. Она повернула голову, и фотограф запечатлел ее профиль.

– Это она! Без всяких сомнений! Евгений, ты – гений! – воскликнула Лайма.

– Мне приятно, что ты слагаешь в мою честь стихи, – пробормотал Корнеев, – но кто тот человек, который встретил так называемую Синди в аэропорту, мы не знаем. А номера его машины на этих снимках нет.

– На этих нет, – согласилась она. – Однако на других из этой же серии могут быть. Фотографы, вившиеся вокруг Трикоркина и Марьяшевой, наверняка отщелкали по целой пленке. Нужно найти их и пленки изъять. Нам может повезти. Нам должно повезти!

Глядя на раскрасневшуюся Лайму, Корнеев решил, что она, пожалуй, уже вошла во вкус. Идти по следу – страшно увлекательное дело. Правда, зачастую оно сопряжено с серьезным риском. Но пока никакого риска на горизонте не наблюдалось. Не успел он додумать эту мысль до конца, как Медведь глубокомысленно изрек:

– А что, если те люди, которые собираются похитить Сандру Барр, тоже догадались о подмене? И пустились в погоню? Вдруг они нас опередят?

– Не каркай, – пробормотала Лайма, нахмурившись.

Корнеев покачал головой:

– Мы не знаем своего противника – это огромный минус. Впрочем, Иван не заметил, чтобы за официальной, так сказать, Сандрой Барр вчера кто-нибудь следил. И это плохо. Преступники могли вычислить настоящую Сандру, пока мы с вами вились вокруг подставной.

– Давайте не будем гадать. – Лайма вскочила и потерла руки, словно перед ней стоял стол, заставленный яствами, и она прямо сейчас собиралась отведать из каждой тарелки. – Лучше решим, с чего начать.

– Начать придется с режиссера и актрисы, – откликнулся Корнеев. – Они наверняка в курсе, кто увековечивал их в аэропорту. Или – хотя бы! – для каких изданий это делалось. Творческие личности так же чувствительны к славе, как невинные девушки к поцелуям.

– Только нужно заранее придумать легенду, – предостерегла их Лайма. – Иначе как мы доберемся до пленок?

– А, ну да! – спохватился Корнеев. – Легенда не нужна – я сделал нам убойные документы. Сегодня возле гостиницы мы с Иваном их уже опробовали. Действуют безотказно.

Их действительно попыталась выжить со стоянки служба безопасности гостиницы, и тогда Корнеев с Медведем продемонстрировали удостоверения, обтянутые черной скрипучей кожей. Уразумев, что к ним пожаловала Федеральная антитеррористическая служба безопасности, любопытствующие мгновенно испарились.

Лайма, волнуясь, взяла книжечки и разложила их на диване.

– Глазам не верю! – воскликнула она. – Мы выглядим невероятно внушительно.

Медведь в пилотке был похож на могучую стюардессу. Однако он ни чуточки не расстроился по этому поводу. Кажется, в собственной внешности его вообще занимал только рельеф мышц.

– Потрясающе, – продолжала восхищаться Лайма. – Как тебе это удалось?

– Один мой друг открывает детский парк. Вместе с входным билетом каждому посетителю будут выдавать определенную сумму игрушечных денег, которые можно тратить на территории. То есть ты сам выбираешь аттракционы и развлечения и расплачиваешься полученными купюрами. Обычный западный вариант. Купюры печатаются на разноцветной бумаге в зависимости от достоинства – желтые, синие, красные. Для удостоверений я выбрал бледно-зеленую, цвета долларов.

– Верный психологический ход, – похвалила Лайма. – К долларам наш народ испытывает подсознательное почтение. А твой друг надежный? Кто он вообще такой?

Корнеев ухмыльнулся:

– Его ник Фан-Фан четырнадцать.

– Ладно-ладно, – замахала руками Лайма. – Не стоит углубляться в детали. Лучше я буду жить иллюзиями, что компьютер – это клавиатура с экраном, и никто не собирается подключать к башке электроды, чтобы получать все мыслимые и немыслимые удовольствия, не вылезая из кресла.

Корнеев ухмыльнулся еще раз. К людям, которые пугаются стремительного развития высоких технологий, он относился как к неразумным детям. Однако никогда никого не агитировал и ничего никому не объяснял.

Медведь тем временем спрятал новенькое удостоверение в карман и потребовал:

– Ну, давай, покопайся в своем волшебном ящике, Жека. Нам медлить нельзя.

Мария Марьяшева любила свободные шелковые одежды, жемчуга, перчатки до локтя и шляпы с широкими полями, которые затеняли назойливые морщинки, исчеркавшие некогда безупречную кожу. Еще в молодости она избрала для себя образ чаровницы, и чем дальше, тем реже из него выходила. Разговаривая, она заламывала руки, заводила глаза, томно вздыхала и производила иные манипуляции, дабы выглядеть по-настоящему трепетной и утонченной. Ехидные подруги говорили, что она похожа на прокашлявшуюся Ренату Литвинову – голос у Марии был звонкий, чистый, молодой.

Все свои звездные роли она сыграла в фильмах Виктора Трикоркина, который влюбился в нее с первого взгляда жестоко и беспощадно. В молодости он боготворил Марию и совершал ради нее поступки с большой буквы – лучшие, на которые был способен. Он дал ей все, о чем девушка девятнадцати лет может только мечтать. Он возвысил ее как актрису, но как жену испортил непоправимо и только теперь стал это понимать.

Марьяшева и Трикоркин жили в большом собственном доме, до которого команде «У» пришлось довольно долго добираться. Лайма сама придумала фишку с удостоверениями, но теперь ужасно нервничала. Предстояло сыграть роль матерых агентов, но если сделать это плохо, профессиональная актриса и известный режиссер сразу их раскусят.

Мужчины перед поездкой надели пиджаки, Корнеев вытащил контактные линзы и нацепил на нос очки – для солидности. Лайма остановилась на темном костюме и черных туфлях, волосы по традиции скрутила в жесткий пучок.

– А Марьяшева молодо выглядит, верно? – заметил Медведь, тихонько захлопнув дверцу машины. После того как ему однажды пришлось заплатить таксисту за ненароком нанесенный ущерб, он всегда делал это нежно.

– Еще бы! – откликнулась Лайма, ступая на посыпанную гравием дорожку. – Если тебе не надо вести домашнее хозяйство, стареешь в два раза медленнее. Полноценно можно заниматься или собой, или домом. А за домом у них наверняка следит экономка.

Все трое одновременно достали из карманов удостоверения и замерли перед входом. Вокруг расстилался мирный пейзаж, облагороженный особнячками – ухоженными, с аккуратными газонами и декоративными заборчиками. «Наверное, здесь каждый георгин под током», – подумала Лайма, представив, какое количество желающих поживиться за чужой счет ошивается окрест.