Американец - Рожков Григорий Сергеевич. Страница 46

О, слышу, наш вечный балагур – взводный наблюдатель сержант Алан Райт. Сейчас он с упоением рассказывает Кингу очередной анекдот про индейца и ковбоя. Сколько он этих анекдотов про индейцев знает-то?.. Просто бездонный колодезь юмора. Внешне кажется, что Алан свою работу не выполняет вообще – ему наблюдать приказали, а он байки травит. Но это совсем не так… От взгляда этого хитрого рейнджера не ускользает ни одна деталь. Пока я размышлял о составе отделения управления, под сиденьем башни что-то громко стукнулось.

– Oh!.. – Понятно, наш медик-аристократ – Стэнфорд Митчелл Ли-Энфилд. Человек-винтовка, млин…

Ох и ржал же я, когда делал перестановки во взводе и обнаружил, что ко мне перевели человека, в анкете которого в графе ФИО было написано S.M. Lee-Enfield. Меня тогда коротнуло конкретно. Первая мысль – ошиблись, что ли, и вместо человека переводят во взвод английскую винтовку Short Magazine Lee-Enfield? Или это документ о поставках вооружения? Когда вчитался в данные – уржался. У парня с первых дней службы прозвище – Винтовка… Медик он отличный, Брок сказал, что из парня выйдет толковый врач. Но вот его меланхоличность просто убивает… И сейчас сидел тихо – видать, пошевелился и на кочке башкой влетел в подбашенную корзину.

– Цел, Стэн? – Не дай бог, убился. С него станется.

– Я цел, сэр, – четко, но, как обычно, словно из другого мира ответил медик.

– О’кей.

Удивительно, какие разные люди служат во взводе…

В отстраненных мыслях я и провел остаток пути. Иногда мимо нашей машины проносился джип курьера с внимательным наблюдателем, следившим за ситуацией в колонне. Вихри дорожной пыли не давали нормально дышать и смотреть. В тот день этой проклятой пыли я нажрался на всю оставшуюся жизнь и чуточку больше.

Часто вся вереница машин останавливалась из-за мелких поломок и опасности атаки с воздуха. И при этом ни разу в поле зрения нам не попался ни один немецкий самолет, зато часто над головами пролетали советские истребители и штурмовики. Пару раз даже появлялись Г-37, шедшие к фронту.

Скорость движения всей колонны была просто безумной… Целых 30 километров в час! По этим причинам жалкие 120 с копейками километров от Могилева до Бобруйска мы ползли безмерно долго – 7 часов. Желание гневно высказаться о дорогах, о скорости, о войне, о пустых тревогах, о дорожной пыли и обо всем, что просто успело взбесить за время поездки, пропало, когда впереди появился город…

Бобруйск горел. То, что мы увидели, не было городом, удаленным от фронта на расстояние больше чем в 100 километров… Разрушенные и горящие дома на горизонте пугали. Но значительно сильнее пугали встречные машины с различными грузами и ранеными, измотанные, подавленные мирные жители, солдаты Красной армии и Экспедиционного корпуса армии США, единым строем, но все же с нескрываемой тяжестью шедшие через город на восток. Они уходили.

Когда наша колонна остановилась, пропуская санитарные машины, я услышал отдаленную канонаду. С запада надвигалась тьма… В тот момент хотелось испугаться от приближения настоящей войны, но мозг холодно ответил на это короткой фразой: «Ты сам это выбрал».

К полуночи силы батальона разместились в медленно пустеющем городе. Канонада стремительно приближалась. Люфтваффе до самого заката бомбили Бобруйск. Нам еще очень повезло, что мы успели въехать в безопасную зону и кое-как спрятаться, пока асы Геринга отдыхали. С запада в город постоянно входили все новые и новые части, выбравшиеся из пекла битвы. По городу ходили небольшие отряды хорошо вооруженных и экипированных милиционеров, собирающих в группы еще не эвакуированных жителей и выводящих их за пределы города. Один раз мы этим милиционерам помогли – предоставили на два часа один из наших грузовиков для вывоза из города пожилых людей.

Недалеко от нашей роты, в парке, развернулся временный штаб 3-й бронетанковой дивизии. Дерби с начальником штаба батальона майором Сэлмором сразу же отправился в штаб танкистов. Медленно нарастало напряжение – приказов от командования корпуса почему-то не было, ситуация на западе непонятная, да еще и отходящие подразделения мерно добавляли в общую картину темных красок. В конечном итоге я не выдержал и, захватив пару пачек сигарет «Лаки Страйк», отправился поговорить с танкистами, расположившимися на соседней улице. Пять средних танков М4 «Шерман» с короткоствольными пушками стояли в ряд как можно ближе к стенам домов. Танкисты, молча сидевшие возле своих танков, заметили меня еще издалека. Луна сегодня ярко светит, все видно.

– Привет, парни. – Легче общаться с людьми, когда ты не гасишь их своим «авторитетом» офицера, а просто, как в мирное время, подходишь и на равных заводишь беседу. – Сидите – вижу, у вас денек выдался еще тот…

Мазутные разглядели слегка поблескивающие планки на погонах и захотели подняться на ноги для приветствия, но я их остановил. Это что же, среди них нет офицеров, раз они все зашевелились?..

– Да, сэр, день был жаркий, хорошо, хоть вечером стало прохладно… – Правильная точка соприкосновения была найдена мгновенно, тем более почва для излития души у танкеров была готова. Говорите, заводить беседу, начиная с отстраненных фраз о погоде, прошлый век? Не думаю… А собеседник-то прав, холодновато на улице стало. Не май месяц однозначно.

– Вы из 3-й бронетанковой? – Не все удается рассмотреть в лунном свете.

– Да, сэр… 2-й батальон 33-го танкового полка в полном составе… – Я так и сел. Пять танков – батальон? Сколько должно быть танков в батальоне? Э-э-э… Ну, где-то штук 50–60, это если я не ошибаюсь. А тут всего пять. – Я – командир батальона. Техник-сержант Лафайет Пул, сэр. Дьявол… У вас не найдется сигаретки? – Сразу отдаю целую пачку. – О! Спасибо вам, сэр. – Танкисты быстро опустошили пачку, видя, что я совсем не против.

– Вообще что там происходит? – киваю на запад, в сторону канонады.

– Там полнейшая задница. Тьфу… Квашеные и поляки рано утром ударили артиллерией по нам и соседям на севере, у Слуцка. Снаряды их гаубиц рвались прямо в капонирах наших танков, выбивая их один за другим. Потом они перенесли огонь на тыловиков, стоявших в паре километров от нас. Командир батальона приказал срочно отводить уцелевшую технику на запасные позиции и готовиться к бою, а сам со взводом танков отправился на командный пункт полка. После артиллерийского обстрела в батальоне из 58 танков осталось 36… Эти проклятые фашисты знали, где мы стояли!.. – Лица всех танкистов исказились в приступе ярости. – Мы, как дураки, три часа ждали возвращения командира. Кто же знал, что диверсанты противника взорвали штаб полка вместе с полковником Боудинотом и уничтожили взвод танков нашего батальонного командира… Еще через час мимо нас начали проходить небольшие колонны наших и русских солдат. Некоторые из них оставались на наших позициях, так как на плечах они притащили тяжелые танки немцев… Эти… – Секунд двадцать сержант, ставший комбатом, спокойно так, душевно ругался матом и на английском, и на русском. – За двадцать минут двенадцать немецких танков и батальон пехоты оставили от тридцати шести танков батальона, батальона пехоты, двух противотанковых батарей и батареи русских восьмидесятипятимиллиметровых зениток ровно пять танков и взвод пехоты… Мы в последнюю секунду успели посадить на броню нескольких оставшихся в живых русских зенитчиков и наших пехотинцев, а затем просто сбежали… – Пул замолчал, скомкав в руке так и не зажженную сигарету. – Мы подбили всего двух из этих монстров. Наши короткоствольные пушки вообще не пробивают броню тех монстров!.. Только с сотни метров мне удалось влепить прямо в борт одному из них фугасный снаряд, и он замер… Но хрен его знает, подбил я эту тварь или нет!.. Черт, где бы взять десяток кумулятивных снарядов? Я видел, как танк командира взвода, на котором было два десятка новых кумулятивных снарядов, поджег один из танков врага. Потом… Потом танк Томаса разнесло в куски… А я полностью уверен, что квашеные восстановят подбитый танк за недельку и вновь бросят его в бой… – Сержант в конечном итоге не выдержал и вскочил на ноги. – Fuck you, Hitler, and your fucking panzers! Up your fucking ass, motherfuckers! – Выпустив на волю свою ярость, танкист плюнул на землю и пошел вниз по улице.