Время героев: рассказы, эссе - Минаев Сергей Сергеевич. Страница 12

– Сука, блядь, какая же ты сука! Тварь! Ненавижу-у-у-у-у-у-у-у-у-у…

Ее лицо залилось кровью. Вова отбросил ящик, вскочил на лестницу и начал карабкаться вверх. Посмотрев вниз, он увидел, что через Танькино тело уже просочились крысы. Их было несметное множество, и они вылезали из трубы сплошным потоком. Их писк заставлял вжимать голову в плечи. Ему показалось, что они разочарованно поднимают вверх морды и пищат: «Камон, камон, камон!»

Володя уперся в люк головой и руками, засопел и чуть приподнял крышку. В щель уже можно было просунуть руку. Он медленно просунул сначала одну руку, затем другую. Начал подтягиваться. Наконец люк сдвинулся. Володя вылез на поверхность. Присел у края и посмотрел вниз. Все помещение внизу было уже серого цвета. И эта кишащая масса колыхалась, как грязная вода в сточной канаве.

Володя закрыл люк и побежал прочь. В темноту московских дворов.

*

«…Воспоминания. Мысли о том, что когда-то ты мог пойти совершенно другим путем.

Ступить на дорогу, которая, возможно, привела бы тебя к другому финалу. Менее горькому, менее терпкому. Финалу, который не заставляет кровь бурлить подобно тому молодому вину. Воспоминания. Эти маленькие убийцы. Они похожи… на крыс».

*

– Хе-хе. Натурально, чувак перед смертью ебнулся головой. «Маленькие убийцы… воспоминания». Он, наверное, этой книжонки обчитался, «Сокрытое в листве». Японец какой-то написал. Ебануццо. Вот людям делать нехуй!

– Слышь, Суханов, нас там «козел» ждет с водкой и Мальцевым, тоже, гы-гы-гы, сокрытый в листве. Ты осмотр тела заканчивай, и поехали. Пиши давай заключение.

– Дык… А чо писать-то? Тут и осталось-то всего ничего. Пишу: «Тело лежит у холодильника, головой к входной двери на кухню. Видимых следов насильственной смерти не имеет. Левая нога до колена повреждена. Предположительно, объедена мелкими грызунами». Хотя откуда на двадцать первом этаже грызуны? Крысы, мыши там. Товарищ майор, давайте напишем: алкогольная интоксикация. А? И все дела.

– Ты пиши как есть, в отделе разберемся.

– Ну дописал. Вот подпись поставьте, и понятые пусть распишутся. Надо этих бабку с дедом вызвать, которые в коридоре сидят.

– Понятые, зайдите на кухню! – скомандовал майор Жиздюк.

*

Через двенадцать минут после того, как милицейский наряд уехал, а санитарная машина забрала тело, в квартире номер 121 наконец воцарилась тишина.

Ощущение от жилища Кравчука могло быть охарактеризовано одним словом – УМИРОТВОРЕНИЕ.

Еще через пару минут тишина была нарушена вылезшей из-под мойки крысой-альбиносом. Крыса подкралась к холодильнику. Обнюхала низ дверцы, затем резко отскочила к центру кухни, покружилась волчком и замерла. Подняла голову, сверкнула красными глазками и юркнула обратно под мойку. Туда, откуда появилась.

На этом все закончилось. В квартире снова безраздельно властвовала тишина.

Поколению 1970–1976

Мы провели детство и пошли в школу на закате славной эпохи Леонида Ильича Брежнева. В эпоху, где джинсы Levi’s и видеомагнитофон практически приравнивались к цене человеческой жизни, а в отдельных союзных республиках чуть ли не превышали ее.

Нашими героями были югослав Гойко Митич, лихо игравший индейцев и прочих правильных пацанов, и хохол Олег Блохин, запуливший жуть сколько голов в чемпионате СССР. Мы играли в войну и собирали вкладыши от жвачек, за которые могли убить одноклассников. Мы тырили в универсамах пепси-колу, а если завозили кока-колу, про это месяц говорила вся школа: типа, я коки спиздил десять бутылок, до сих пор одна осталась…

Нас принимали в октябрята в Мавзолее или в райкоме и заставляли учить наизусть жизнь деда Вовы Ленина, а мы в отместку пели про то, что «когда был Ленин маленький с кудрявой головой, он тоже бегал в валенках и хуй дрочил ногой».

Годы весело уебывали от нас. Генсеки дохли, как мухи, а из уроков политинформации мы узнали, что против СССР и СЭВа Запад готовит заговор и нам ужас как тяжело, но, если что, мы их всех поимеем, потому как наш бронепоезд стоит, как говорится… Нам полоскали мозги всякими Фронтами Освобождения имени Фарабундо Марти, которые геройски ебашут кон-трас… Мы собирали мукулатуру и лаве для детей Анголы (интересно, кто его в итоге спиздошил?). Нас приняли в пионеры. Появились фото KISS «без масок» за 20 копеек и игральные порнокарты по рублю за полколоды. (Почему не за полную – понятно: дрочить и так хватит.) Родители на кухнях пиздели про дефицит и грядущие перемены.

Пришел Горби, а с ним и долгожданные перемены. Кооперативы. Катя Лычева съеблась в США, Саманта Смит разбилась на самолете (ясен хуй, из-за ЦРУ). Страна стала ускоряться и перестраиваться. Мы стали оттопыриваться на дискотеке МАИ и поняли вкус травы.

В связи со смягчением статьи 188 по валюте многие из нас стали наживать по фарце на Арбате. Типа того: «Ливайс» мало битый, родной, нужен? – Ну да, ясен хуй!!! – Гони 120 деревом.(Рыжий, позвони армянам, у них самопал остался?).

Мы напивались русским роком, вылезшим из котельных, и проповедовавшим отказ от любых ценностей, кроме водки, секса и рок-н-ролла. (Интересно, как у них теперь с ценностями? Или Макар на «Лексусе» это так, хуйня какая-то?) Началась эпоха люберов и прочих гопников, которые слушали Цоя и хуярили нас велоцепями. Их мы тоже пережили.

Горби вывел войска из Афгана…

Наступали 90-е. Немцы выиграли чемпионат мира по футболу. Потом путч. Потом Мишу послали на хуй. Надвигался пиздец. Мы поступили в институты и стали торчать от жизни на степуху. Нас оглушило кино: Гребень и Цой в «Ассе», «Игла», Негода показала всему союзу сиськи в «Маленькой Вере», «Меня зовут Арлекино»…

Нам стали внушать, что Павлик Морозов был сука, а Союз был хуевый. Из нас старательно выбивали прежние идеалы. Мы особо не противились.

Но скоро стало совсем хуево. Пропали продукты, бухло и курево. Наши стали просерать в хоккей. Потом все появилось, но уже по ценам ниибацца. Мы же стали ускоряться в танце: «Джамп», «Ред Зон», «Гагарин Парти», потом «ЛСДэнс» и «Эрмитаж»…

Мы проклубили по всей мазе: стрельнулся Кобейн, Гехан чуть не сторчался. А мы просто зажигали…

Закончив институты, мы, почесав репу, решили, что пора наживать. Более старшие подонки, будучи в прошлом комсоргами и парторгами уже прислонились к нихуевым лаве. Они нажили столько, что если бы они сели на свое бабло, их ноги бы до земли не достали.

Мы спросили:

– А, типа, нам бы вот так?..

– Отойдите нахуй от военного эшелона, – был ответ.

Мы отошли и стали пиздить то, что осталось.

Наши однокурсницы и одноклассницы пытались выйти замуж за богатых подонков. Но те или уже были женаты на своих комсомолках или были отхвачены более молодыми суками. Подрастающее поколение девок было смелей, красивей, а главное моложе. Наши сверстницы еще не успели снять трусы, а молодежь уже села на компрессоры… Маза ушла, и они вышли замуж за нас.

Мы оказались между. Не старые и не молодые. Не бедные, но и не богатые. Мы не успели отряхнуть прах Союза и не успели впитать ебаный ветер перемен. Мы ни хуя не патриотичны, но если любая америкосная сцука скажет, что это они выиграли ВОЙНУ, мы набъем им ебало. Мы аполитичны, так как знаем цену лозунгам партии. Мы ненавидим свою страну и плачем от ностальгии в Париже. Мы еще успели прочитать Бунина. Мы не знаем слов «полит-корректность» и «терпимость», потому как ненавидим пидаров и негров. Мы выросли с особой системой ценностей и координат. Не стали патриотами, но и не стали космополитами. Мы возненавидели СОВОК. Только почему-то на Новый год поем «СОЮЗ НЕРУШИМЫЙ».

Мы пережили два кризиса и сотни попадосов. Мы сами не раз кидали. В итоге мы безошибочно стали определять СВОИХ. В кафе, в пробках, в Интернете, в толпе.

Не помню, кто сказал, но мы реально «ОСКОЛКИ РАЗБИТОГО ВДРЕБЕЗГИ».

Поколение циничных романтиков-индивидуалистов.