Другая история войн. От палок до бомбард - Калюжный Дмитрий Витальевич. Страница 84

Разумеется, рыцарство рыцарству рознь, национальные, этнические особенности накладывают свой отпечаток. И, конечно, рыцари, объединившиеся в корпорации, особенно такие идеологически окрашенные, как религиозные, отличаются от рыцарей-индивидуалов.

Здесь уже действовал свой УСТАВ. Как писал Монтескье (1689–1755), страна, захваченная монашеско-рыцарским орденом, вся становилась «одной армией, которую содержали земледельцы».

Как жили рыцари-монахи в захваченной стране?

Военная служба была единственным их занятием: устав запрещал им заниматься торговлей и ремеслом. Считалось, что между собой рыцари-монахи равны. Страной они управляли с копьем в руке; даже во сне были обязаны иметь его при себе.

О красоте рыцари-монахи не беспокоились. Их косматые головы и бороды, их неопрятность коробили окружающих. Одной рясы считалось достаточным на все четыре времени года, а ноги полагалось закалять хождением босиком. Но при этом забота о физической силе и ловкости стояла у них на первом месте. Силу и ловкость развивали физическими упражнениями. Военной закалке служила также охота на диких животных и местных язычников, которые всегда были готовы устроить мятеж.

Дисциплинированность, умение переносить боль, пренебрежение к смерти, способность быстро принимать решения, скромность, некорыстолюбие, мужество — вот что требовалось от рыцаря-монаха.

Но суровость жизни не исключала развлечений. Устраивались празднества, были разрешены музыка и хоровое пение. Впрочем, к исполнению допускались только священные сочинения. Общие трапезы способствовали упрочению стиля военно-лагерной жизни.

Финансовая политика служила созданию таких условий, при которых ни рыцари-монахи, ни местные крестьяне не могли бы разбогатеть. Монахам запрещалось иметь золото и серебро, а только железные деньги, не имеющие хождения в других странах (неконвертируемая валюта). Осведомительная служба вылавливала нарушителей из числа монахов и следила за лояльностью местного населения.

Но знатным дамам, членам семей рыцарей, — сестрам и матерям, иметь собственность не возбранялось, и как-то так само собой получилось, что именно в их руках сосредоточивались несметные богатства: они владели и землей, и дворцами, и драгоценностями.

Раз монахам запрещалась брачная жизнь, то естественно появился «обычай одевать возлюбленную в мужское платье и проникать к жене лишь под покровом ночи». Руководство об этом знало и закрывало на такие нарушения глаза, потому что ордену, захватившему чужую страну, были нужны продолжатели дела, наследники. Из родившихся от таких связей мальчиков отбирали самых сильных и с семи лет воспитывали вне семьи, в подростковых монашеско-рыцарских группах.

…Тут мы обязаны прерваться и пояснить, что все, прочитанное вами о рыцарях-монахах, от слова УСТАВ и до сих пор, традиционная история относит к VI веку до н. э., линия № 4. Мы тут заменили только три слова: написали «ряса» вместо «хитон», «рыцари-монахи» вместо «спартанцы», и заменили илотов на «местное население». И мгновенно вся спартанская эпопея перенеслась в XII век.

М. Оссовская не видит ничего невероятного в отождествлении спартанцев со средневековым рыцарством:

Известно, что Спарта брала пример с Крита. В «Законах» Платона критянин и спартанец всегда во всем между собой согласны. Это может быть, если они представители одной религии, или даже одного монашеско-рыцарского ордена. И что же? Сами ученые пишут, что в развитии критской и спартанской культур важную роль сыграло некое «братство», «но значение этого элемента, как и других влияний, сегодня установить невозможно». Да, невозможно, если не отказаться от негодной хронологии.

Монашеские ордена существуют и сегодня, а вот духовно-рыцарские потеряли свое значение уже в XIV веке, линия № 6. И Спарта тоже в середине IV века до н. э., линия № 6, потеряла свое значение и «превратилась во второстепенное государство».

Еще об одном следует сказать: о любви. Лозунг рыцаря — «сражаться и любить». Здесь, конечно, очень много всякого намешано; ведь люди были такими же, как и сейчас, и не нужно принимать на веру сказки о романтической любви и страстных взорах.

Но коли мы говорим о параллелях в искусстве разных веков, нельзя обойти этот вопрос. Дело в том, что к рыцарскому кодексу обычно возводят понятие галантности. «Это поклонение, или галантность, иногда объясняют улучшением положения женщины в XII веке: как раз тогда жена сеньора получила право управлять владениями мужа в его отсутствие, а также право приносить ленную присягу», — пишет М. Оссовская.

Это, пожалуй, самое важное: в женщине (равной себе) перестали видеть инструмент для удовлетворения, а приняли ее как человека, достойного уважения и… любви. Любовь такого рода была в новинку, и вызвала к деятельности толпы бродячих менестрелей, которые, мечтая о постоянной должности при каком-нибудь дворе, приставали к знатным дамам со своими песнями. А дамы находили в этих песнях утешение за грубость мужей и надежду на лучшее, в общем, все то самое, что они сейчас ищут в киносериалах.

Итак, любовная литература появилась впервые не ранее XII века (линия № 4), однако, по мнению историков, двинулось это искусство вперед с «открытием» древнеримского «Искусства любви» Овидия (линия № 5). Средневековое сочинение «Искусство куртуазной любви» Андреаса Капеллануса (линия № 4) признают лишь слабым аналогом Овидия.

Историки делают вывод: «Наследие античности Капелланус усвоил глубже, чем поучения христианства». Но этот писавший на латыни Капелланус, в отличие от Овидия, ныне совершенно не известен. Если же расставить авторов по линиям веков, то Капелланус предшествовал Овидию, потому и писал хуже, потому и забыт.

Битвы и походы [36]

Природа и человечество — взаимопроникающие динамические системы. Но Природа, как ни крути, сильнее. Когда человека становится слишком много, она ограничивает ему ресурсы выживания. И вот, ежели человечеству не посланы чума, холера, голод и других природные ужасы, оно может поправить положение самостоятельно. Для этого имеется, на выбор, два варианта. Первый — переход к иному способу хозяйствования, позволяющему снизить нагрузку на Природу, и второй — сокращение своей численности в ходе войн.

Как правило, люди предпочитают войны. Причем они не отдают себе отчета, каким образом Природа подводит их к необходимости убивать других и быстро умирать самим. Как бы сам собою создается целый комплекс изменения поведения людей, преследующий одну цель: при достижении избыточной численности организовать процесс ликвидации лишних. Этот комплекс действует, минуя наше сознание или трансформируясь в нем неверно: люди легко придумывают национальные, патриотические или религиозные причины бойни.

Затем те, кто выжил, пишут воспоминания. Поскольку страсть прославиться едва ли не самая сильная после страсти продлить свой род, постольку историки имеют достаточно большое количество материалов для своих исторических исследований.

Первичные записи, которые можно назвать литературой, относятся к эпохе начала крестовых войн. В большинстве своем это сухое и монотонное перечисление, кто на какую башню залез (если пишет непосредственный участник), или какой герцог куда повел (если пишет придворный, лично меча в руках не державший). Читая такие записи, нужно иметь в виду, что тексты были расширены теми, кто переводил их на современный язык со средневековых письмен, поскольку иначе они не всегда были бы понятны из-за отсутствия многих тогда не известных слов, во-вторых, что это перевод на русский язык.