Неземное тело - Куликова Галина Михайловна. Страница 21

– Будете рекламировать товар?

– В том числе, – согласилась она. – Однако Коля работает не только ради денег. Ему нравится приводить в порядок старые дома или делать что-нибудь совершенно потрясающее из новых. Впрочем, вы сами увидите!

– Вы давно женаты? – спросила Лайма, тронутая ее горячностью.

– Недавно. У Коли уже был один брак. И дети есть. Мы с ним сошлись, потому что родственные души. Я тоже занимаюсь дизайном, только компьютерным.

«Так, – подумала Лайма. – Если она хоть что-то понимает в этих ящиках, к Корнееву ее лучше не подпускать».

– Наверное, вы уже давно сюда переехали? – закинула удочку Лайма. – Все-таки отделка дома – дело не быстрое...

– Нет, недавно. Коля сначала бывал тут наездами, и только когда потеплело, переехал совсем. А я пару недель как подтянулась.

– А про черных людей вы слышали? – не удержалась и спросила Лайма. – Они как-будто прячутся в развалинах.

– Боже мой, это полная ерунда! – засмеялась Лена. – Мы с Колей ходили в те развалины – ничего особенного. Похоже, что раньше там был санаторий. А потом с ним что-то случилось...

«Интересно, что? – подумала Лайма с опаской. – Может быть, в санатории стали происходить странные вещи, и его эвакуировали? Или однажды в полнолуние в сторону болота ушел весь обслуживающий персонал? Боже, какая чепуха лезет в голову. Это все Лейтер виноват с его книгами».

Распрощавшись с Леной Дюниной, Лайма отправилась домой, воображая, что сейчас увидит Анисимова в поту. Он мог бы вызвать строителей и покончить с неприятным делом без шума и пыли. Но нет, этот интеллигент паршивый предпочитает строить забор своими руками! Если мужчина загорелся какой-то идеей, он превращается в танк.

Лайма уже подходила к своему участку, когда рядом скрипнула калитка, и из нее выглянул Олег Бабушкин. Был он все такой же небритый и обрюзгший, но на этот раз оделся в спортивный костюм с металлической искрой.

– Эй! – позвал он заговорщическим тоном. – Как вас там – Лайма? Идите сюда.

Обернувшись, она некоторое время смотрела на него, раздумывая, как поступить. Может, он зовет ее, чтобы сказать какую-нибудь гадость? За ним, судя по всему, не заржавеет.

– Зачем? – с подозрением спросила она.

– Идите, говорю! Не пожалеете. Да не пугайтесь, я приглашаю по-джентльменски.

Лайма пожала плечами и сделала несколько шагов, наблюдая за ним с опаской. В промежутке между приемами пищи людоед тоже может быть джентльменом.

– Извините, что я вам нахамил, – сказал Бабушкин, когда она подошла, и протянул руку. – Был слегка не в себе. Хочу помириться.

– Я не обиделась, – ответила Лайма и позволила потрясти свою ладонь, утонувшую в большой лапище.

– Хотите покурить? – спросил Бабушкин и отступил в сторону, приглашая ее войти.

– А ваша собака меня не укусит?

– Кто, Арчи? – хозяин рассмеялся. – Арчи не кусается. Ему вообще по фигу, кто ко мне приходит. Он только на Гракова реагирует, потому что тот его деликатесами кормит.

Лайма вошла вслед за Бабушкиным во двор его дома и тотчас увидела Арчи, который валялся на садовой дорожке.

– У нас, между прочим, чужие, – сообщил ему хозяин.

Арчи поднял глаза, посмотрел на Лайму и пару раз стукнул хвостом о землю. Она рассмеялась:

– Впервые вижу столь индифферентного пса! Почему он у вас такой тощий?

– Давай без «выканья», – предложил Бабушкин. – Ты вдова, я вдовец, чего чиниться?

– А дети у вас... у тебя есть? – спросила Лайма. – До сих пор поблизости я не видела ни одного ребенка. Иногда пролетают какие-то на велосипедах, но ясно, что они с другого конца поселка или вообще из деревни.

– У меня есть дети. Только они уже выросли, им со мной лето проводить в облом. Они так мне и сказали – в облом! Представляешь?

Бабушкин достал из кармана портсигар и торжественно его открыл. Там лежали аккуратные тонкие папироски – всего четыре штуки.

– Это что – самокрутки? – удивилась Лайма. – Я вообще-то без фильтра не курю.

– Да ты попробуй! Плохого не предложу.

Лайма, которая, сказать по правде, очень обрадовалась тому, что Бабушкин изменил поведение, решила не вредничать. Подумаешь – одна папироска! Чего только она в своей жизни не курила просто ради любопытства! А здесь – важная миссия!

Коттедж с такой же, как у всех, красной крышей стоял с распахнутой дверью. Однако Бабушкин не позвал Лайму внутрь, а повел к маленькой беседке, выкрашенной в сентиментальный розовый цвет.

– Когда цветут вишни, тут просто рай, – сообщил он, доставая из кармана дешевую пластмассовую зажигалку. – Я не большой любитель ковырять лопатой землю.

– Садовника у тебя нет? – машинально поинтересовалась Лайма.

– Да перед кем тут выпендриваться? – пожал плечами Бабушкин. – Экскурсии мне сюда водить, что ли? Главное, чтобы самому здесь хорошо было. А мне хорошо!

Он подождал, пока Лайма сожмет губами папиросу, и поднес ей огонек. Потом закурил сам.

– Ну как, нравится? – спросил он. – Это редкая вещь, табачок вручную собран.

– Потрясающе, – соврала Лайма.

На самом деле у табака был отвратительный привкус, и после дюжины затяжек Лайма сдалась.

– Не хочу больше, – призналась она, сняв табачную крошку с языка. – Но все равно спасибо, это было... познавательно.

– Антон сказал, Граков на тебя глаз положил? – ухмыльнулся Бабушкин, засунув портсигар обратно в карман.

– Что он еще про меня сказал? – ледяным тоном уточнила Лайма. – Сочиняет всякие небылицы!

– Да ладно, не бери в голову. Так ты пойдешь завтра в гости?

– Конечно, пойду, – запальчиво сказала она. – Чего бы мне не пойти?

– Отлично. Значит, еще пообщаемся. Я в дом тебя не зову, не прибрано у меня там. В другой раз, договорились? Мы с твоим мужем иногда вместе пиво пили. Если хочешь, я тебе как-нибудь на гитаре сыграю.

– Хочу, – мгновенно откликнулась Лайма.

– Я знаю, бабы любят, когда им песни поют. Просто бери вас голыми руками.

Лайма на всякий случай многообещающе хихикнула. Она была мастером раздавать авансы. И уходить в кусты, когда дело доходило до выплат по счетам.

Распрощавшись с Бабушкиным и пожелав Арчи всего самого наилучшего, Лайма выкатилась обратно на дорогу и тут почувствовала, что асфальт шатается у нее под ногами, словно палуба корабля.

– Не поняла, – пробормотала она. – Что это с моим вестибулярным аппаратом? Разве что меня от голода шатает? Надо было поплотнее поесть.

Она сделала еще несколько шагов, повисла на собственной калитке и въехала на ней в сад. Анисимов, который по-прежнему торчал на улице, поднял голову и посмотрел на нее с деланым равнодушием. За время ее отсутствия он ничего путного не возвел, хотя продолжал изображать кипучую деятельность.

Лайма отцепилась от забора и едва не упала. Заплетая ногу за ногу, она двинулась по дорожке к дому. И тут почувствовала, что у нее сильно жжет во рту. Открыла его и громко подышала.

– Что это с вами? – не выдержал и спросил Анисимов. – Плохо себя почувствовали? Заводить мотоцикл?

– Нет, – она помотала головой и неуверенно произнесла: – Почему-то у меня сейчас очень большой язык... Он не умещается во рту.

– Тогда высуньте его, – посоветовал мерзкий тип. – Пусть свисает вниз. Вам должно пойти.

Лайма потрогала язык пальцами и нашла на нем табачную крошку. «Боже мой! – сообразила она. – Бабушкин, гад, курит какую-то дрянь, недаром в его портсигаре лежат самокрутки. Как я сразу не догадалась?!» Она решила побыстрее идти домой и принять меры, сделала несколько быстрых шагов и чуть не свалилась. Анисимов все-таки не выдержал и подошел к ней, хотя всем своим видом изображал презрение.

– Где это вы надрались? – спросил он, решив, что нашел единственно правильное объяснение ее состояния. – Еще солнце не село.

– Солнце тут ни при чем, – ответила Лайма и посмотрела на него вприщур. – У вас лицо почему-то очень широкое. Ужа-а-асно широкое!

Она руками показала, какое у него лицо, и снова едва не упала. Анисимов вздохнул, взял ее под локоть и силой довел до крыльца. Заставил подняться по ступенькам и только после этого отпустил.