Тень с Севера. Страница 3
Кайя обняла ладонями теплые бока миски, вдохнула и зажмурилась от удовольствия. Плеснула несколько капель домовым духам и принялась за еду.
– Вот это другое дело, – одобрительно кивнул Охтэ.
Обычно строгий и немногословный, он нынче будто оттаял душой у очага. Взгляд его с нежностью был устремлен на жену и дочь.
«Когда-то я думал, что мне судьбой предначертано быть одиночкой, – думал он. – Однако боги судили иначе. Вы – дар богов, о котором я даже не мечтал…»
– А вот бы мне уметь наколдовать такую похлебку, – облизываясь, заявила Кайя. – Мы бы ели ее каждый день!
Нойда усмехнулся и быстрым движением пальцев взвихрил пар над похлебкой. Из пара соткалась призрачная птичка.
– Лови, вот тебе первый сайво!
Похожий на комок теплого пара воробей-оляпка порхнул девочке прямо за пазуху.
– Ой! – запищала та. – Щекочется!
– Когда-нибудь ты вырастешь и станешь гейдой, – сказал отец. – У тебя будет много грозных духов-помощников. Но вот этот, первый, данный в детстве, никогда не оставит тебя.
– Какой тепленький! Спасибо, атче!
– А люди говорят, что женщине с шаманом не будет счастья, – глядя на них, сказала жена. – Да что они понимают! Знаешь, Охтэ, когда ты вернулся домой из странствий, многие тебя до смерти испугались! Старухи рядили: «Где он бродил столько лет? Пусть живет один, он уже не сихиртя, а незнамо что! Может, даже оборотень!» Но меня разбирало любопытство. Я решила тайком поглядеть на могучего нойду. И стоило мне лишь увидеть тебя, я пропала… Поняла: пойду с тобой куда угодно…
Угли в очаге начали гаснуть, землянку окутал сумрак. Закончив трапезу, Кайя принялась тереть глаза.
– Ступай-ка спать! – приказала ей мать.
Кайя, зевая, полезла под косматую медвежью шкуру. Бурая шкура была непростой – на мездре темнели таинственные обережные знаки. Кайю они давно занимали, но отец отказывался разъяснять – дескать, мала еще! Лишь сказал, что они сторожат от злых духов, что бродят в сопках зимними ночами.
– А что за злые духи бродят в сопках?
– Будь спокойна, дитя. Под этой шкурой никакая нечисть тебя не найдет.
Кайя укрылась под ней целиком, погружаясь в глубину ее теплой тьмы. Оставила лишь щелочку, чтобы слушать беседу родителей, пока не заснет.
– Знаешь, Охтэ, я часто думаю: до нашей встречи ты прожил большую жизнь, – тихо говорила мать. – Ты рассказывал о странствиях по чужим землям и по трем мирам, но никогда не говорил о женщинах, которых любил…
Нойда вздохнул.
– Я никого не любил до тебя.
– Но неужели у тебя прежде не было жен? Ты ведь самый сильный из шаманов!
– Так попусту болтают люди, – отмахнулся Охтэ. – Впрочем, действительно, пока никто не побеждал меня в поединке, и мои духи неизменно оказывались сильнее чужих… Есть, правда, один нойда из саамских земель. Его имя сокрыто, мы знаем лишь прозвище. О нем говорят, что он побеждал даже богов… Но он давно покинул родные края.
– Покинул свое племя? За что же его изгнали?
– Видно, было за что. Неспроста его прозвали Убийца Бабушки.
– Ужас какой, – с отвращением произнесла женщина. – Боюсь даже думать, что натворил этот нойда!
– Это людям неведомо, – задумчиво отозвался Охтэ. – Ходит слух, что Безымянный нойда бросил вызов морской богине и даже лишил ее плоти… Может, поэтому он и покинул наши края! Не хотел накликать беду на свое племя, когда богиня найдет себе новое тело и вернется мстить. Я бы на его месте так и сделал…
– Ах, муж мой, как же повезло с тобой сихиртя! Под твоей защитой мы – что болотные уточки, поселившиеся под орлиным гнездом… Расскажи еще раз, как тебя поймали великаны-венья!
Шаман тихо засмеялся.
– Что ж, слушай. Гостил я тогда у печор, лесных сихиртя. Слышу – тяжелые шаги на крыше. Медведь – не медведь… Выглянул, и тут меня – хвать! Подняли в воздух, рычат по-своему… Я огляделся – трое великанов! Каждый чуть не вдвое выше человека. Косматые, бородатые, в железных рубашках, с топорами…
– Ужас!
– Это были венья – словене. Я молчу, не шевелюсь. Жду, что дальше будет. А они смотрят на меня… как на болотного духа! И то сказать, землянки лесных печор от кочки не отличишь. Целый день будешь собирать на крыше чернику и не догадаешься, что это дом… Так вот, великан подержал меня на весу, поставил наземь, попятился… Да все трое как дунули в лес!
К смеху женщины добавилось хихиканье из-под медвежьей шкуры.
– Потом уж мне суряне сказали, – продолжал шаман, – венья в самом деле считают нас, сихиртя, земляными сайво. «Чудь – не настоящие люди. Это маленькие духи, что живут в холмах…»
– Сами они не настоящие люди, – проворчала жена. – Почему они бродят по чужим землям, а не сидят, как мы, в угодьях предков?
– Видно, такими их создали боги. Взгляд венья всегда устремлен вдаль, за окоем. Они ходят неизведанными тропами, не боясь ни чужих племен, ни чужих богов. Словно Древо Душ, этот народ простирает свои ветви во все стороны… А мы, сихиртя, подобны… цветку-белоглазке. Ее малые лепестки еле видны среди мхов и камней, однако корни уходят чуть ли в самый Нижний мир. Вот почему сихиртя – ровесники богов…
– Так и есть, – убежденно ответила жена. – Недаром наше племя породило такого великого шамана, как ты! Расскажи что-нибудь еще! Ты видел женщин-венья? Они тоже великанши? Красивы ли они?
Охтэ досадливо усмехнулся… И вдруг напрягся.
– Что такое? – пробормотал он, глядя вверх.
Глава 2
Битва в дюнах
Могучий порыв морозного ветра ударил с неба, взвыл, прибил утекающую вверх струйку дыма. Остывающие угли полыхнули, пламя взметнулось в очаге.
На руках нойды волоски встали дыбом. Нет, это не просто буря! Охтэ явственно услышал, как испуганно смолкли камни очага. Взвизгнула снаружи собака, другая неуверенно тявкнула… И больше ни звука.
– Смотрите! Огонь!
Задремавшая Кайя высунула голову из-под шкуры – и с изумлением уставилась на очаг. Ничего подобного девочка никогда не видала. Языки пламени прямо на глазах становились зеленоватыми, затем – прозрачными. Огонь умирал, словно белоглазка на весеннем морозе.
Из котелка с недоеденной похлебкой вдруг мерзко потянуло тухлятиной.
– Во имя Отца Душ, что творится? – воскликнула мать.
Охтэ сидел неподвижно, закрыв глаза, – лишь голова медленно поворачивалась из стороны в сторону. На лбу выступил пот.
– Темные чары, – прошептал он. – Проклятие! Пурга была наслана врагом, чтобы запорошить мне глаза!
Рука нойды метнулась в сторону, к священной укладке позади очага, где хранился его шаманский убор. Он быстро нашарил шапку-птицу, возложил ее на голову. Кайя отчетливо увидела, как на широкой повязке распахнулись вышитые глаза, вглядываясь в невидимое.
– Ах вот как, – сквозь зубы прошипел мужчина. – Вот ты кто! И спустя годы не желаешь оставить меня в покое, ведьма Кэрр?! Ладно, посмотрим, кто кого!
Охтэ схватил колотушку и – уже не совсем человек – ударил в бубен, призывая духов. Губы его шевелились, называя одно за другим имена сайво-защитников. Замелькали тени во тьме. Воздух сгустился, наполнился многоголосым бормотанием.
– Спрячьтесь обе под шкуру! – приказал шаман, наклоняясь, чтобы выйти наружу. – Ни шагу за порог!
Дверной полог упал за его спиной, внутри землянки стало почти темно, только угли переливались зловещим зеленым светом. Кайя почувствовала прикосновение матери. Вместе они укрылись под обережной шкурой, дрожа и прислушиваясь к звукам снаружи. Вонь тухлой рыбы становилась все отвратительнее. Женщина потянулась было к котелку, желая выкинуть его наружу, но дочка схватила ее за руку:
– Нет! Отец сказал – нельзя!
Откуда-то сверху донеслись шорох и потрескивание. Кайя подняла взгляд – и замерла от страха. Шорох доносился с полки над очагом, где вялилось мясо и вокруг священного столба стояли костяные фигурки домашних сайво. Они-то и трещали, шуршали, обрастали шерстью и чешуей, скалились острыми клыками. Словно взбесившаяся собака, доброе и домашнее превращалось в хищное, чужое…